– Отчего же? – удивился Алексей Тимофеевич.
– Да потому что не считаете меня человеком! – усмехнулся объект.
– Чушь! – скривился в ответ ученый, поискал глазами и, повернув, показал планшет. – Вот! Так и написано: протокол анестезиологического осмотра человеческой особи… Человеческой!
Объект расхохотался, махнул руками, показывая пространство бокса:
– Человека так содержат? Ни стола, ни стула! Унитаза и того нет!
– Ну… у нас сейчас трудности. Оборудовать в боксе канализацию сложновато, – смутился ученый. – Но вот же… гигиенические повязки… меняют, моют тебя…
– Да-да, меняют… как больной кошке подгузник, – горько кивнул объект и ткнул рукой в надкусанный каше-кисельный витаминизированный брикет на подносе у стены. – Вы сами вот это жрать стали бы?
Ученый поджал губы, но взгляда не отвел.
– Ну да, чего такого-то, верно? – продолжил объект. – Должное санитарное содержание, удовлетворение физиологических потребностей… Я же отказываюсь от сотрудничества. Значит все равно что оказываю сопротивление. Поэтому я враг. А враг он ведь другой. Не совсем человек. Так проще. Надо только придумать ему какую-то отстраненную кличку. «Объект» или «особь» подойдет. Начать обращаться с ним как с животным, приучить себя к мысли, что он не человек. Тогда будет проще бить током для послушания. Вскрыть голову, чтобы посмотреть, что внутри.
– Нет-нет! Мы же не какие-то чудовища! – поднял руки Алексей Тимофеевич. – Ты ведь и правда…
– Отличаюсь?.. – перебил объект. – И «беляши» отличаются, да? Сначала какое-то хлесткое прозвище, потом война на уничтожение. Они же не люди, а «онучи», «трусы», потому что белые?
– Там все-таки дело не в платье, много было других непримиримых противоречий, жестоких провокаций с их стороны… – сопротивлялся Алексей Тимофеевич.
– Конечно. Непримиримые противоречия. Без полутонов, без другого мнения. Все делится только на хорошее или плохое. Черное или белое. Либо ты прав, либо должен принять чужую правду. И надо биться, быть готовым убить за свои убеждения.
– А разве не так? – перебил уже Алексей Тимофеевич. – Либо мы их, либо они нас.
– Конечно! – махнул руками объект. – Вон и поведение фотонов света не может описываться одновременно свойствами частицы и волны, верно? Или корпускулярная теория, или волновой подход. И между сторонниками обоих непримиримые противоречия. Надо только перебить противников, искоренить другой взгляд. Силы света против воинов добра…
– Лучше согласиться с ошибочной точкой зрения? – возмутился ученый.
– Какие результаты принесла победа? Лет двадцать уже прошло. Я только родился! Есть прорывы в науке? – едко уточнил объект.
– Сейчас война, не до того… – грустно вздохнул Алексей Тимофеевич.
– Война – это всегда прогресс! Вспомните историю! В ваше время ее учили лучше, чем в мое! Бешенный прогресс, прорывы в технике, в науке, в производстве! А сейчас что? – объект подобрался, выпрямился, горячо глядя на ученого.
– Все будет! – убежденно ответил тот. – Просто… трудное время… надо преодолеть сложности… террористов вот, сепаратистов… тогда уж и…
Объект, резко дернул головой, открыл рот, чтобы что-то возразить, но остановился. Махнул рукой. Снова повисло молчание. Только фоном негромко пел Старостин. По музыке что-то лиричное, по словам – про стойкость и трудности.
– Как там сейчас, снаружи? – наконец, тихо спросил объект.
– Тяжело. Западное Бегунино отложилось. Говорят, при поддержке белых, – вздохнул ученый.
– Из-за чего? Предпочитают яйца всмятку?
Алексей Тимофеевич покачал головой:
– Последний альбом Старостина провалился. А они требуют его крутить…
Объект хмыкнул.
– А как там Троёвка? – снова спросил он.
– Пять лет назад взята.
– Пять лет? Сколько же ее брали?
– Почти десять…
– Но герои седьмой бригады победили! – улыбаясь прошептал объект.
– Правда… Многие из них теперь в «Дивизии Вознесенных»…
– Погибли при штурме?
– По-разному.
– А Пелеев?
– И он… Уже точно не помню, что было. Какой-то предательский выстрел. Попали в лодыжку, выжил бы. Но вовремя не смогли оказать помощь. А потом как-то подозрительно быстро развилось заражение крови, и он умер.
– Грустно, – покивал объект. – Он был моим героем. Я тоже тогда хотел, как он… всех убить…
Он посмотрел на собеседника. Добавил:
– Убить всех врагов… нелюдей…
Алексей Тимофеевич в примирительном жесте поднял ладони. Объект слегка помотал головой:
– Бросьте. Даже если выковыряете что-то из меня завтра… Зачем вам цветные сны…
– Нет-нет! – встрепенулся ученый. – Может, это даст нам ключ к восстановлению цветного зрения! Это поможет всему человечеству! Спасет тысячи жизней!
Объект снова покачал головой. Проговорил:
– Расскажу вам одну историю. Только дослушайте до конца, пожалуйста. Она длинная.
Еще до эпидемии был один очень богатый человек. Владелец заводов, газет, пароходов. И вот он сыну на день рождения подарил большую коробку с секретом. Объяснил: если мальчик разгадает секрет ее цветных узоров, ему будет чудесный сюрприз. Сын же очень-очень боялся огорчить отца. Поэтому не сознался, что он уже переболел новым вирусом. Этим самым нашим вирусом, после которого перестаешь видеть цвета. Он ловко перевел разговор и задвинул коробку куда-то подальше. А тут вдруг отец умер. Писали ведь, что вирус и смертельные исходы имел, да? Но может и не от вируса.
Большое горе – когда отец умирает, тем более, в твой день рождения. Начались грустные дела, траурная суета, коробка попала в дальний чулан и стояла там год за годом.
Вирус же поразил весь мир и случилось вот это все, что мы знаем. Споры, конфликты… кино и то стало таким… сплошь черно-белым, про Пелеева. Потом конфликты привели к расколам…
– Сепаратисты… – покивал Алексей Тимофеевич.
– Ну да, – согласился объект, – теперь это так называется. В общем, ситуация сложная, не до развития.