– Решил остепениться? Перебраться на сушу?
– Да, сэр.
– Но лодка для рыбной ловли все равно нужна?
Джек криво ухмыльнулся.
– Как же без рыбы? Всегда должен быть путь к отступлению.
– Черт, – вдруг хохотнул он. – Как же мне повезло с этим кораблекрушением. И что бы со мной было иначе? Одно слово – Судьба! И Мария! И в жизнь бы мне не получить столько денег…
Я ничего не понял из его нелепых отрывистых восклицаний. Но он, казалось, считал верхом счастья, что мы разбились на этом острове. А я подумал о сидящей на скале «Елене», о людях, погибших во время крушения. Мне оно тоже дало немало. То, что я никогда не получил бы, не разбейся «Елена» о рифы именно здесь, именно в это время. Но благодарить за это Бога и судьбу? За смерти, которые стали платой за наше избавление? Мне было страшно даже думать об этом.
– Идем отсюда, – сказал я. Мне не хотелось больше оставаться с ним наедине.
Мы вышли под открытое небо. Женщины стояли рядом, плечом к плечу. На лице Эмили я заметил легкое беспокойство, наверное, она все же не слишком доверяла Джеку, хоть он и стал внешне напоминать порядочного человека.
– Что там? Что это за судно?
– Ничего, – ответил Джек. – Просто трухлявый галеон работорговцев.
Я посмотрел на Джека. А он пожал плечами.
– А вы думали, откуда в трюме столько мертвецов?
– Там внутри мертвые люди? – ахнула Эмили.
– Просто старые кости.
– Но как этот галеон сюда попал?
– Я думаю, чума, или еще какая хворь, скосила весь экипаж. А галеон, будучи неуправляемым, носился по морю, пока его штормом не выбросило сюда.
Мария попятилась.
– Несчастные люди, – сказала Эмили. – Их вырвали из родных мест обитания, чтобы они умерли такой страшной смертью.
– Их жизнь была бы немногим лучше.
– Работорговля – это просто отвратительно, – сказал я. – Охотиться на людей как на зверей, а затем продавать их на рынках, будто овец, оправдывая это тем, что у них более темная кожа. Просто поразительно, как все просвещенное общество считает это приемлемым.
– Да, – усмехнулся Джек, – кости-то у них такие же белые как у нас, можете убедиться в этом.
Эмили бросила на него гневный взгляд, а Джек как ни в чем ни бывало продолжал:
– Да и немало наших белых собратьев трудится на плантациях, словно негры.
– Вы говорите о преступниках и должниках, отправленных на плантации, чтобы трудом искупить свою вину или отработать долг?
– О да, мадам. Ведь и они тоже люди. Но считаются с ними не более, чем с теми овцами, с которыми сравнил рабов ваш муж. К тому же срок их работы конечен, а значит, хозяин из него выжмет все, что сможет. Да, эти люди оступились, но и те, что в трюме не все поголовно агнцы божии.
По лицу Эмили, я понял, что она не согласна с Джеком, и все же как лучшая из жен, сама последовала совету данному ею мужу, и не стала далее спорить с ним. Она повернулась ко мне.
– Не могли бы мы предать земле по христианскому обычаю останки этих людей?
– Эти люди не следовали христианским обычаям, мадам, – снова вмешался Джек. – Я думаю, им бы не понравились ваши похороны. Не стоит тратить на это силы и время, они нам могут пригодиться для другого.
– Джек прав, Эмили.
– Зачем же вы привели нас сюда?
– Я звал сюда лишь вашего мужа. Но… здесь не так уж много развлечений, думал, вам будет интересно.
Она наградила его еще одним гневным взглядом.
– Вы были необыкновенно любезны, когда поначалу решили не разговаривать с нами. Почему вы изменили этому решению?
Он философски пожал плечами и повторил:
– Здесь не так уж много развлечений… это ведь ваши слова.
Эмили возмущенно посмотрела на меня, но меня их перепалка только позабавила.
– Эмили, дорогая, мистер Джек просто шутит. Нас ведь здесь всего четверо, будет правильно, если мы станем держаться вместе.
– При этом нам вовсе необязательно вести светские беседы, – бросила она и, развернувшись, зашагала обратно. Мария засеменила следом.
– Ваша гордая женушка не покалечится одна на тех камнях?
Я покачал головой.
– Мария ей поможет.
– Да. Мария – умница. Надеюсь, она поможет и мне. И хорошо бы, прямо сегодня.
А ведь Эмили права. Я уже с тоской вспоминаю те времена, когда Джек не разговаривал с нами.
VI
Не смотря на мое заявление о необходимости держаться вместе и всеобщее с ним согласие, в тот вечер я остался один. Эмили пребывала в дурном расположении духа. Возможно, обижена тем, что я не поддержал ее в споре с Джеком. А сам Джек куда-то пропал вместе с Марией. Так и не сумев разговорить жену – на вопросы она отвечала односложно и не делала никаких попыток поддержать беседу – я решил оставить ее и в одиночестве бродил по берегу.
Буря давно умчалась куда-то на юг, и море шумело теперь не так сильно, равномерно накатываясь на берег. Джунгли дышали мне в спину накопленным за день теплом, от воды веяло прохладой. Отовсюду доносились запахи цветов и щебетание птиц. Просто райское место, но я бы все отдал, чтобы оказаться в многолюдном сером городе на берегу вонючей реки. Я никогда не был в Лондоне и вообще в Англии. Мои отец и мать были родом оттуда, но сам я родился и всю жизнь прожил в Вест-Индии. Теперь же волею судьбы я стал наследником людей, которых никогда не видел, и получил в собственность место, в котором никогда не бывал. И я должен был всеми силами стремиться туда. Ради Эмили.
Я резко остановился, когда понял, что не один на берегу. Кажется, я нашел Марию и Джека. Более того, застал их в разгар одного из тех самых «свиданий», о которых говорил Джек. «Нежная и ласковая, но не дается», – вспомнил я его слова. Что, если у нее на это есть причины? Что, если она и не собирается «даваться» ему? Что, если Джек попытается силой получить свое, хотя и уверял меня в обратном?
Какое-то время я колебался. Должен ли я вмешаться, как порядочный человек? Чем это будет? Помощь даме в трудную минуту или вмешательство в ее личные дела? Особенно если учесть, что между ними уже было. Кажется, Мария не возражала против того обращения, что оказывал ей Джек.
Я решил уйти, пока меня не заметили, но сделав лишь несколько шагов, услышал невнятные глухие крики Джека, потом звук пощечины, а затем уже вполне отчетливые грязные ругательства.