– А где девочка Лена, которая в лесу пряталась? Та, неизлечимо больная, которую тебе родители отдали? Я тебе рассказывал о ней, видел ее на пробежках. Что-то давно ее не встречаю, и жить она ни к кому не пришла, как ты сказал.
– Сожрали ее. Черные сожрали. Любят они детей. В древние времена они, имея облик человека-волка, собирались по ночам на кладбище и, воя на луну, разговаривали друг с другом на языке, непонятном людям. Когда они испытывали голод, то раскапывали могилу и съедали свежий труп. Потом начали охотиться на животных. Сейчас с ними начало что-то происходить. Они озверели, начали нападать на людей с особой жестокостью: выдавливают глаза, вырывают челюсти, разбивают головы о деревья, едят детей. Кстати, та яма, куда ты упал, типа их продуктового склада или холодильника. Краева передёрнуло от воспоминаний о том, как он очнулся в скотомогильнике и вылез из него. Яков продолжал рассказывать:
– Попытки переговоров с ними ни к чему не привели. Мы пытались им объяснить, что так жить нельзя, и они привлекают внимание людей. Но они звери, потерявшие последние капли рассудка. Поэтому, между нами, сейчас идет война на истребление, но их больше, хоть они и слабее нас. В честном бою любой из нас разорвет черного, поэтому они нападают на нас стаей или когда мы в человеческом обличье. – Яков объяснял все обстоятельно, повторяя, будто школьный учитель пытался вдолбить прописные истины незадачливому ученику.
– А вы, значит, такие порядочные, что едите одну говядину да кроликов? – спросил Краев и пытался засмеяться. Но вместо смеха у него вышло истерическое хихиканье.
– Нет, у нас тоже звериная сущность, которую надо кормить и утихомиривать. Для этого у нас и есть наркоманы.
– Как мило! Значит, для вас всех просто на завтрак или бранч.
– Не все. Я определяю тех, кто поборол эту гадость в себе. Чувствую слабых, которые вернутся в Москву и сразу опять порошок по венам гонять будут и других подсаживать. Вот этих малосильных мы… и используем. А те, кто на путь исправления встал, живут и нам рекламу делают по приезду в Москву.
– Да, «гуманная» логика, прямо санитары леса… или вернее санитары городов, – голова у Краева стала тяжелая, будто ее набили мокрыми опилками, говорить и думать стало сложно, во рту пересохло. Он опять поймал себя на мысли, что он сидит в кинотеатре и смотрит плохой фильм ужасов.
– Я тебе ничего насчет этого объяснять не буду, сам со временем поймешь. А есть лосей – это как Доширак постоянно жевать. Скоро осуждать перестанешь, поверь мне. У Краева от услышанного закружилась голова, казалось, он давно потерял сознание, но он старался держаться. Напрягшись, он спросил, выплевывая слова словно свинец:
– Что ты говоришь, Яков? Ты в своем уме? Ты намекаешь, что я захочу сожрать человека? – Сергей почти кричал.
– Тихо-тихо! Не волнуйся, жизнь расставит все по своим местам, но ты должен знать одно – тебя укусил именно черный… И ты знаешь, почему мы тебя не прикончили? Потому что ты единственный, кто принял одновременно и нашу кровь. У тебя двойная сила, но и двойная ярость, причем одна из них в тебе со временем возьмет верх. А вот какая, мы посмотрим…
ГЛАВА 17
Ольге Зуевой снился бесконечный лес, через который она шла медленно и осторожно. В темноте лес был наполнен слабым свечением, но понять, откуда оно идет, было невозможно. Казалось, светится сама земля, не оставляя теней от деревьев и кустов. Тропинку пересекал небольшой лесной ручеек. Ольга наклонилась и окунула в воду руку. Поднеся ладонь к лицу, она увидела на своих пальцах алую кровь. Кровью забрызгано было все вокруг: стволы деревьев, опавшая листва и кустарник вдоль тропинки. Она смотрела на все это с ужасом, который непонятным образом уживался в ее сознании и говорил, что так все и должно быть. Ольга медленно открыла глаза.
