Узник Петропавловки и четыре ветра Петербурга

– Значит, фамильяр.

– Да фамильяр у ведьм! – шикнул Николя.

Таисия Степановна медленно обернулась на шум. Придерживая своими тонкими пальцами край очков, она оглядела весь класс, хмыкнула и продолжила с упоением следить за выстраивающейся кривой на доске.

– Тогда что это?

Николя открыл было рот, чтобы ответить и так, c открытым ртом с застыл.

– Это Олень! – прошептал он. – Тот самый олень.

Гриша уставился на него с таким видом, будто пытался поймать в безумном взгляде приятеля хотя бы крупицу разума.

– Олень – это олень? Не могу не согласиться.

«Что если этот олень вовсе не ирреальное существо? Что если он самый обыкновенный олень, что водились тут, наверное, когда-то?» – рассуждал про себя мальчик.

Зазвенел звонок. В классе поднялся шум из расстёгивающихся молний сумок и рюкзаков, отодвигающихся стульев и поднявшихся голосов. Таисия Степановна не препятствовала этому, так как кривая на доске успела её очаровать. Как искусствовед перед Мадонной Бенуа Да Винчи в Эрмитаже[10 - Одна из ключевых работ Леонардо Да Винчи, написана 1460-х-1470-х годах. В Россию картина попала в 1860-х. Считается одним из главных экспонатов музея.], так Таисия Степановна простояла, приложив пальцы к губам, половину перемены перед выведенной кривой на доске.

Уроки шли один за другим. Николя то и дело поглядывал в большое классное окно. Силясь увидеть то, чего там не было, мальчик начал видеть оленей и чижей в собаках, тенях, случайно попадающихся глазам предметах.

Оказавшись дома, он не стал даже отдёргивать шторы. Мальчик рухнул на кровать и забылся в полудрёме.

Он гулял по набережной Екатерининского канала. В реальной жизни он бы это место без навигатора в смартфоне и не нашел. Сейчас же он точно знал – это то место. Позади раздался звук шагов. Он обернулся. Позади него шёл высокий мужчина с пышными бакенбардами на лице и в офицерской фуражке. На нём был военный мундир, какие сейчас разве что в учебниках истории увидеть можно. На ногах красовались сапоги пугающего кроваво-красного оттенка.

Когда они поравнялись, незнакомец вытащил перед собой саблю. Он шел прямо на Николя. Шаг у него был уверенный, взгляд – стеклянный. Будто смотрит он не на Николя, а сквозь него.

Мужчина принялся стучать саблей по земле. Глядя своим бесчувственным взглядом далеко вперед, он отбивал оружием понятный только ему ритм. Он миновал уставившегося на него мальчика. Звук ударяющейся сабли о гранитную набережную затмил всё вокруг. Незнакомец удалялся, а звук становился всё отчётливее, будто кто-то увеличил громкость. Николя закрыл уши руками. Звук только усилился. Оглушённый он рухнул на колени и тут же очнулся. Он лежал на кровати в своей комнате. От сновидения остался разве что звон в ушах. Николя встряхнул головой.

Звон в ушах?

Звук этот должен был слышать не только он. Там, за окном, за закрытой шторкой, кто-то отбивал уже знакомый Николя ритм. Мальчик взялся за телефон и включил камеру.

– Теперь-то мне все поверят, – прошептал он.

Николя выставил перед собой смартфон и сделал шаг к окну. Звук не прекращался. Он раздвинул шторы. На экране, будто из-за занавеса, появилась птица. Маленькая, серо-жёлтого окраса, в офицерской фуражке, она отчаянно стучалась своим клювиком в окно.

Птица заметила его.

Николя прильнул к окну. Незваный гость встал и принялся разглядывать мальчика своими глазками-бусинками. Он вообще не торопился улетать. Будто выжидал чего-то.

Николя отложил телефон и встал перед окном на колени. Птица тут же взмыла вверх и уселась на оконную ручку. Она с вызовом посмотрела на оторопевшего Николя. Тот только похлопал глазами. Казалось, одно неверное движение – и птица вновь взлетит, и на этот раз навсегда. Пернатый гость с особым упорством постучал по оконной ручке.

Николя медленно поднялся на ноги и отворил окно. Птица влетела в комнату. Описав круг под потолком, она гордо уселась на лежащую на столе стопку учебников. Фуражка на миг сползла чижику на глаза. Тот поправил головной убор элегантным движением крыла и произнёс:

– Я уж начал переживать, вы меня не признаете, – прочирикал он.

Николя молча похлопал глазами.

– О, понимаю, звучит странно. А выглядит ещё и дико! Чиж, да ещё и говорящий! Вот ведь скандал на всю Ивановскую! Поверьте мне: всё совершенно нормально. Тут совершенно нечему удивляться. Я ведь не один такой.

Николя молча уставился на говорящую птицу. Голова его была пуста – не было в ней ни единой мысли, которая могла бы объяснить, почему птица разговаривает.

– Вашество, не молчите! – подпрыгнул чиж. – Нет, я серьёзно, – пролепетал он. – Вы меня пугаете!

Глядя по сторонам, Николя повернулся вокруг своей оси.

– Я сплю? – спросил он наконец.

– О… – чиж так и присел. – Вы ничего не знаете?

Николя замотал головой.

Чиж принялся ходить взад-вперёд. Он что-то чирикал себе под клюв, замер и повернулся к Николя.

– Я ваш друг. Семён. – доложила птица.

– Семён, – эхом отозвался мальчик.

– Я давний друг вашего прапра… – чиж задумался. – Прадедушки. Предлагаю называть его просто прадедушка.

– Кто ты?

– Я ведь рассказал, – не поняла птица.

– Но как…

– Ах, вы об этом, – он дотронулся кончиком крыла до козырька фуражки. – Я таким родился. Таким – говорящим – я вылупился в тот день, когда ваш дед призвал меня.

– Призвал тебя? – переспросил Николя.

– Мой милый Николя… – начал было Семён.

– Как… откуда… это вообще возможно? – перебил его мальчик.

– Между потомками Петра I и этим городом существует непрерывная связь. Никакие дворцовые перевороты и революции этого не отменят.

– А я здесь причем? Хотя, погоди… мне рассказывали о нашем предке, рожденном в дворянской семье, которая оказалась не в состоянии о нем позаботиться. Ты о нём?

Семён склонил голову набок, силясь понять, не смеётся ли над ним мальчик.

– Друг мой, вы меня очень плохо слушаете, – отчитал Семён мальчика. – Повторяю: меж потомками Петра I и воздвигнутым им городом…

– Я потомок Петра Великого? Тут какая-то ошибка. Мой предок был из дворянской семьи.

– Коля. – отрезал чиж. – Твой предок действительно был царских кровей. Я в этом уверен. Мне об этом рассказали невские воды, купол Казанского собора. Об этом знают даже внутренние дворики домов-колодцев! И лишь ты один правды не разумеешь! Ты лишь на половину дворянских, – чиж тряхнул головой. – Царских кровей, – поправил он. – В тот день в Зимнем дворце родилось дитя. Его мать – фрейлина. Отец – Император. В твоих… ваших жилах течет кровь не просто рождённого в Зимнем дворце, но и его тогдашнего хозяина.

– Императора, – просиял Николя.