Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 9. Часть 13. Новые горизонты. Часть 14. Научная дипломатия
Евгений Петрович Бажанов
Многотомник «Миг и вечность» посвящен рассказу о жизни и творчестве Натальи Евгеньевны Бажановой – политолога, историка, экономиста, публициста, педагога, дипломата, внесшего выдающийся вклад в изучение международных отношений, мировой экономики, этносов, стран, цивилизаций. При этом, хотя Н. Е. Бажанова находится в центре повествования, акцент сделан также на описание и анализ нашего многообразного, противоречивого, сложного и очень интересного мира.
Девятый том включает в себя части 13 и 14. В части 13 автор вспоминает жизнь собственной семьи, страны и всего человечества в 1997–1999 годах. Действие разворачивается в Москве, а также в Сочи и Южной Корее, которые чета Бажановых тогда посещала.
Часть 14 рассказывает об остальных поездках Натальи и Евгения Бажановых за рубеж в 1997–1999 годах. Представлено видение ими истории, политической системы, экономики, общества, культуры, религии, науки, образования, спорта, внешней политики Австрии, Германии, Великобритании, Китая, США.
Евгений Бажанов
Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 9. Часть 13. Новые горизонты. Часть 14. Научная дипломатия
Как часто, в жизни ошибаясь, теряем тех, кем дорожим.
Чужим понравиться стараясь, порой от ближнего бежим.
Возносим тех, кто нас не стоит, а самых верных предаем.
Кто нас так любит, обижаем, и сами извинений ждем.
Омар Хайям
Уйдя от суеты мирской,
Ты в небе Бога гласу внемлешь.
И там заслуженный покой
Душой усталою приемлешь.
Чем истомилась в жизни грудь,
Придай там Божьему забвенью.
О нас святом упокоенье
Святой молитвы не забудь.
Отец Владимир (Волгин), протоиерей, настоятель Храма Премудрости Божией в Средних Садовниках г. Москвы
© Бажанов Е. П., 2018
© ООО «ИТК «Дашков и K°», 2018
Часть 13
Новые горизонты
Глава 1. Буря со стаканом в руке
11 февраля 1997 года по рекомендации МИД России коллектив Дипакадемии избрал ректором Юрия Борисовича Кашлева. На церемонии прощания ректора Романовского с коллективом он признал, что пришел в ДА нацеленным на ее закрытие, а уходит убежденным в нужности и важности нашего учреждения. Провожали Романовского добрыми словами и цветами. Впечатленный Кашлев воскликнул: «Хотел бы, чтобы и мне устроили в будущем такие проводы!» Не получилось, вышло совсем по-другому.
Новоиспеченный ректор бурей ворвался в весьма размеренную, спокойную жизнь Дипломатической академии. Он крушил и сметал все на своем пути, и уже очень скоро в нашем доме воцарились хаос и неразбериха. Люди бессмысленно суетились, бегали, толкались, лаялись, в результате страдало дело, падала репутация Дипакадемии.
Начал Кашлев свою деятельность с гротесковой кампании саморекламы. Целая бригада секретарш и вдобавок к ним проректоры и деканы денно и нощно рассылали во все концы белого света волнующую весть о восхождении Юрия Борисовича на «трон» ректора Дипломатической академии. Он самолично сочинил рассказ о своем ярком жизненном пути. О том, как блестяще окончил МГИМО, в совершенстве овладев китайским и тремя европейскими языками.
На самом деле по-китайски он знал не более десяти слов и на протяжении всей дипломатической карьеры бегал от Китая как черт от ладана, объезжал Срединную империю за тысячу верст. Встретив меня в 1981 году и узнав, что я направляюсь на работу в советское посольство в Пекине, Юрий Борисович хохотал: «Вот дурак, как же тебя угораздило в эту тмутаракань загреметь!». Теперь же Кашлев бахвалился своей причастностью к вошедшему в моду реформируемому Китаю. Безосновательными были претензии Кашлева на знание немецкого и польского языков. Владел он лишь английским, да и то далеко не в совершенстве.
В информации-автобиографии подробно рассказывалось также о выдающихся достижениях Кашлева в области дипломатии, публицистики, образования, науки и т. д. и т. п.
За пару недель напряженных усилий мы оповестили о новом ректоре ДА чуть ли не каждого более-менее значимого начальника в России, от министра обороны до губернатора Чукотки, а заодно ведущие СМИ и учебно-научные центры. А затем взялись за заграницу. Твердя, что Дипакадемию никто не знает, ректор требовал посылать депеши о себе в российские посольства, иностранные университеты и научные центры.
Темпы нашей работы Кашлева все-таки не удовлетворяли, он кипятился, шумел, подгонял нас и выискивал все новые адресаты для столь важной информации. И неустанно повторял, что ректор Дипакадемии – это большая должность, выше заместителя министра иностранных дел, их много-де, а он – один, уникальный.
