Анна Петровна редко заглядывала к ней, а будить – совсем не будила. Матрену, которая любила поспать, всегда будила Настасья – забегала к ней до зари и, смеясь, рассказывала что-нибудь забавное, случившееся с ней накануне. Непривычно было слышать с утра не Настасьин звонкий смех, а скрипучий голос свекрови. Матрена вспомнила ночные события и тут же проснулась, сон как рукой сняло.
– Уже бегу, маменька! – крикнула она свекрови в ответ.
Соскочив с кровати, Матрена быстро натянула на себя платье, заплела косы и спустилась в кухню. Свекровь уже вовсю хлопотала – растапливала печь, чтобы поставить туда пухлые ржаные караваи.
“Вот ведь кому не спится!” – подумала про себя девушка, споласкивая водой заспанные глаза.
– Где же Настасья? Почему не встает? – крикнула Матрена прямо в ухо женщине, чтобы та ее услышала.
– Настасья? Настасья-то наша приболела, пущай отлежится, – проговорила в ответ Анна Петровна.
– Как приболела? – растерянно переспросила Матрена.
Но свекровь уже не слышала ее, она схватила мешок с мукой, навалила на стол целую гору и принялась замешивать тесто на пироги.
– Давай, Матрешка, хватай ведра и ступай за водой к колодцу. Мне водица нужна. А потом Зорьку побегай доить, она уж, милая, заждалась. Да надо ее, родимую, в поле гнать.
Матрена взяла чистые ведра, повесила их на коромысло и вышла из дома. Позже, переделав все утренние дела, она только хотела навестить Настасью, но свекровь поручила ей новую работу:
– Беги, Матрешка, на базар, купи у Ермолаихи липового медку. Батюшка наш страсть как липовый мед любит. Пущай полакомится!
– У, Кощей несчастный, еще медом тебя кормить! – пробубнила себе под нос Матрена.
Повязав на голову платок, она взяла корзину и отправилась на базар. Купив у старухи Ермолаихи мед, она остановилась посмотреть яркие, цветастые платки. И в этот момент нос к носу столкнулась с Настасьей. У той на плечах был накинут новехонький платок – черный, с крупными алыми розами, с бутонами яркой, режущей глаз зелени и весь в золотой окантовке. Видать, только-только купила и тут же принарядилась. Щеки Настасьи раскраснелись от удовольствия, глаза засверкали, но увидев младшую невестку, она тут же ссутулила плечи, словно боялась осуждения, торопливо стянула платок, скомкала его наспех и сунула под мышку.
– Ты чего тут делаешь, Настасья? – удивленно спросила Матрена, – Анна Петровна сказала, что ты болеешь, а ты…
– Ну сказала и сказала. Мне, может, и правда, нездоровится!
Настасья сунула бабе с платками блестящую монетку и пошла прочь, высоко задрав голову. Щеки ее пылали румянцем, но взгляд был холодный и отчужденный.
– Тебе, поди, подсобить чем? – неуверенно спросила Матрена, дотронувшись до Настасьиного плеча.
Настасья сбросила ее руку и буркнула в ответ:
– Отстань от меня, Матрена! Не больна я. Просто Яков Афанасьич мне разрешил несколько дней не работать.
Матрена не нашлась, что ответить, лишь открыла рот от удивления, и Настасья скривила губы, резко развернулась и быстрым шагом пошла к дому.
– Платок, получается, тоже тебе Яков Афанасьич купил? – тихо прошептала Матрена.
Она думала, что ее никто не слышит, но тут вдруг позади неё раздался ехидный женский голосок:
– А что, Матрёшка, ты сама-то без нового платка? Со свекром неласкова, что ль?
Матрена резко остановилась, развернулась. Перед ней стояла Таисия – высокая, чернобровая девица с длинным и острым, как у коршуна, носом. Таисия была главной сплетницей на селе, она всегда все про всех знала. Ее так и прозвали – Таисия-всезнайка. Рот у Таисии был большой и никогда не закрывался. Матрена резким движением схватила любопытную девушку за руку и процедила сквозь зубы:
– Ну-ка, Таисия, ты известная сплетница! Рассказывай мне все, что знаешь!
