– Мой Женя потрясающе готовит! – с гордостью за «жениха» сказала я.
– Дашка, имеет смысл поменять Женю на Семёна! Я же знаю, от твоего мужа на кухне никакого проку, одни только убытки хозяйству! – прыснула Карина.
– Нет, ну почему же, – неубедительно возразила Даша. Подумала секунду и махнула рукой. – Ладно, идёмте, Женя, обрадуем этого недотёпу!
– Ты не обидишься, солнышко, если твоя мама меня заберёт? – наклонился Миша к Алиске.
– Нисколько! – повторила мамин жест девочка. – Иди, Женя!
– Вот оно, женское непостоянство! – воздел глаза к потолку Миша и под наше с Каринкой хихиканье скрылся за дверью вслед за хозяйкой. Через секунду в комнату ворвался Сёма.
– А вот и я! – радостно воскликнул он.
– Папа, теперь вместо тебя с нами будет жить дядя Женя? – детский вопрос пригвоздил отца семейства к паркету намертво.
– Моей жены не было на кухне всего пять минут! – он поднял руки кверху. – О, женщины, непостоянство имя вам!
– Где-то я это уже слышала, – усмехнулась я.
– А ты будешь жить с тётей Женей? – гнула свою линию девочка.
– А тебе бы этого хотелось, доченька? – ласково посмотрел на дочь Сёма.
– Ну если так надо, – по-взрослому вздохнул ребёнок. – Пусть тётя Женя тоже порадуется!
– Я больше порадуюсь, если твой папа останется с тобой, Алиска! – улыбнулась я.
– Тогда идём играть, бедненькая моя! – жалостливо посмотрела на меня девочка. – А хочешь, я подарю тебе свою Полю?
– Нет, милая, обойдёмся без таких жертв!
Полчаса спустя в комнату, в которой уже стоял накрытый скатертью стол, вернулась Дашка, держа в руках огромное дымящееся блюдо с картошкой. Следом за ней, как фрейлины за королевой, с салатницами в руках семенили Соня с Евгенией.
– Ура, садитесь кушать, гости дорогие! – завопила Алиска и, кинув мне на колени куклу, ринулась к столу.
– Подожди, ребёнок, сначала стол накрыть нужно! – Карина бросилась на кухню.
– Он уже накрыт, тётя Карина! – крикнула ей вслед девочка. – Красивое такое накрывало, с петями! Ах-ах-ах, какая прелесть!
Она поцокала язычком.
– Мам, это которое бабылюдино?
– Бабылюдино, доченька, оно самое, – подтвердила с улыбкой Даша. И посмотрела на меня. – Мама дарила нам год назад скатерть, так Алиска с тех пор, как увидит её в шкафу, так и норовит стащить для своих кукол. Нравятся ей эти петушки. Она их петями называет.
Петухи и правда были замечательные! Яркие, с красным весёлым хохолком, весело шагающие по всему краю скатёрки. Прелесть, а не петухи!
– А как там мой будущий супруг? – взглянула я в сторону кухни. – Он тебе помог, Дашута?
– Шутишь! – округлила глаза Дашка. – Да он всё за меня сделал, не дал и шагу к плите ступить! Где ты его нашла, Белка?
– Где, где, – замялась я. – О, какая красотища!!
В комнату вплыла Карина с румяными пышными пирогами на огромном подносе. От них исходил потрясающий аромат!
– Вот это да, вот это праздник! – басом пропел Сёмочка и потёр руки. – За такие пироги и благословения не жалко!
– Кстати, а где Лена с Шуркой? – быстренько поменяла я тему. – Уже всё на столе, а этих красавиц не видно!
– Звонили десять минут назад, вот-вот будут! – Дашкины глаза хитро блеснули.
Я подозрительно посмотрела на неё. Что ещё они затеяли? Она, заметив мой взгляд, пожала плечами. А я что? Я ничего, – смеялись её глаза.
Ровно через минуту раздался звонок в дверь.
– Ну вот, я же говорила! – обрадовалась Даша и быстрым шагом направилась в прихожую. Через несколько секунд оттуда послышалась какая-то возня, тихий шёпот, смех, чей-то густой басок, и на пороге возник… Саныч, Пётр Александрович, мой любимый учитель по живописи!
– Пётрсаныч, миленький! – бросилась я к нему.
– Женечка, ты ничуть не изменилась! – обнял он меня крепко и нежно погладил по голове.
– И вы тоже, дорогой мой! – ничуть не лукавя, ответила я. Глаза мои опять затуманились, в который уж раз за день!
– Вы, москвичи, такие неискренние! – подмигнул он мне.
– Обижаете, Пётр Александрович! – улыбнулась я сквозь слёзы. – И не только меня!
– Знаю, знаю, уж натрещали сороки, – оглянулся он на Лену с Шуркой. – Давай, показывай своего добра молодца!
– Здравствуйте! – на пороге кухни появился Михаил. В клетчатом фартуке и с белым мучным пятном на носу. Я улыбнулась.
– Евгений Чернов, – протянул Миша руку.
– Пётр Александрович Кнаус, – старик крепко пожал руку и внимательно посмотрел в карие глаза. – Значит, тоже Женя.
Он усмехнулся.
– Так получилось, Пётр Александрович! – не сдержал ответной улыбки Михаил.
– Рад знакомству, Женя!
– И я! Говорю вам как стопроцентный искренний москвич!
– Ладно уж, – лёгкая улыбка пробежала по губам Саныча. – Ну что, други мои, счастливы?
Он, наконец, отпустил Мишину руку и повернулся к остальным.
– А то! – прозвенел тонкий голосок из-под стола, и через секунду на свет показалась измазанная чем-то вишнёвым рожица.