Дом на водопаде

Глядя на взволнованное, заметно побледневшее лицо Линд, он добавил:

– Поверь, мне бы очень хотелось сообщить тебе что-то другое. Но, вероятно, вам лучше сосредоточиться на поддерживающей терапии и адаптации и не тратить время на бесполезные в его случае тесты.

Наступившее молчание нарушали только звуки дождя, который барабанил по крыше, и негромкие шаги прохожих, доносившееся с улицы. Алекс Джонс заметил, как судорожно дернулось горло Линд, прежде чем она сумела выдавить из себя хоть слово.

– Я не верю в то, что вы говорите. Так не должно быть. Ведь еще недавно все было нормально, понимаете?

– Понимаю.

– Как-то это все неправильно, несправедливо.

Алекс Джонс кивнул головой. Хороший, наверное, у нее молодой человек. Двадцать четыре года, всего лишь на пару лет старше самой Линд. И, похоже, она его очень любит… Алексу Джонсу хотелось найти для нее слова утешения, чтобы хоть как-то смягчить удар, но ему, в отличие от практикующих врачей, нечасто приходилось встречаться со смертью – он не был обучен тому, как сообщить безрадостную весть близкому человеку больного. Да и что, собственно, изменили бы его слова? Превратили бы тяжелое заболевание в веселый аттракцион? Или, может быть, поставили парня на ноги?

Да, он мог бы помочь им не словом, а делом – это вполне было ему по силам. Однако вся сложность кроется в том, что руководителям научных проектов зачастую приходится принимать такие решения, которые, если взглянуть на них со стороны, могут показаться чересчур жесткими и даже непорядочными. И тогда приходится усмирять свою совесть и поступать так, как этого требуют обстоятельства. Особенно когда несешь ответственность за судьбы многих людей, когда только от тебя зависит их здоровье, их будущее, их жизнь.

Три года назад Алекс Джонс поступил именно так, как должен был поступить: ответил отказом на просьбу Линд включить ее молодого человека в программу клинических испытаний нейросода. У него имелись на то весомые причины, и если бы он поступил иначе, то подвел бы тех, кто надеялся на скорейшее появление препарата на рынке. Это был взвешенный, разумный поступок. Но почему же теперь ему сделалось так гадко на душе?

Стрелки часов тем временем стремительно приближались к половине пятого, и столь же торопливо проносились обрывки воспоминаний в голове Алекса Джонса. Забыть прошлое оказалось труднее, чем заставить себя вынести кому-то смертный приговор. После этого сна о себе в образе безвольного, прикованного к постели больного и Линд в роли безжалостной мстительницы он всерьез задался вопросом: не допустил ли он ошибку, столь решительно отказав ей в помощи? И не придется ли ему в скором будущем испытать раскаяние куда более страшное, чем нелепый кошмарный сон?

Уже утром Алекс Джонс выяснил, что Линд, по-видимому, тоже не спалось сегодняшней ночью. В пять двадцать утра она прислала ему сообщение с текстом: «Позвоните, как пересечете границу. Желаю хорошей поездки!». Может, она и впрямь не держала на него обиды – особенно если учесть, в каком дружественном тоне происходила их переписка. По крайней мере, Линд больше не проклинала его за бессердечность и не обвиняла в том, что он сломал ей жизнь, и это было определенно хорошим знаком.

Когда Алекс Джонс узнал, что она вышла замуж, и не за кого-нибудь, а за наследника фармацевтической империи Закриссонов, его первой реакцией было возмущенное удивление. Сама мысль, что простая русская девчонка стала избранницей шведского миллионера, не укладывалась у него в голове. Но теперь – совсем другое дело, рассудил Алекс Джонс. Пусть будет замужем за кем угодно, хоть за принцем Монако, – он будет этому только рад, лишь бы не чувствовать себя виновником чьей-то трагедии.