Вторым магистральным направлением деятельности Юрия Борисовича стало обеспечение собственной персоны максимумом комфорта. В режиме «блицкрика» он осуществил капитальный ремонт личного кабинета, поменял там интерьер и мебель. А затем устроил еще один ремонт, в процессе которого расширил свои апартаменты за счет зала заседаний Ученого совета. К этому залу сотрудники привыкли и любили его. Кашлев отрезал 1/3 площади зала, превратив аннексированные метры в комнату отдыха с туалетом, ванной, диваном, холодильником. Деньги использовал те, которые предназначались на капитальный ремонт обветшалых помещений на Большом Козловском.
Там шатались полы, сыпалась с потолка штукатурка, возгоралась трухлявая электропроводка, просачивался снег через трещины в наружных стенах. Состояние было явно аварийное, и нам велели готовиться к переселению на период проведения ремонтных работ. Летом 1997 года мы сложили пожитки в коробки и ждали сигнала. Вместо этого последовал отбой – казна Дипакадемии опустела в хлопотах вокруг кашлевских апартаментов.
Один из членов ректората назвал аморальным и неэтичным решение Кашлева благоустраивать собственный кабинет за счет средств, заработанных трудом всего коллектива. Ректор, выслушивая эту жесткую критику, лишь хлопал ресницами. И продолжал мобилизовывать государственные средства на удовлетворение личных нужд: строительство дачи, приобретение автомашины, пополнение бара спиртными напитками и т. п.
С особой яростью транжирились деньги на загранкомандировки. Из трех лет ректорства Юрий Борисович не менее года провел в дальних странствиях, которые, как правило, не имели ничего общего с нуждами и интересами Дипакадемии. Взбирался на египетские пирамиды, наслаждался финалом первенства мира по футболу в Париже, прикармливал крокодилов в Южно-Африканской Республике, дегустировал собачатину в Южной Корее, танцевал самбо на бразильском карнавале. Видели его в Индонезии и Иране, Англии и Италии и еще в десятках стран на всех континентах. Информация о вояжах шефа доходила разная: где-то обсмеяли его публичное выступление, в другом месте он был задержан местной полицией за нарушение общественного порядка, в третьем – ректор устроил скандал на блошином рынке.
Летал Кашлев через залы для очень важных персон (VIP), первым классом, повсюду добивался обслуживания со стороны российских посольств, т. е. время проводил красиво. Вернувшись же в родные пенаты, Кашлев тут же обрушивал на подчиненных водопады заданий и поручений, сопровождая их истерическими понуканиями и взрывами возмущения. «Бездельники, лентяи, тупицы!» – кричал шеф, брызжа слюной. Выплеснув таким образом первые порции накопившегося за кордоном адреналина, он тут же погружался в новые утехи: пил каждый день с утра до вечера, устраивал сабантуйчики с секретаршами, травил анекдоты. Особенно любил матерные. Стоит напротив двадцатилетних девушек и изрекает такие вещи, которые я бы лично и в мужской компании постеснялся произнести.
Имел пристрастие он и к теннису, в который регулярно играл в рабочее время. Не успеет начаться ректорат, а Кашлев уже ерзает на стуле, перебивает подчиненных, короче, мол, выражайтесь, нечего рассусоливать. Но мы рассусоливали, и он, не дожидаясь конца скучного совещания, убегал в коридор. Там его ждал спарринг-партнер по теннису (чаще женского пола). Наспех переодевшись, ректор мчался на корт. Однажды, чтобы не терять понапрасну время, Кашлев прямо на ректорат явился в спортивном костюме и с ракеткой.
Юрий Борисович, однако, не только развлекался. Он одновременно развил бурную деятельность по перестройке жизнедеятельности Дипакадемии. Сразу же велел убрать из холлов здания на Остоженке стенды с трудами сотрудников ДА. Холлы отремонтировали и на их стенах развесили картины. С тех пор там экспонируются поочередно работы живописцев разных школ и разных стран, порой замечательные. Открытие выставок проходит торжественно при стечении многочисленных гостей и прессы. Так что это начинание Кашлева получилось удачным и прижилось. Правда, на вернисажах почти не видно сотрудников Дипакадемии, но все-таки картины на стенах – это не минус, а плюс для Академии.
С энтузиазмом взялся Кашлев за организацию в Дипакадемии вечеров: по случаю Масленицы и Пасхи, в ознаменование российско-польской дружбы, в честь пушкинского юбилея и т. п. На вечера Кашлев приглашал своих знакомых, представителей российских политических, деловых и культурных кругов, дипкорпуса. Наши сотрудники и на вечера ходили вяло, что вызывало у ректора дикое возмущение. «Игнорируют жизнь Дипакадемии, – кричал он, – бездельники, думают только о себе».