На дворе темнело, небольшие окна почти не пропускали вечерний свет. Девушка встала и включила старый китайский электрический чайник, поблагодарив кого-то из высших сил за работающий генератор. Яков включал генератор только вечером, экономя дизельное топливо. В это время мужчины в деревне смотрели телевизоры с немногочисленными программами, а женщины гладили электрическими утюгами. Обычно глажка в деревне проходила старыми утюгами: с набросанными в них тлеющими углями, которые наполняли дома сладким дымком.
Бросив в чашку дешевого растворимого кофе Neckafe, Ольга блаженно вздохнула. Молотые зерна арабики девушка чуть не со слезами на глазах неделю выпрашивала у Якова. Глава поселения называл кофе ядом, но тем не менее в одну из поездок в Битучары привез Ольге небольшую баночку с темными гранулами.
Соскучившись по городской пище и напиткам, Ольга берегла баночку как что-то святое, позволяя себе пить кофе один раз в день – или утром или вечером. Казалось, баночка – это последнее, что связывает ее с Москвой и прошлой жизнью. Ольга пила кофе в одиночестве, наслаждаясь каждым глотком и запахом напитка.
В эти моменты Ольга часто ловила себя на мысли, что она не скучала по городской жизни. После пережитой героиновой грязи Москва казалась ей черной ямой, где люди жили как механические куклы: погрязли в кредитах и социальных обязательствах перед окружающими, собой и государством. Прошлая жизнь выглядела неинтересной и глупой, протекающей в однообразной работе и днями, похожими друг на друга. Ее бывший любовник и сожитель Артем Смирнов, подсадивший ее на героин, не вызывал у Ольги абсолютно никаких симпатий. Его присутствие раздражало и даже бесило девушку, и она искала любой повод, чтобы избавиться от него. Речь о том, чтобы они жили в одном доме, как Сергей Краев с Викой, не шла вообще. Попытки Артема физически сблизиться Ольга отвергла сразу и категорически, как будто у них не было за плечами двух лет совместной жизни.
Избегая бывшего возлюбленного, Ольга начала посещать вечерние женские посиделки. Жизнь в деревне не изобиловала яркими событиями, и единственным развлечением для женщин были «девичники» после трудового дня, где они перемывали всем кости – от красавца Президента, до последней курицы, которая мало несла яиц. Сначала деревенские женщины относились к Ольге настороженно, а привыкнув, перестали подбирать слова и в ее присутствии говорили открыто и обо всем. Почти каждый вечер поднималась тема волков и каких-то «чужих», которые «вернулись из далекой тайги» и творят «мерзость». Ольга начала задавать вопросы. Женщины игнорировали попытки Ольги получить хоть какую-то информацию о «странных волках». Она чувствовала, что в деревне есть тайна – тайна сильная, иррациональная и потусторонняя.
Однажды малоговорящая женщина по имени Карина с крупными чертами лица и зелеными глазами отвела Ольгу к старой бабушке, которой было под 100 лет, живущей в небольшом доме на краю деревни. Открыв дверь, Карина тихонько поклонилась лежавшей старухе и подтолкнула Ольгу вперед, закрыв за ней дверь. Девушку накрыла темнота, густоту которой размывала лишь керосиновая лампа, горевшая на столе.
Присмотревшись, Ольга увидела в углу маленькой комнаты огромную икону с волчьим ликом. Кровожадный волк с зубастой пастью, казалось, смотрел в душу Ольге. Привыкнув к темноте, она разобрала детали иконы: из пасти волка стекала кровь, а под ногами его валялись человеческие кости. Неожиданно бабушка резво встала и поздоровалась хриплым, как у курильщика, голосом:
– Здравствуй, красавица, проходи, сейчас чаю попьем! – и шустро взяла с затопленной печи обгоревший со всех сторон чайник. Быстро налив напиток в граненый стакан, она села напротив Ольги и внимательно посмотрела ей в глаза.
– Мария меня зовут, бабка Мария, – представилась она. Обычно глаза у стариков мутные и неприятные, а у Марии они были светлые и яркие, зеленоватого цвета, как у приведшей ее Карины. Под проницательным взглядом Ольга не могла найти себе место, ерзала и отводила глаза на коптившую керосинку.
– Не стесняйся, Оля, пей чай! – мягко, но настойчиво сказала Мария. «Имя мое знает, – подумала Ольга, пригубив напиток, который был горьковатый на вкус, но одновременно приятный и терпкий. – Опять чем-то обпаивают, как месяц назад, когда она переносила ломку», – подумала девушка, и тут же ее мысли как будто застыли в воздухе. Ее тело стало лёгким и свободным.