Продолжая этот внутренний монолог за чисткой зубов, а потом за чашкой кофе, он говорил себе: «Никогда не знаешь, какой неожиданный сюжет может подкинуть тебе воображение. Представить себя в постели со своей бывшей студенткой, которая при этом пытается тебя убить, – это так нелепо, так странно, что почти смешно! Но придавать этому особого значения не стоит. Если так случилось, что мне до сих пор снятся эротические сны, – пусть. В конце концов, на месте Линд могла быть и Вита, и хорошенькая соседка с пятого этажа, и вообще кто угодно… Это ничего не значит».

Так утешал себя Алекс Джонс, садясь в автомобиль, но мысленно то и дело возвращался к событиям, привидевшимся ему во сне, что сразу сбивало его с правильного настроя. Окончательно он пришел в себя, только когда выехал из Воглина и с приличной скоростью двинулся в направлении федеральной трассы «Скандинавия», по которой ему предстояло добраться до границы.

Часть вторая

Итак, смысл женщины – быть бессмыслицей. Она воплощает в себе «ничто», противоположный полюс божества, другую возможность в человеке. <…> Так мы дошли до понимания глубочайшего страха у мужчины: это страх перед женщиной, страх перед бессмысленностью, перед манящей бездной пустоты.

    О. Вайнингер. Пол и характер

8

В начале десятого утра по местному времени таможенный пункт «Светогорск» дал Алексу Джонсу добро на выезд из страны. Когда его автомобиль въехал на нейтральную территорию и продолжил движение в сторону финского погранпоста, пейзаж за окном, который вот уже полтора часа мчался навстречу ему стремительной серо-зеленой лентой, показался удивительно осязаемым и ярким, хотя на самом деле он почти не изменился. «О, прекрасная страна, – думал Алекс Джонс. – Спаси меня от духовного голода, спрячь от хандры под сенью твоих лесов». И тут же добавлял: «Не дай мне, ради всего, впутаться в какую-нибудь сомнительную историю!»

Поток въезжающего в Финляндию транспорта на пропускном пункте «Иматра» оказался неожиданно плотным. Чтобы ускорить процесс, для проезда машин с российскими номерами была открыта крайняя правая полоса, которая обычно предназначалась для граждан Евросоюза, но и это не особо помогало делу. Очередь в ряду легковых автомобилей продвигалась медленно, и утомившийся ожиданием Алекс Джонс вертелся в кожаном кресле своего БМВ, нетерпеливо обмахиваясь заграничным паспортом. Он, как и любой другой человек, находил процедуру прохождения таможни не слишком увлекательной, но утешал себя мыслью, что с получением постоянной прописки в Ленинградской области он получил также привилегию раз в год беспроблемно обновлять шенгенскую мультивизу, и хотя бы это облегчало ему задачу.

Пару лет назад, когда дела ощутимо пошли в гору, Алекс Джонс решил, что в его возрасте уже несолидно скитаться по съемным квартирам, и запланировал покупку своего собственного жилья. Долго присматривался, подбирал варианты, но в последний момент передумал и вместо отличной меблированной «двушки» в Воглине приобрел слегка подержанный баварский кроссовер и небольшую квартиру-студию в одной из петербургских новостроек. Переезжать в нее Алекс Джонс не собирался с самого начала: квартира была куплена для сдачи в аренду, а в будущем, согласно его планам, там должна была поселиться Арина, которая однажды призналась, что мечтает жить и учиться в северной столице. Может быть, Алекс Джонс и не был лучшим отцом на свете, но в безразличии к собственной дочери его упрекали совершенно напрасно.

