История Странноприимного дома

«…В правой руке хлебных колосьев, в левой сосуда здравия, подавая бедной женщине с грудным младенцем, под видом колосьев, хлеб насущный; а других исцеляет, представляя дряхлому старику, сидящему на голом камне, сосуд здравия».

Сверху был расположен евангельский девиз: «Милосердова» (10:33, Евангелие от Луки), внизу – надпись «От Правительствующего Сената 1804 год». Но лишь в 1820 году медаль смогли изготовить и вручить единственному сыну Шереметевых – молодому графу Дмитрию Николаевичу.

В 1804 году граф Николай Петрович Шереметев уже написал духовное завещание. Он обращался к сыну – просил похоронить его там, «где любезнейший и драгоценнейший чувствиям моим прах моей супруги, а твоей матери графини Прасковии Ивановны…» Говорил о том, что место для будущей могилы уже выбрано и приготовлено (обложено камнем). Сделана уже и могильная доска. Роскошной прощальной церемонии – как и величественного надгробного памятника – граф не хотел: просил, чтобы православный обряд прощания был более чем скромным. Не хотел и траура – просил близких обойтись без него: «…Траур виден на лице и в добрых поступках, ибо сердечное сокрушение человека часто на благие дела его направляет».

Позаботился граф и о строящемся Доме (в завещании указаны все суммы, определяемые на его содержание): «Сыну завещаю, наблюдая обязанность и должность истинного христианина во внимании к человечеству, страждущему в болезнях и бедствующему от несчастных приключений, иметь неусыпное попечение о предписанном устрояемом в Москве Странноприимном доме, дабы оный навсегда существовал на твердом основании».

Достигнув совершеннолетия в 1824 году, граф Дмитрий Николаевич принял обязанности попечителя Дома и оставался им еще 47 лет – до конца жизни (1871 год).

«Поставляя неусыпное об оном Странноприимном доме попечение делом богоугодным, – добавлял в завещании граф, – исполнять оное с истинным удовольствием». Забота о Странноприимном доме становилась обязанностью всех последующих поколений Шереметевых.

В помощь Кваренги Шереметев пригласил других знаменитых мастеров: живописца Доменико Скотти, скульптора Гавриила Тихоновича Замараева, скульпторов Фортини и Кампиони, резчика по дереву Эрке.

В проект были внесены значительные поправки. С внешней стороны центра фасада теперь возводили полукруглую ротонду – из двух рядов белокаменных колонн. Фронтон предполагалось украсить «всевидящим оком» с лепным сиянием вокруг. В четырех нишах поместили скульптуры евангелистов Марка, Луки, Иоанна и Матфея.

Эскиз работы Кваренги

Архитектор позаботился не только о красоте, но и об удобстве строения: был спроектирован внутренний теплый коридор, чтобы жители Дома могли без затруднений перемещаться из левого крыла в правое. По рисункам зодчего строители возвели ограду Дома (расходы на работы составили 6100 рублей): 20 железных решеток укрепили между белокаменных столбов (на каменном же основании). Ворота из восьми колонн расположились в центре ограды. Зодчий приготовил рисунок для каждой детали – как внешнего, так и внутреннего облика Дома (карнизов, барельефов и т. д.), составил проект строительства для каждого из четырех флигелей: Сухаревского, Спасского, Главного смотрителя и Докторского.

Трудности начались, когда приступили к выполнению проекта. Кваренги не мог отлучаться из столицы (Петербурга) надолго; нужен был кто-то другой для наблюдения за строительством и воплощением в жизнь намеченных знаменитым архитектором целей. Руководство работами предложили первому зодчему – Е. С. Назарову, но тот отказался от выполнения нового проекта. Тогда граф решил прибегнуть к помощи крепостных архитекторов Миронова и Дикушина. Но зодчий Кускова Алексей Федорович Миронов был уже очень стар – здоровье не позволяло справиться с обязанностями. А помощник его, Григорий Дикушин, не обладал необходимыми способностями. В итоге Малиновский пригласил нового заведующего стройкой – Франца Ивановича Кестнера (он принимал участие в строительном надзоре за Сухаревой башней). Алексею Федоровичу Миронову поручили готовить сметы и планы на работы. Сделанное он представлял на утверждение Малиновскому. Фактически главный смотритель долгое время сам заправлял всеми делами по возведению зданий. 23 мая 1804 года А. Ф. Малиновский писал Шереметеву: «…Сам редкий день пропускаю о всем своими глазами удостовериться». Протоиерей Федор Малиновский очень беспокоился за сына. В письме графу 21 марта 1804 года он сообщал, что тот, «будучи болен, томит себя делом по ночам и, не давши оправиться после болезни, ходит на строение». 22 мая 1804 года произвели закладку всех четырех флигелей.

