На первой же встрече с мидовскими кураторами Кашлев посетовал, что ИАМП не зарабатывает деньги, что институт никто не знает. Я обиделся, стал доказывать, что ИАМП деньги зарабатывает и по линии аспирантуры/докторантуры, и получая гранты и подарки (в виде оборудования) от зарубежных партнеров, и установив выгодные ДА в целом обмены с иностранными учебными и научными центрами.
Кашлев пропускал мои контраргументы мимо ушей и продолжал твердить свое. Ему в этом активно помогали некоторые из моих коллег. Они же пустили слух, что меня собираются заменить на посту проректора по науке заведующим кафедрой философии К.М. Долговым, зараженным манией величия и ненавистью к окружающим. Но слухи вскоре сошли на нет, а вот жажда Кашлева совершать научные подвиги еще некоторое время не иссякала. По его настоянию мы забрасывали МИД письмами о допуске сотрудников ДА к оперативной информации, секретным архивам, приглашении нас на заседания Коллегии министерства и т. п. В ответ следовали отказы и рекомендации оставаться в рамках компетенции учебного заведения.
С особым упорством стремился Кашлев совершить революцию в международных связях Дипакадемии. Прежде всего и в первую голову его, конечно, интересовали собственные вояжи за рубеж. Юрий Борисович готов был выступать где угодно и на любую тему, лишь бы иметь повод кататься по земному шару. Как-то я не выдержал и выразил свое несогласие. Пришло приглашение в Италию на симпозиум, посвященный Рапалльской конференции 1922 года. Кашлев позвонил мне домой в 11 ночи и стал требовать, чтобы уже на следующий день ему был приготовлен текст выступления на симпозиуме.
– Вы же не специалист по данной теме, – сказал я, – а симпозиум этот для ученых, которые всю жизнь изучают материалы конференции в Рапалло, и доклад дилетанта им абсолютно не нужен.
Ректор в ответ взорвался, обвинил меня в лености, нежелании выполнять служебные обязанности. Пришлось сколачивать бригаду профессоров для написания Кашлеву этого доклада.
Мои же поездки за рубеж Юрий Борисович не выносил органически, сама мысль о них причиняла ему душевные и физические страдания. И он не жалел сил, чтобы эти поездки сорвать.
Так, в апреле 1997 года нас с Наташей пригласили посетить КНР по линии ЦК КПК. По доброте душевной я предложил Кашлеву с супругой поехать вместо нас, что они с превеликим удовольствием и сделали. Вернулся в Москву ректор в восторженном состоянии – китайцы приняли его по-королевски. Слов признательности я от него не услышал, только реплику: «А Вас в Китае действительно знают!». Вместо же благодарности получил от начальника нечто совершенно иное.
В начале июля того же года мы нанесли с Кашлевым визит иранскому послу. Тот пригласил нас обоих в Иран. Не успели мы выйти из посольства, как ректор хамски заявил: «А зачем мне ехать с Вами? Лучше я возьму переводчика с персидским языком или какую-нибудь бабу. У нас вроде есть слушательница, изучающая персидский». Со слушательницей что-то не склеилось, кажется, у нее не было загранпаспорта. И Кашлев поехал с двумя мужчинами (научным работником и переводчиком). Я же готовил материалы к поездке, и как всегда, под аккомпанемент ругани со стороны шефа.
Когда Кашлев все же отпускал меня в поездки, то пока я ездил непременно обливал меня грязью коллегам, возмущался, как я могу отсутствовать на службе в «столь ответственный период».
Требуя революционизировать международные связи ДА, Кашлев не уставал твердить: «Нас никто нигде не знает, ни во Франции, ни в Италии, ни в Мексике!».
Я спорил с ним, подчеркивая, что учебное заведение не может претендовать на мировую славу под стать Мэрилин Монро или Пеле. Мы не Голливуд и не сборная Бразилии по футболу. Есть всего лишь пять-шесть университетов, которые пользуются широкой известностью. Вот, он сам, Кашлев, сколько может назвать вузов во Франции или Италии, с которыми хорошо знаком?
Кашлев тем не менее пытался что-то придумать этакое. Несколько раз собрал совещание «актива», пригласив на него разношерстную публику. Участники совещания произносили демагогические речи о неограниченных возможностях учебного заведения нашего калибра иметь разветвленные контакты с внешним миром. Поговорив, продемонстрировав свою эрудицию и озабоченность делами родной академии, народ расходился по своим углам и забывал о международном сотрудничестве до следующего совещания.
Зарубежных гостей Кашлев принимал с распростертыми объятиями. По взглядам он был антисталинистом и интернационалистом, поэтому легко контактировал с представителями всех цивилизаций, стран, этносов, идеологических предпочтений. Беседы вел легко, весело, многих к себе располагал. На вечере дружбы в посольстве Польши встал на колени перед певицей из Варшавы. Целовал ручку даме – послу Канады, которую знал по прежней работе. Она, кажется, была влюблена в Кашлева. Познакомившись со мной на одном из дипломатических приемов, дама воскликнула: «А Вы из Дипакадемии, которую мой Юра называет дурдомом и собирается переделывать!» Я отпарировал: «Это его надо переделывать, а не Дипакадемию!» Она обиделась, да и я тоже, в дальнейшем, встречаясь, мы не замечали друг друга.
