И все-таки… непривычно и даже неловко было столкнуться с речью объекта воочию.
– У нас ведь нет другого выхода, – посетовал ученый.
– Да? – брови испытуемого взлетели вверх. – Ну чего же тогда стесняетесь? Может быть еще повернуться к вам задом и задрать хвост?
– Ой, ну… – смешался Алексей Тимофеевич. – Простите… а как вы… ты… понял, что я стесняюсь?
Объект дернул плечом, сжав губы.
– То есть я действительно в замешательстве, – пояснил ученый, – Понимаете… понимаешь, как анестезиолог я должен установить доверительные отношения с пациентом. Но… тут все-таки другой случай…
– Это почему же? – вздернул брови объект.
Алексей Тимофеевич мелко потряс головой, не решаясь подобрать слово.
– Ну… вы… ты отказываешься сотрудничать… то есть действуешь как враг, – наконец ответил он.
– Где же отказываюсь? Вот говорю с вами, – улыбнулся тот. – Отвечаю вашим на все вопросы.
– Плохо отвечаешь, – подчеркнул Алексей Тимофеевич, – Ты понимаешь, что не оставил нам выбора? Понимаешь, что мы бессильны найти причину твоих цветных снов анализом или приборным методом и у нас остается только диагностическая операция?
Объект сжал губы. Алексей Тимофеевич почувствовал, что сидеть на корточках неудобно, сел на табурет, положив на колени планшет, и требовательно посмотрел на объект. Тот не отводил глаз, но не отвечал.
– Ну почему ты не хочешь сотрудничать? – Алексей Тимофеевич даже всплеснул руками от досады, – Неужели не понимае… …шь что завтра мы вскроем тебе голову, вживим электроды и будем изучать мозг непосредственно? Ты понимаешь, что это может убить тебя? Или необратимо повредить мозг?
– Да я же все уже сказал! Я не знаю, откуда это у меня и как работает! – воскликнул объект. – Правда не знаю! Режьте уже, током убейте, но не знаю!
– Ты недостаточно стараешься… – укорил ученый. – Не оставляешь нам выбора…
Объект коротко качнул головой, отвернулся. Алексею Тимофеевичу даже показалось, что тот был разочарован.
– Давай же, попробуй! Постарайся! Не будь нам врагом! – горячо попытался убедить его ученый. – Мы все невероятно не хотим потерять такой ценный объект. Я сам очень хочу разобраться! Ты не представляешь, как давно я искал к… к тебе доступ! Читал все протоколы исследований, результаты. Строил собственные теории!..
– Успешно?
– Нет. Даже не рассказывал о них коллегам. Но я уверен, что ты что-то знаешь. Мы можем это нащупать!
Объект снова отвернулся, вздохнул.
Алексей Тимофеевич продолжал сверлить его взглядом.
– Слушайте, ну чего вы ко мне все привязались? – вдруг с отчаянием ответил тот. – Может я врал вам? Может, обычные у меня сны?
– Исключено!
– Ну конечно, – горько кивнул объект, – под угрозой «электростимуляции», кто бы стал врать, да? Любой скажет правду, лишь бы его не били током, так ведь?
– Нет-нет, не в этом дело! – замотал головой ученый и, ерзая на стуле, торопливо пояснил. – Мы же… то есть мои коллеги видели… это большое исследование. Ты не представляешь себе, какое оно важное, какие умы задействованы, сколько людей, методов! Цветные сны подтверждаются! Вот… вот даже на электроэнцефалограмме видно. Правда, коллеги немало потрудились, чтобы увеличить разрешающую способность прибора, без микроэлектроники это непросто, но мы смогли! Профиль электроактивности зрительной коры твоего мозга в состоянии бодрствования полностью идентичен нашему. Ты в точности, как и мы, видишь монохромным зрением. Но когда спишь, все иначе! Мы фиксируем другие амплитуды и частоты. Другой профиль! У нас сохранились с довирусных времен записи. Есть с чем сравнить! Тогда сразу было много исследований, зафиксирован огромный объем данных. Можно говорить совершенно однозначно – ты видишь именно цветные сны. Ложь исключена!
Объект поднял голову, очень внимательно посмотрел в глаза разгоряченного ученого и тихо сказал:
– Для вас это так важно…
– Конечно! Да для всей страны… для всего человечества!
– Нет-нет… для вас самого это важно… вы кого-то потеряли из-за вируса… любимую?
Объект смотрел настойчиво, внимательно, прямо в глаза.
– Жена погибла, – не сразу ответил Алексей Тимофеевич. – Почти двадцать лет назад. Мы оба были военными медиками. До вируса учились на психологов, там познакомились. А когда все случилось, пришлось переучиваться с нуля. Она – на фельдшера, а меня направили на хирурга… И вот… шла как-то с группой в «зеленке». Вышла прямо на одувана… если бы она могла различать цвета, разобрала бы, что оттенки листвы отличаются, что там враг… но… один выстрел и все…
Повисла тишина. Алексею Тимофеевичу не хотелось продолжать, объект тоже молчал.
– Одуван… – наконец, проговорил он. – А почему они одуваны?.. и еще онучи… да?
– Ну… – пожал плечами ученый, – потому что белье, беляши… белые… Белый Союз…
– Они белые, мы черные. А почему? Почему они белые?
– Ну… – Алексей Тимофеевич задумался. Посмотрел на свой темно-серый медицинский халат. Не сразу вспомнил, – потому что все у них как-то… до абсурда доводится… пересвечивается… вырождается. То есть белый бланк получается.
– А мы черные, потому что наполняем все смыслом до предела? – усмехнулся объект.
– Не надо издеваться над такими вещами! – посуровел ученый. – У нас идеология. А у них… только людоедские заблуждения какие-то!
– А сначала? Раньше всего, с чего стартовало? Деление это? Разве оно не сразу возникло, не до идеалов и принципов?
– Да, беляшами их раньше стали называть… было что-то… – Алексей Тимофеевич растерянно копался в памяти, – было… что-то простое, понятное… однозначное… Конечно! Платье! Они хотели заставить нас признать платье скорее белым!
– То есть разница только в том, какого цвета было то платье? – объект смотрел чуть искоса, но внимательно и требовательно.
– А ты что, тоже скажешь, что оно скорее белое? – удивился Алексей Тимофеевич.
– Серым. Оно было серым, – улыбнулся объект.
– Разве ты его мог видеть? Ты же тогда не родился!
– Видел фото.
Алексей Тимофеевич ненадолго задумался, глядя перед собой, потом замотал головой и возмущенно воскликнул:
– Ну… нет, ты что! Они совсем другие! Дрянь, а не люди!
– Вот видите… – ответил объект. – От моего сотрудничества ничего не зависит. Даже когда вы вскроете мою голову, не поймете. Не сможете.
– Чушь! – фыркнул ученый. – У нас лучшие люди! Лучшая аппаратура!
– Вы хотите разобраться. Но подозреваю, надо не разобрать врага, а понять человека! А этого вы не можете сделать!