Приступили к внутреннему облику нового храма Живоначальной Троицы. Правый придел его был освящен в честь Святителя Николая Мир Ликийских Чудотворца, левый – в честь Святителя Димитрия Ростовского. С западной стороны с церковью соседствовала колокольня. В скором времени там должны были зазвонить пять колоколов из бывшего Ксенинского храма.

Прославившийся своими росписями московских церквей итальянец Доменико Скотти на внутренней стороне купола церкви Живоначальной Троицы изобразил «Триипостасное Божество в славе», а под куполом – четырех евангелистов. Тридцать шесть икон – во всех трех иконостасах – также написаны им.

В алтаре на горнем месте находилась большая картина Скотти «Коронование Богоматери», в царских вратах – шесть образов, принадлежащих его кисти (им же были украшены и все стены церкви). Эскизы всех лепных украшений – как в храме, так и на фасаде – были созданы Кваренги.

Воплотил замысел великого архитектора Гавриил Замараев, лучший скульптор Первопрестольной. На боковых стенах храма он же изваял два белых барельефа: «Воскрешение Лазаря» и «Избиение Иродом младенцев». Его рукой были созданы и все архитектурные украшения в столовом зале, во впадинах над нишами, коленопреклоненные ангелы в иконостасе. Шереметев был в восторге от искусства Замараева и сверх обговоренной суммы в 100 рублей заплатил еще 400. Фигуры апостолов в 1817 году предоставил Дому скульптор Фортини. «Воскресение Христово», написанное Николаем Аргуновым, крепостным живописцем Шереметева (автором портрета Прасковьи Ивановны), привезли в Странноприимный дом в 1808 году. Орнаменталист Кампиони работал над колоннами, расположенными перед трапезной и перед иконостасом. Художественной резьбой по дереву занимался Эрке. 10 июля 1806 года, по завершении основных работ, митрополит Московский Платон разрешил увенчать купол нового храма позолоченным крестом.

Одновременно со строительством велись работы по устройству будущего сада Странноприимного дома. Руководил ими Маннерс, останкинский садовник. Старые постройки сносили, стараясь не трогать деревьев, а на освободившемся пространстве высаживали новые растения. На месте древней Ксенинскои церкви установили памятный знак – три (по числу престолов) каменные горки с деревянными крестами.

Дом еще не был открыт, а уже обращались к главному смотрителю Малиновскому за помощью неимущие москвичи (согласно записке Шереметева к дню открытия Странноприимный дом полагалось полностью укомплектовать). Как только опубликовали «Учреждение…», Алексею Федоровичу стали вручать прошения о денежной помощи или принятии в богадельню. До 1807 года он лично проверил многих просителей (опять же по инструкции, разработанной самим Малиновским и утвержденной Александром I), о чем докладывал графу Шереметеву: «В течение трех лет многие бедные люди являлись ко мне с письменными и словесными просьбами о разных вспоможениях. Ни отказывать им, ни обнадеживать я права не имел, а записывал только для памяти имена их, а некоторых при удобном случае освидетельствовал». 28 октября 1807 года Малиновский сообщал Николаю Петровичу, что все работы по строительству здания «генерально проведены к окончанию», добавляя, что «красивость и прочность во всем строении такова, что для самой зависти трудно сыскать хулу». До начала работы больницы оставалось еще три года, но уже был назначен старший доктор: им стал шотландец Яков Вильгельмович Кир, проработавший впоследствии здесь 32 года.

В 1808 году Алексей Федорович направил графу в Петербург «реестр по алфавиту прозвищ». Каждое имя сопровождалось результатами его наблюдений – краткими сведениями о просителе.

Так, о вдове-полковнице Анне Римской-Корсаковой главный смотритель сообщал: «Стара; была в плену у черкес и там лишилась имения и детей, оттуда искуплена». Упоминая об отставном титулярном советнике Федоре Рейлисе, указывал: «Негодный человек, под судом за утайку денег, но жена и малолетние дети возбуждают к соболезнованию».

Были и те, кому Алексей Федорович помогал лично. «Единовременного вспоможения» просил семилетний «Беляев Василий Николаев, сын действительного статского советника, внук знаменитого морехода англичанина Беринга». Рядом с его именем Малиновский приписал: «Дитя мне известное, в котором по сиротству и неимуществу я интересуюсь. А. М.».

Шереметев заблаговременно, составляя завещание, позаботился о том, чтобы назначить попечителем Странноприимного дома генерал-майора Василия Сергеевича Шереметева (по причине доверия к известным ему добродетельным качествам Василия Сергеевича, «в том числе по скромному житию и бережливости от расточения, похвальному попечению о воспитании детей своих в добродетели и в благоправии и потому в несомненной надежде на добрые их, детей его, соответственно отцовским, качествам, а дабы все недвижимое навсегда осталось в роде Шереметевых…»).

