Пьесы. Для детей и подростков

СВЯЩЕННИК. Побойся бога, сын мой, усопшему дань воздать надлежит честь по чести. Ужель промокшая рубаха твоя важнее упокоения души человеческой?

АДРИЯН. Кабы только моя рубаха, уж я бы молчал.

СВЯЩЕННИК. Да что ж за беда-то? Чай, не сахарные.

АДРИЯН. Помилуй, отец, а то ты не знаешь! У меня ж тут одних мантий да шляп напрокат взяли рублей на 50! Шляпы ж бумажные – не приведи господь под ливень попасть – сплошное разорение! Мантии сузятся – кто их потом наденет? Опять же гроб заказали крашеный, на обивочку поскупились, а краска, даром что немецкая, на воду не рассчитана. (Слава богу, хоть закопать успели)…

Раскат грома.

СВЯЩЕННИК. Уймись ты, Адриян, ради Христа. До того ли сейчас? В такой день!

АДРИЯН (про себя). А что день? День как день. Самый обыкновенный.

(Священнику.) Вот, разве только дождь может хлынуть в любой момент. Вы уж, батюшка, поспешите… А то ж не приведи господь…

(Молится в голос.) Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас. Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас…

Народ начинает повторять:

Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас.

СВЯЩЕННИК. Тьфу… ты об чём молишься-то, Ирод?..

(Громко.) Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Народ повторяет:

Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Грохот грома.

СВЯЩЕННИК (откашлявшись). Господня земля, и исполнение ея, вселенная и вси живущий на ней. Той на морях основал ю есть, и на реках уготовал ю есть. Кто взыдет на гору Господню? Или кто станет на месте святем Его? Неповинен рукама и чист сердцем, иже не прият всуе душу свою, и не клятся лестию искреннему своему…

Гром. Нарастающий шум дождя.

СВЯЩЕННИК. Сей приимет благословение от Господа, и милостыню от Бога, Спаса своего. Сей род ищущих Господа, ищущих лице…

АДРИЯН (перекрикивая священника и шум дождя). Воля ваша, батюшка, а надо бы поспешать! Сейчас польёт как из ведра…

СВЯЩЕННИК. Кхе… Возмите врата князи ваша, и возмитеся врата вечная, и внидет Царь славы. Кто есть… кто есть сей… Царь…

АДРИЯН (кричит). Полно уж, святой отец! Всё одно ничего не слыхать!

СВЯЩЕННИК. Да уймись же ты, окаянный!..

Господи, помилуй. Господи, помилуй. Господи, поми-и-и-луй.

Народ повторяет.

Слава Отцу, и Сыну, и Святому Ду-у-уху.

Народ повторяет.

И ныне, и присно, и во веки веков. Ами-и-инь.

Гром, молния, темнота.

Дома

Адриян и Аксинья. Адриян задумчиво пьёт чай. Кругом гробы, вперемежку с наспех расставленной мебелью. Некоторое время молчат. Из «соседней комнаты» временами доносится девичий смех.

АКСИНЬЯ. Гляжу я на тебя, батюшка, Адриян Прохорович, всё-то ты грустить изволишь.

АДРИЯН. А чему радоваться-то прикажешь?

АКСИНЬЯ. Вот, чудной. Видать, чему люди рады, то тебе в тягость.

АДРИЯН. Эка ты дура, Аксинья! В тягость!

Я тоже не злодей какой! Но когда у нас за две недели только одни похороны, это ж совсем не порядок. Глядишь, по миру пойдём… Дождь этот ещё – уж как был некстати! Все гробовые наряды попортил… Кругом одни убытки.

АКСИНЬЯ. Что ты, батюшка! Я уж о ремесле твоём не заикаюсь. Дак ведь ты и новому дому будто не рад! Шутка ли – такой дом купить изволил! Не в пример старой лачуге. Тут бы радоваться, да на новоселье народ созывать, а ты ходишь тучей. Дочки твои, вон, праздника ждут, а не похорон.

АДРИЯН. Но-но! Будут похороны, будет и праздник. Что тут тебе непонятного?..Поди лучше, узнай, как там у них вывеска, готова ли? Что-то долго пишут.

АКСИНЬЯ. Дак, стараются, видать. Для нового дома-то покрасивше выводят.

АДРИЯН. Долго, долго уже! Полдни без вывески сидим. Поди, подгони.

Аксинья уходит.

АДРИЯН (один, листает потрепанный бухгалтерский журнал). Подгони-подгони… Кабы можно было ещё кого подогнать. Вот чего иным неймётся? – уж и ноги не ходят, и кусок в горло не лезет, а всё одно – упираются, не желают… того… отдохнуть уже. Всё выжидают чего-то. А чего, спрашивается?

Отставной бригадир, вон, дождался, что его под дождём хоронили. Да и ладно, если б только дождь! А то ж всё наследство на докторов извёл, до осени дотянул, да без обивки так и поехал. Хорош гусь! А, ведь, ещё каким приятелем был! Нет. Обо мне никто не думает…

Вот, Шабашкин Антон Панфутьич… опять же, друг детства. До того довёл, что даром хоронили. Ни копейки за душой не оставил, шельмец. А я что – злодей какой, что ли? Мне куда деваться прикажешь? Всю жизнь от своей же доброты страдаю, и хоть бы кто спасибо сказал.

Аксинья вносит большую фанерную вывеску. Ярко раскрашенную. Перед надписью изображён «дородный Амур с опрокинутым факелом в руке».

АКСИНЬЯ. Вот, батюшка, Адриян Прохорович, изволь взглянуть! Дочки-то твои как славно малюют! Красота, право!

АДРИЯН. А что написали-то?!

АКСИНЬЯ. Что просил, батюшка, то и написали. Разве не так?

АДРИЯН. Ты, Аксинья, помолчала бы. Больно грамотная.

АКСИНЬЯ. А хоть бы и грамотная! Я, Адриян Прохорович, слава богу, сызмальства грамоте обучена. Наш барин-то, покойный Василь Кирилыч, большой пресвятитель был, прости господи! Всех крестьянских детей грамоте обучал, чтобы стихи егонные читать могли. Эдак, встамши на тубареточку-с.