И вот наконец загорелся зеленый сигнал светофора! Алекс Джонс подъехал к зданию таможни, заглушил мотор и, оказавшись внутри, поспешил занять очередь к одному из окошек. Пока офицеры паспортного контроля проверяли документы у стоящих впереди него людей, он развлекал себя тем, что наблюдал через бликующие стекла своих очков, как симпатичная девушка поправляет шнурок на кроссовке, наклонившись так низко, что была видна кружевная кромка ее белья. Алекс Джонс засмотрелся настолько, что инспектору в темно-синей униформе с надписью «TULLI» пришлось окликнуть его дважды, чтобы привлечь внимание. Это был рослый молодой финн с добротной светло-рыжей бородой, флегматичный и немногословный, как большинство его соотечественников. Он склонился над паспортом Алекса Джонса и пару минут рассматривал его, слегка нахмурив брови, а потом еще столько же сверял фотографию в паспорте с натянуто-доброжелательным лицом его владельца и наконец задал стандартный вопрос:

– Куда следуете?

Тут Алексу Джонсу впору было бы соврать, и вариантов было бесчисленное множество: «в аквапарк Иматры на пару дней», «на рыбалку в Миккели на неделю», «на полдня в Хельсинки на шопинг» и так далее. Но он отчего-то растерялся и потому сказал правду:

– В гости к старому другу.

Тот факт, что друг на самом деле был подругой и вовсе не старой, по его мнению, значения не имел; это были никому не интересные подробности, которые никоим образом не могли послужить препятствием для въезда в страну. Но, очевидно, бородатый инспектор в синей униформе считал иначе, потому что, поерзав на стуле, он нахмурился еще сильнее и принялся гладить свою бороду с видом крайней подозрительности.

– И долго пробудете?

– Неделю. Может быть, дней десять.

Этот ответ насторожил чиновника даже больше предыдущего. Он бросил на Алекса Джонса строгий взгляд исподлобья и приоткрыл рот, приготовившись расспрашивать его обо всех подробностях поездки, но в этот момент со спины к нему подошел коллега и задал какой-то вопрос, а затем второй. В ответ инспектор вздохнул и уныло покивал головой, после чего вдруг утратил к Алексу Джонсу всяческий интерес и, спешно проставив два оттиска в загранпаспорте, впустил его в страну.

Пройдя пограничный контроль, Алекс Джонс первым делом проверил телефон, по случайности оставленный в автомобиле на самом приметном месте. На экране уже светилось сообщение от Линд: «На оговоренном месте через час, успеете?» Алекс Джонс посмотрел на часы и написал утвердительный ответ, после чего встроился в поток машин, идущих в северо-западном направлении, и двинулся по сети скоростных дорог, постепенно перемещаясь вглубь страны.

Рукой, слегка высунутой из приоткрытого окна, он пытался определить температуру за бортом автомобиля и понять, совпадает ли она с показаниями термометра на приборной панели. Тот показывал восемь градусов тепла, но, очевидно, на днях было теплее, потому что снег уже почти весь растаял и смешался с грязью, образовав на обочине неглубокие лужи. Сосновый лес, раскинувшийся на каменистых холмах по обеим сторонам дороги, накатывал могучими зелеными волнами. С ветром доносился тонкий, терпкий аромат хвои, пригретой солнцем. «А хорошо ведь!» – подумал про себя Алекс Джонс и начал вполголоса подпевать радио.

По мере того как он удалялся от дома, тревога его понемногу рассеивалась, но одна мысль все-таки не давала ему покоя: а почему, собственно, Линд написала в сообщении «буду надеяться» вместо «будем надеяться»? Означало ли это, что она ждала приезда гостя куда сильнее, чем ее супруг? Алекса Джонса вдруг одолел внезапный приступ голода, и он направился туда, где его можно было утолить.

Когда он подъехал к ближайшему придорожному кафетерию, на просторной стоянке было припарковано лишь два автомобиля: синий «Рено» и тентованная фура. Впрочем, внутри вообще не было никого, кроме обслуживающего персонала и пары человек, самозабвенно ковыряющихся в тарелке с овсяными хлопьями. Алекс Джонс взял себе кофе и сэндвич с лососем и расположился на высоком стуле у окна, подальше от входа и других посетителей.