– Поговорить хотела, Олечка, сейчас поговорим, – и она положила ладонь ей на руку. – Только молча переговорим, без слов, оно так понятней будет.
Оля находилась в сомнамбулическом состоянии и, казалось, не могла двигаться. Скоро перед ее глазами замелькали тени, постепенно превращаясь в реальные картины. Увиденное ею было диким и мерзким: сначала в мозгу возникла сцена, где на кладбище люди с волчьими лицами откапывали трупы и поедали их, потом эти твари врывались в деревни и пожирали женщин и детей. Следующей сценой было нападение на этих мерзких животных других огромных волков. Последние, стоя на двух ногах, беспощадно убивали волков с людскими мордами. Среди гигантских волков она увидела Якова, потом деревню, где она жила. Позже опять замелькали мерзкие твари, которые вышли из тайги, уничтожая все на своем пути. Видение закончил Яков, который как будто говорил Ольге: «Впереди война, нам нужны свежие силы, нам нужны молодые волки». За спиной Якова стоял Краев Сергей… По лбу Ольги текли крупные капли пота, а руки до белизны были сжаты в кулаки. Девушка громко вздохнула, как будто она вынырнула с большой глубины.
Потом старуха неожиданно уколола Ольгу в шею большой иголкой. Тотчас Ольга почувствовала мучительную боль, дурноту в голове и ломку в костях. На душе стало тягостно и противно, и внизу живота появился такой ужас, какого человеку не дано испытать ни в час рождения, ни в час смерти. Затем эта агония внезапно прекратилась, и Ольга пришла в себя, словно после тяжелой болезни. Все ее ощущения как-то переменились, стали новыми и необыкновенно приятными. Она стала моложе, все ее тело пронизывала приятная и нежная истома. Последнее, что она увидела перед сном, это зеленые глаза Кристины, которая бережно укладывала ее спать.
Неделю назад Зуева Ольга заметила в деревне новенькую: симпатичную девушку с большими кругами под глазами, похудевшую и слегка испуганную, – Яну Кашину. Ольга понимала, что девушка недавно прошла ад ломки и выглядела в новой обстановке беззащитно и одиноко. Познакомившись с ней, она, как могла, подбадривала новую подругу и оказывала ей всяческую помощь.
Вот и сейчас, отсыпав немного кофе в рваную газету, она шла проведать Яну, которая, по большей части, сидела дома. Постучав, Ольга открыла дверь и прошла в комнату, где девушка под небольшим светильником со слабой лампой читала роман Ремарка «Три товарища».
– Как самочувствие? – с ходу спросила Ольга. – Как беллетристика?
– Нормально, – вставая, ответила Яна, радуясь приходу подруги. – Скучно очень, и кошмары мучают! Я Ремарка уже наизусть выучила! – и показала на стопку книг, где Ольга увидела на «Западном фронте без перемен» и «Черный обелиск».
– Мрачные книги, – прокомментировала Ольга, – а кошмары здесь всех мучают. Сейчас я буду веселить тебя. Контрабандой – кофе, вот принесла, – весело сказала Ольга.
– Где ты его взяла? Здесь, кроме чая на травах, ничего нет, – говорила Яна, включая чайник. – Надо быстрее, пока этот жмот генератор не отключил. – На всем экономит, вон лампочка в светильнике 20 ватт, а то и меньше, глаза все поломала! Девушки замолчали. Ольга рассыпала драгоценный кофе по стаканам, Яна поставила на стол рафинированный сахар и разлила кипяток по стаканам. Отхлебнув кофе, Ольга спросила:
– Кстати, как вы добрались из города? Бабы говорят, с приключениями? – Яна вздрогнула, вспоминая события той ночи. Потом набрала в грудь воздуха, как будто хотела рассказать все быстро и без остановки:
– В дороге случался кошмар, мне кажется, что это мне приснилось, или начинающаяся ломка превратила мой мозг в ретранслятор ужасов, – и Яна вывалила новой знакомой все, что произошло в тот день, – от поломки машины, до пропажи семьи Бимировых – Виктора и Иры. О странной погоне в лесу, о безумном поведении Григория, который начал «мутировать» и выскочил из дома, после чего началась схватка с волками или «хрен знает с кем».
