Стрекоза

– Черт! – воскликнула я и от негодования укусила моего “спасителя” за плечо.

Тот вскрикнул, и тут же два санитара схватили меня за руки и за ноги, прижали к носилкам, умело и быстро пристегнули ремни.

– Суицидница? – строго спросила женщина-врач, тонкая и хрупкая по сравнению с крепкими, здоровыми мужчинами.

Она проверила мои зрачки, пощупала пульс, а затем распахнула свой чемодан с лекарствами и стала наполнять шприц прозрачной жидкостью. Я страшно разозлилась.

– Нет, вы чего? Я часто сюда прихожу полюбоваться видом, – как ненормальная заорала я.

– Девчонка явно не в себе. Едва не сбросилась с крыши. Я ее с самого края снял. С самого края! Еще бы несколько сантиметров и… все! Лежала бы лепешкой на тротуаре, как моя сестра, – торопливо проговорил мужчина, потирая прокушенное плечо.

Боль от укола пронзила меня насквозь. Я вскрикнула и громко выругалась. А потом мне стало так обидно от того, что в очередной раз все в моей жизни идет не так, как я хочу, что я сморщилась и разревелась. Горячие слезы текли по лицу и скатывались в ушные раковины.

– Молодая ведь еще, а дома-то, наверняка, родители ждут, нервничают!

Голос мужчины звучал трагично. Мне хотелось, чтобы этот дурак заткнулся. Но он все бубнил и бубнил. Молодые, крепкие санитары с равнодушными лицами взяли носилки и понесли меня вниз по лестницам, перед моими глазами медленно плыл грязно-белый потолок, и время от времени мелькали тусклые лампочки. Я ревела, но вскоре, под действием сильного снотворного, уснула – резко, словно провалилась не в сон, а в серую яму, наполненную пустотой…

***

Проведя несколько недель в психиатрической клинике, я вернулась домой. Поначалу я вела себя идеально, училась дистанционно, готовилась к экзаменам, не включала больше музыку на полную катушку, не наносила на лицо боевой раскрас, но отец все равно относился ко мне так, будто я невменяемая. Последней каплей стало то, что он нанял сиделку – строгую, неприступную тетку, которая контролировала каждый мой шаг и не выпускала на улицу. Отец больше не доверял мне и боялся оставлять дома одну, как будто я тут же сигану из окна или надышусь газом. Самое ужасное, что могут делать родители – не верить детям. Очень скоро я не выдержала гнета и постоянного недоверия со стороны отца, сорвалась и убежала из дома. Какое-то время я скиталась по улицам в одиночестве.

В те дни я написала Нику сотни сообщений, мне некуда было идти, и я рвалась приехать к нему, но он не отвечал мне. А потом я познакомилась с какой-то компанией, которую встретила в подворотне, и неделю тусовалась с ними по чердакам, подвалам и каким-то вонючим бомжатникам. Большинство из этих ребят были наркоманами и вели аморальный образ жизни, но с ними, такими же одинокими и непонятыми, мне было лучше, чем дома. В алкогольном дурмане стрекозы летали вокруг меня еще чаще, но мне уже не было до них дела.

В этой сомнительной компании у меня появился парень – наркоман Савелий с печальными глазами. Он был со мной нежен и ласков, воровал мне шоколад и жвачки в супермаркетах. Сначала мне было стыдно от того, что я как бы предаю Ника, но телефона у меня не было – Савелий продал его, чтобы купить себе очередную дозу, поэтому постепенно мои угрызения совести сошли на нет.

Потом Савелия сменил Артур, главарь нашей группировки. Но он был слишком необузданным и злым. Я его не любила, просто дико боялась вспышек его бешеного гнева. Мне даже казалось, что он может убить меня. Однажды мы повздорили, подрались, Артур выхватил нож и замахнулся на меня. И тут я почувствовала, что со мной творится что-то неладное. У меня как будто выросли огромные зубы. Я скалилась и не могла закрыть рот. Артур испуганно отпрянул от меня и схватился за голову, вероятно, думая, что у него глюки от алкоголя, перемешанного с чем-то еще более сильным. Он, кстати, бросил меня из-за этого случая.