2 января 1809 года граф скончался от сильной простуды.

О, если Шереметев к дням

Своим еще прибавил веку…

Так впоследствии напишет Державин.

Граф пережил жену всего на шесть лет. И, как и она, не стал свидетелем открытия Странноприимного дома. Но он оставил этот мир, будучи спокойным за свое дело: оно было в надежных руках соратников, которые позаботились о том, чтобы все его замыслы и благие намерения были воплощены в жизнь.

Впоследствии среди документов Дома, относящихся к 1810 году, было обнаружено стихотворение, поводом к которому стало получение автором «известия о болезни графа Николая Петровича Шереметева». Были в нем и такие строки:

Ужель, Владыко мой, из множества несчастных,

Призренных милостью примерной под луной,

Нет десяти, грехам смертельным непричастных,

Которых мог бы вопль услышан быть тобой.

Как много есть сирот, которы с колыбели

Воззвали бы к тебе, взор устремив горе,

Когда б они о том понятие имели,

Что благодетель их страдает на одре.

Воздвигни хоть для них ты мужа благотворна!

Он много сделал им и делает добра;

Тебе, Бог благости, смерть лютая покорна:

Рцы слово – и твой раб воспрянет от одра.

Граф Василий Сергеевич Шереметев

Новому попечителю приюта и больницы – генерал-майору Шереметеву – Малиновский вручил строительные отчеты за 1803–1810 годы и доложил «о готовности всего строения». 28 марта 1810 года прошло первое заседание совета по подготовке Странноприимного дома к открытию: были определены расходы на заведение аптеки и приобретение хирургических инструментов. Из графских домов – воздвиженского, останкинского, кусковского – доставили будущее убранство учреждения. Из Петербурга привезли портреты Николая Петровича и Прасковьи Ивановны.

Руководить обустройством дома стал опекун маленького графа Дмитрия П. Н. Духовницкий. Для богадельни были куплены железные койки с матрацами, обтянутыми тиком. Каждому призреваемому полагались две тиковые перовые подушки, три перемены холщовых наволочек, один затрапезный халат. Позаботились и об одежде: женщинам выдавали по байковому капоту, три чепца, два платья. Мужчинам – сюртучные пары из холста, байки и сукна, а также пару колпаков.

В женском отделении больницы поместили Тихвинскую икону Божией Матери в серебряном окладе. Образ был чтим Шереметевыми. До того как икона попала в Дом, перед ней молились прихожане Ксенинской церкви. В богадельню (тоже в женское отделение) определили икону «Тайная вечеря» и Федоровскую икону Царицы Небесной (внизу на финифти было подписано: «Сей образ перешел из Ксенинской церкви в Троицкую, что в Странноприимном графа Шереметева доме»).

Из Ксенинского храма перешел в храм Живоначальной Троицы и образ Казанской Божией Матери: в нем хранилась частица мощей святителя Николая Чудотворца. Были в новом храме и образ святителя Димитрия Ростовского, и икона Святой Троицы (с тремя серебряными венчиками). В церкви Дома появились первые святыни.

Незадолго до торжественного дня открытия Малиновский по завещанию Шереметева распределил деньги на вклады в храмы и благотворительные заведения. Помогли бедным, которым не хватило места в богадельне, невестам-бесприданницам, родственникам «на пристойное погребение бедных»; совершили «искупление из темниц» сидевших за мелкие долги. «Я не надеюсь ничем другим успокоить страждущий мой дух, – записано в напутствии Шереметева, – как только одним пособием для бедствующих, а потому, желая окончить давно уже начатое строение Странноприимного дома, сделал я предложение к устройству оного, отделяя знатную часть моего иждивения».

В завещании сыну Дмитрию граф сообщал, что учреждение дома милосердия было сделано «во взаимном и тайном согласии нашем с матерью твоею, еще при жизни ее, – облегчить страждущее человечество, а по кончине ее произведено в действо учреждением Странноприимного дома и разными вспоможениями бедным по ее завещанию».

Открытие учреждения состоялось 28 июня 1810 года (спустя 101 год и один месяц после того, как дед Шереметева одержал победу под Полтавой). На торжество пришло множество московских жителей разных рангов и сословий. Шумиха вокруг благотворительного заведения не утихала, в огромном количестве появлялись восторженные стихотворения. В одном из них основатель Дома сравнивался с самим Творцом:

Кто сирых милует и помнит о вдовах,

Кто мужа сим собой, отца тем заменяет —

Тот Богу в благости делами подражает,