– Ай! – вскрикнула девушка, – Ты, Матрешка, взбесилась, али чего?
– Рассказывай, Таисия, я ведь от тебя не отстану!
Глаза Матрены засверкали так, что Таисии померещилось, что из них сыплются искры. Она не понаслышке знала нрав Матрены. Как-то они столкнулись характерами на вечорке, решив переплясать друг друга. В итоге, веселая топотуха переросла в драку. Тогда они знатно потрепали друг друга – Матрена расцарапала Таисии левую щеку, а та в ответ выдрала ей целый клок волос.
– Да о чем рассказывать-то тебе, подруга? – насмешливым голосом спросила Таисия.
– Про свекра моего что знаешь?
Матрена прищурилась, глядя в хитрое лицо Таисии.
– А то будто сама не знаешь! – загадочно ответила та.
– Если б знала, не спросила бы! Я ведь тебя, Таисия, на дух не переношу, я б к тебе по собственной воле и не подошла бы никогда!
Таисия рассмеялась, запрокинув голову, выдернула свою руку из руки Матрены и воскликнула:
– Ой, подружка! Ну и дура же ты! Продала тебя твоя тетка старому снохачу, а ты и в ус не дуешь.
– Снохачу? – переспросила Матрена.
– Угу, – кивнула Таисия, – Все знают, что Яков Афанасьич – снохач. Сыновей своих он так рано женит, чтобы с молодыми снохами любиться. А ты думала отдыхать будешь, пока муженек твой не повзрослеет?
Матрена приоткрыла было рот, но ничего не сказала, отвернулась. А вредная Таисия, увидев растерянность на лице девушки, прощебетала весело:
– Ничего, недолго тебе осталось! Скоро все сама узнаешь. А потом вместе с Настасьей будешь новые платки на базаре выбирать, да глаза в сторону отводить.
Девушка рассмеялась дерзко и звонко. Матрена побледнела, опустила голову. Ей, наконец, все стало ясно. Теперь она поняла, к чему принуждает свекр Настасью. Кто такой снохач, она прекрасно знала. На вечорках девушки, собравшись плотным кружком, обсуждали разное, в том числе и запретные, стыдные темы – кто кого опозорил, кто от кого на сторону бегает, кто с кем по кустам целуется, кто родил без мужа. Снохачей тоже обсуждали и проклинали их, сплевывая через левое плечо по три раза, чтобы, не дай бог, кому-нибудь не попасть в такую кабалу. И вот она, Матрена, попалась. В голове у девушки никак не укладывалось, как родная тетя могла с ней так поступить.
– Чего приуныла, Матрешка? – веселым голосом спросила Таисия, – застращала я тебя?
Матрена вскинула голову, сжала зубы.
– Не выдумывай! – ответила она, дерзко взглянув на Таисию, – ты знаешь, что меня напугать сложно. Уж я за себя постоять сумею.
Таисия запахнула кружевную шаль на груди и усмехнулась.
– Ну-ну… – сказала она и, развернувшись, пошла прочь.
Матрена тяжело вздохнула. Надо было возвращаться домой, Анна Петровна, наверняка, ее уже потеряла, снова будет ругаться на весь дом. Но вместо того, чтобы идти домой, Матрена побрела к тетке Серафиме. Женщины дома не было, и ей пришлось около часа ждать ее на крыльце – двоюродные сестры не пригласили в дом. Они осмотрели Матрену с ног до головы недовольными взглядами и захлопнули дверь перед ее носом.
– Мамка не велела тебя пускать, сестрица! – донеслось до Матрены из-за закрытой двери.
– Вот ведь сестрички, дуры неблагодарные! – вздохнула она.
Пока Матрена ждала тетку Серафиму, девушки то и дело подсматривали за ней сквозь щель между занавесками. В конце концов, Матрене так это надоело, что она встала перед окном и, убедившись, что поблизости никого нет, задрала подол длинной юбки и показала любопытным сестрицам голый зад. Потом резко повернулась и взглянула сначала на одну, потом на другую.
– Ну? Все высмотрели, что хотели? Или еще чего показать?