Я тоже не посещал вечера, объясняя, что ДА это не казино и не клуб развлечений. Рейтинг учебного и научного заведения определяется не количеством выпитого на вечеринках спиртного. Оксфорд славится во всем мире не пьянками, а качеством учебного процесса и научными достижениями. Что же касается Дипакадемии, то вечеринки не только не повышали наш рейтинг, а, наоборот, роняли его. Ведь мы постоянно жаловались на недофинансирование государством. Не хватало средств на писчую бумагу, публикации, командировки и многое-многое другое. Зарплаты сотрудников оставались мизерными. И вот на таком фоне в ДА раз за разом происходили пышные пирушки, с деликатесными яствами и напитками. Мидовцы в недоумении пожимали плечами и шептались: «Что-то Дипломатическая академия зажралась, денег у нее – куры не клюют!».
Обожал Кашлев и чисто внутренние академические сходки по случаю Нового года и других праздников. На них он неизменно становился душой компании: пел, острословил, декламировал стихи, целовал дамам ручки, кружил партнерш в вальсе. Тех, кто на сходках не появлялся, Кашлев презирал и проклинал, среди прочих особо выделяя меня.
В учебном процессе Юрий Борисович фантазировал меньше. Он лишь дергался по поводу слабого притока коммерческих слушателей. Постоянно требовал от членов ректората рекрутировать абитуриентов, где только возможно – среди соседей, знакомых, в вузах, учреждениях. Устанавливал квоты: каждый должен обеспечить такое-то количество новых слушателей.
Увлекли Кашлева и Высшие дипломатические курсы (ВДК), в которых участвовали свежеиспеченные (только что назначенные) послы, посланники и генеральные консулы. Лекции им читали главным образом высокопоставленные деятели нашего государства.
Выступали на ВДК и профессора Дипакадемии, в том числе и я. Моя тема: «Тенденции международных отношений на современном этапе». Весьма неожиданно лекция аудитории понравилась. В опросных листах, заполненных слушателями по итогам занятий, моя лекция была названа лучшей. Даже Кашлев, несмотря на весь его антагонизм ко мне, дал высокую оценку этой лекции и распорядился записать ее на пленку (что и было исполнено). Отмечу, что лекцию мы готовили вместе с Наташей.
Ну а Юрий Борисович не только сам посещал почти все занятия на ВДК, но заставлял присутствовать на них профессорско-преподавательский состав ДА. Курсы даже перенесли из среднего размера аудитории в актовый зал, в который набивалось порой до 200–250 человек. Но ректору все казалось мало, он ругался на тех, кто прогуливал столь ценные занятия.
Не всем линия Кашлева в этом вопросе пришлась по душе. Как-то замминистра иностранных дел начал лекцию о российской политике на Ближнем и Среднем Востоке и вдруг заметил в зале человека, связанного с иранским посольством. Это был полставочник ИАМПа. Замминистра вышел в коридор и заявил Кашлеву: «Я не могу вести разговор на конфиденциальные темы в присутствии этого типа с очень сомнительной репутацией».
Странно было присутствовать на выступлениях, по существу брифингах руководителей Минобороны, спецслужб, для российской дипломатической элиты, когда в зале бок о бок с дипломатами восседали случайные люди, в том числе аспиранты и слушатели ДА из зарубежных стран. В конце концов руководитель кадровой службы МИДа категорически запретил Юрию Борисовичу превращать курсы ВДК в «балаган».
Не оставил Кашлев без внимания и академическую науку. Еще до избрания ректором он проинспектировал наш комплекс на Б. Козловском. Вихрем промчался по всем трем зданиям, обозвал их «вороньей слободкой» за неприглядный вид, сгреб под мышку несколько публикаций иамповцев и, бросив фразу о том, что надо бы увеличить для научных сотрудников число присутственных дней, удалился. Еще больше науки заинтересовали ректора на Б. Козловском теннисные корты. Когда-то ими пользовалось руководство ДА, но затем их приспособили под стоянку машин. Кашлев потребовал восстановить статус-кво, но ему объяснили, что нельзя из-за дренажных проблем. Юрий Борисович, однако, не угомонился, долго продолжал муссировать эту тему. Правда, искомого результата все-таки не добился. Стоянка машин и поныне там.
После выборов Кашлев сразу завел разговор о коренной модернизации научной работы в ДА. Он буквально фонтанировал новаторскими идеями, граничившими со смешным фантазерством и наивным прожектерством. Ректор с завистью отзывался о достижениях МГИМО и горячо убеждал меня в том, что мы должны перещеголять мгимовцев – писать речи министру, готовить материалы для Коллегии МИД, участвовать в официальных переговорах с зарубежными лидерами, составлять международные договоры и соглашения. Я объяснял, что научные сотрудники ДА не государственные деятели и не дипломаты, у нас даже допуска нет к конфиденциальной информации и мы в любом случае не можем брать на себя функции МИДа.