А куда Григорий делся и эти… Бимеровы? – в свою очередь спросила Яна.
– Похоронили его позавчера, Григория, – спокойно ответила Ольга. – По официальной версии – загрызли волки. А электрик с женой якобы вернулись в Битучары. Ты кофе-то пей, подружка! – Яна держала в руках остывшую кружку, к которой не притронулась в ходе своего сбивчивого рассказа.
– Мне страшно! – сказал она, отхлебывая остывший напиток.
– Ничего – прорвемся! У меня есть знакомая – баба Мария, она тебе все объяснит. На понятном языке. Станет легко и понятно. Будешь сильнее и здоровее, а главное, бояться перестанешь…
ГЛАВА 18
«Бежать, бежать, и еще раз бежать! В Москве все будет по-другому. Там врачи, друзья и родственники. И вообще, все, что со мной происходит, – это плохой сон. Может, это последствия наркотической абстиненции. Надо все рассказать Вике. Боже, она примет меня за сумасшедшего! Может, я и есть сумасшедший?» – Мысли носились в голове Сергея Краева как рассерженные пчёлы, он не мог ни есть, ни спать. После того как Яков нашел Сергея в лесу, испуганного, прошедшего через первые изменения, глава общины как будто сторонился его. Лишь один раз Яков подошел к Сергею, когда он холодным утром возвращался с пробежки, и почти шепотом сказал:
– Тебе надо пережить это, смирись и прими все как есть, а потом я тебе расскажу о правилах жизни оборотней! От слова «оборотень» Краев вздрогнул и попятился назад, однако воздух словно загустел за его спиной, становясь преградой, и мягко, но настойчиво подтолкнул его назад к Якову.
– И не забывай – в тебе борются две крови: черных и наша, и твоя дальнейшая судьба зависит от того, чей род в тебе победит. Я искренне надеюсь, что ты станешь нашей кровью. Я почти уверен в этом. Скоро ты поймешь, чей ты. Сергей пытался сглотнуть, не получилось, нечем, спазм сковал его горло, сдавив гортань цепкой хваткой невидимой руки.
Краеву казалось, что за ним постоянно наблюдают. То бабушка с ведром картошки увяжется за ним, то мужики возле его дома надолго остановятся и смотрят ему в окна. Такая жизнь была невыносима, и он вспомнил слова Якова о самоубийстве. Но потом испуганно отогнал их в самый дальний уголок своего мозга. Он решил бороться, может, все наладится. «Сейчас все лечат, тем более, когда есть деньги, уеду к специалистам в Германию или Израиль», – успокаивал он себя.
Вика, видя изменения, происходящие с Сергеем, донимала его вопросами и нервничала. Краев молчал, злился и подолгу уходил из дома. В один из дней, успокоившись, он все же пригласил Вику прогуляться в лесу.
– Здесь происходят ужасные вещи, абсурдные и дикие. Нам надо бежать! Пожалуйста, не задавай никаких вопросов, просто доверься мне!
– Хорошо, – ответила Вика, и ей показалось, что она летит в какую-то ужасную пропасть.
– Завтра Яков с мужиками едет валить лес. Они еще одну избу хотят ставить, вот в это время мы и смоемся!
– А деньги, документы? И на чем мы поедем? – взволнованно спросила Яна.
– Мы с Артемом бывали в доме Якова и Григория, нашли там наши документы и деньги. Дома не закрывают, завтра заберем свои вещи. Краев вспомнил о друге и о том, что он бросает Смирнова в этом ужасном месте, и ему стало не по себе. Но ничего – только они доберутся до Москвы, он его вытащит. Обязательно вернется и вытащит, только сначала надо с собой разобраться, пока я окончательно не сошел с ума, Артем поймет, – думал Сергей.
С утра все было, как и сказал Сергей: Яков выкрикивал имена тех, кто поедет валить деревья. Деревня суетилась, провожая мужиков на лесоповал. В большой КАМАЗ шумно грузили инструмент, женщины несли корзинки с едой. В суматохе Краев пробрался в дом погибшего Григория и взял свои документы и документы Яны, прихватив все найденные деньги, испытав при этом чувство легкой вины.