Кончились мои приключения тем, что отец все-таки разыскал меня с помощью своих знакомых. Меня вытащили из какого-то бомжатника в одной майке и трусах и увезли домой. Отец посадил меня под замок, я в ответ закатила ему истерику, разбила окна в своей комнате и порезала вены стеклом. Отец снова вызвал врачей. Меня увезли в больницу и стали лечить от нервного срыва и от психического расстройства.

Так повторялось несколько раз: Я сбегала, пряталась, связывалась с непонятными компаниями. А отец искал меня и находил. Своим недоверием он сам доводил меня до новых срывов, а потом сам же вызывал врачей. Может, ему стало удобно – сдавать меня в психушку, и несколько недель жить спокойно?

***

Честно признаюсь, я не заметила, как пролетело два года. Кажется, я проспала большую часть этого времени. А потом я друг поняла, что скоро мне исполнится двадцать. Уже двадцать! У моей мамы в двадцать лет уже была я, а я все еще считала себя сложным подростком. Конечно, эти два года принесли мне немало перемен. Я не слушала больше тяжелый рок, не носила вызывающую одежду, не встречалась с плохими парнями. Я отрастила длинные волосы и даже кольцо из носа, и то давным-давно вынула и выкинула в унитаз.

Стало ли мне лучше? Не знаю. Сама я изменилась, стала спокойнее от лекарств, но стрекозы продолжали летать у моего лица, мама иногда садилась на край моей постели и грустно смотрела на меня. Так что, можно сказать, ни одно лечение мне до конца не помогло. И вот, недавно, когда я вернулась домой из клиники, где пробыла последние шесть недель, отец торжественно сказал, что хочет отвезти меня туда, где мне, по его словам, точно помогут.

– Это похоже на пансионат, только находится он не в городе, а на лоне природы, – с горящими глазами сказал отец, – там гарантируют излечение не только души, но и тела. Представь, что ты, как в детстве, поедешь в пионерский лагерь! К осени вернешься домой, как новенькая.

Наученная горьким опытом, я ничего не ответила, лишь отвернулась и тяжело вздохнула. Мне не хотелось никуда ехать, я хотела пожить дома, ощутить себя человеком, а не пациентом с психическим расстройством. Мне хотелось лишь одного – чтобы отец ушел из моей комнаты, оставил меня хоть ненадолго одну. Но он все говорил и говорил, избегая смотреть мне в глаза, глядя куда-то в потолок.

– А расположен этот пансионат в Карелии! – воскликнул отец, – Я однажды был там. Мне кажется, там сама природа лечит!

– Где? В Карелии? – удивленно переспросила я.

– Да-да! Место называется Лай…Лаайниккен, – еле выговорил название отец.

Мои глаза округлились от удивления. Я тут же вспомнила о том, как мы с Ником когда-то договаривались сбежать в Карельские леса, жить там дикарями, ловить рыбу в чистейших озерах и варить грибной суп на костре… Точно уже не помню, но было что-то в этом духе. Как же давно это было! Казалось, что не два года прошло с тех пор, а целая жизнь.

– Только представь, Дана! Природа, лес и озеро, которое с древних времен известно своей чудодейственной целительной силой, – не умолкал отец, – У хозяйки этого места, шаманки Анны, есть особый метод лечения душевнобольных. Она называет своих пациенток «сестрами Някке». Звучит странно и необычно, правда? Някке – это дух-хранитель одного из карельских озер, в которого там все поголовно верят. Он-то и дарует таким, как ты, исцеление. Так написано на их сайте.

– Някке? – переспросила я, широко улыбнувшись.

– Някке, – вполне серьезно ответил отец.

– Пап, вот скажи мне! Ты, взрослый, умный человек, веришь в то, что в озере живет дух по имени Някке?

– Бывают ситуации, когда человек готов поверить во что угодно.

Отец насупился, помолчал, потом встал, взъерошил свои волосы и снова заговорил::

– Это ведь не бесплатно, Дана Цены у них там, надо сказать, заоблачные. Но зато, наверняка, есть гарантия.Современные духи тоже требуют денег. В нашем мире за все платить, вот так-то…

Мы оба рассмеялись, и отец подошел ко мне и обнял меня за плечи.

– Не знаю, пап, – сказала я, заглянув отцу в глаза, – звучит так, будто это секта. Мутно все как-то. Меня там не расчленят?

Отец взял меня за руки и крепко сжал их, как будто через рукопожатие хотел передать мне свое воодушевление.

– Метод работает, это главное, Дана! Я читал отзывы реальных людей. У одного мужчины сестра была больна шизофренией. Так вот, недавно она вернулась оттуда полностью здоровой. На сайте даже интервью с ней есть.

– Пап, шизофрения не лечится. Ни один дух не способен избавить человека от неизлечимого недуга, – безразлично произнесла я.

– Ты сейчас говоришь нудно, как врач, Дана, – вздохнул отец, – мне тоже было сложно в это поверить, но та девушка сейчас живет обычной жизнью.

После этого отец приволок из кладовки большой чемодан и радостно проговорил:

– Завтра с утра выезжаем. Ехать туда часов семь, если не больше, поэтому будь готова отправиться в путь рано утром. Собери вещи сегодня, а лучше прямо сейчас.

– Хорошо, как скажешь, – послушно ответила я, а про себя подумала, – Ты же все равно от меня не отстанешь!

Когда отец ушел на кухню, я задумчиво уставилась в потолок. Возле переливающейся люстры летали черные стрекозы. Я зажмурилась, помассировала виски, потом достала из кармана телефон, задумчиво покрутила его в руках, нашла давно позабытый номер Ника и набрала сообщение:

«Привет! Не знаю, зачем пишу. Скорее всего, ты давным-давно удалил мой номер… Это Дана. Завтра я еду в Карелию. Отец везет меня на лечение к какой-то шаманке. Я сразу вспомнила о тебе…»

Через пару минут телефон завибрировал, и я вздрогнула.

“Я рад, что ты объявилась, Дана! Может быть, увидимся!”

Я вздохнула, подошла к книжной полке и достала из “Трех мушкетеров” потрепанное фото Ника. Улыбнувшись, я на пару секунд прижала фото к губам. Весенний ветер рвался в открытое окно, трепал мои волосы. Я открыла чемодан и начала небрежно кидать в него первую попавшуюся одежду из шкафа. Тогда я еще не знала, что там, куда я еду, одежда мне не понадобится…

Глава 2

Мы ехали долго – большую часть времени по трассе, а когда свернули на грунтовую дорогу, то мне стало казаться, что ей не будет конца. Но навигатор вел нас вперед. А потом у отца ни с того, ни с сего вдруг заглохла машина. Я открыла глаза и посмотрела в окно. По обеим сторонам дороги возвышался лес, все здесь было величественным, диким и безумно красивым. Но при этом мне было не по себе – грудь то и дело сжималась от страха и волнения. Я пыталась представить себе место, в которое мы едем. На сайте, который мне показал перед отъездом отец, было несколько красивых фотографий – озеро, скалистый берег и такой же, как здесь, высокий, загадочный лес. Вот только я никак не могла представить во всем этом природном великолепии себя.

Пока отец нервничал и пытался разобраться в причине поломки, открыв капот и ворча себе под нос, я вышла размять ноги и с наслаждением потянулась, вдохнула чистый лесной воздух полной грудью.

Вокруг было тихо. Но эта тишина была иллюзорной. Из лесной чащи слышался скрип деревьев, пение неведомых птиц и шорох листьев, а воздух был наполнен терпкими ароматами леса. Меня вдруг бросило в дрожь, хотя на улице было довольно тепло. Я поежилась и обхватила себя руками. Интересно, что будет со мной, когда мы доберемся до места, если уже здесь я трясусь и нервничаю от близости дикой природы? Я порылась в рюкзаке, нашла блистер с таблетками и проглотила одну.