Кашлев ввел в норму организацию обедов в ДА для глав дипмиссий стран СНГ, щедро угощал иностранных политических деятелей, ученых, деятелей сферы образования, наносивших визиты в Дипломатическую академию. Но ему все-таки не всегда удавалась роль образцового дипломата. Ректор Венской дипакадемии П. Ляйфер с супругой с содроганием вспоминали совместную с Кашлевым работу в Вене в 1970-е годы, его визит в австрийскую столицу уже в должности ректора нашей Дипакадемии. Жаловались, что в молодости он много пил и приставал к жене П. Ляйфера, ныне приставать стал меньше, а пить больше, выступает же ужасно – мелет глупости, фонтанирует пошлостями. П. Ляйфер раз за разом выражал удивление, что такой несолидный человек возглавляет Дипакадемию МИД России.
Шокировал Кашлев пакистанскую делегацию во главе с замминистра иностранных дел. Начал он беседу слегка выпившим, а заканчивал вдребезги пьяным. Опустошил бутылку виски, рыгал, облил гостей кофе, смачно ругался матом по-английски, хохотал и в конце концов упал со стула.
В другой раз Кашлев опозорил Академию перед послом М. Брементом, заместителем директора Центра по изучению вопросов безопасности им. Джорджа К. Маршалла в Гармиш-Партенкирхене (Германия). Это был очень важный партнер Дипакадемии, которого привлекла Наташа. О сотрудничестве с этим Центром речь пойдет в части 14.
Дипакадемия пригласила М. Бремента с супругой в Москву для чтения лекций. Они с удовольствием приехали, причем полностью за свой счет. М. Бремент был специалистом по России, работал в прошлом дипломатом в посольстве США в Москве, выпустил ряд монографий по советско(российско) – американским отношениям, в которых активно высказывался в пользу сближения наших стран, установления между ними гармонии.
Увы, мы сразу же испортили гостям настроение, и все благодаря Кашлеву. Бремент должен был выступить со своей первой лекцией, и я намеревался представить гостя аудитории. Но шеф как раз на это время назначил ректорат и отказался отпустить меня на лекцию Бремента. Гостя привела в аудиторию заведующая учебным отделом, женщина малообразованная и грубая. Она объявила слушателям: «Сейчас перед вами выступит этот американец».
– А кто он такой? – поинтересовались из аудитории.
– Не знаю, какой-то профессор.
– А на каком языке будет лекция?
– На английском, конечно.
– Но мы его плохо знаем!
– Ничего, делайте вид, что все понимаете. Какая разница, что он там говорит!
Закончив диалог, женщина удалилась. А Бремент остался, ужаленный в самое сердце. Дело в том, что он понимал русскую речь и, разумеется, обиделся на такое «представление» слушателям. О чем мне позднее и поведал. Мы с Наташей пытались загладить инцидент. На своей машине катали Брементов по Москве и окрестностям, угощали их за собственный счет в дорогих ресторанах. Но Бременты обиду затаили, уехали и больше с нами не контачили.
Похожий «трюк» проделал Кашлев с бывшим мининдел Ю. Кореи Ю Чхун Хва. Тот прекрасно выступил в Дипакадемии, а дальше должен был состояться коктейль в честь гостя, оплаченный, кстати, посольством РК. Кашлев не пустил никого на коктейль, созвав экстренное заседание ректората. В коктейле участвовали одни южнокорейцы.
Список примеров неприличного поведения Кашлева в отношении иностранных гостей можно было бы продолжать. Иногда он допускал бестактность из-за легкомыслия и опьяненности, но чаще из вредности, чтобы вставить шпильку мне или кому-то еще из подчиненных.
Тем не менее в общем и целом наши международные связи, особенно научные, продолжали развиваться.
Глава 2. Корея в фокусе
Особую интенсивность приобрели наши связи с южнокорейскими партнерами. В декабре 1997 года бывший Наташин докторант Ким Дэ Чжун нежданно-негаданно победил на президентских выборах. Еще незадолго до них, когда мы предсказывали президентское будущее Киму, южнокорейцы, практически без исключения, смеялись: только, мол, человек, не разбирающийся в делах Кореи, может проявлять подобную наивность. Ким Дэ Чжун – слишком старый, слишком левый и слишком далек от центров политического и экономического влияния в стране, чтобы получить большинство голосов избирателей. Ведь он из Чоллы, а власть в РК давно и прочно контролируют представители другого региона, Кёнсан-Пукто, «мафия» «Тикэй».
Чудо, однако, случилось. Ким Дэ Чжун выиграл. Ему помог финансово-экономический кризис, который нанес чувствительный удар по жизненному уровню населения и усилил в обществе оппозиционные настроения. Сыграло свою роль и молодое поколение, которое выросло гораздо либеральнее отцов и которому опостылели военные правители, авторитаризм, засилье монополий (чеболей) в экономике, конфронтационный подход к Северу, пресмыкательство перед США. Если на юго-востоке РК, в Кенсане, большинство голосовало все-таки против Ким Дэ Чжуна, то в столичном регионе, вслед за Чоллой, поддержали Ким Дэ Чжуна, связывая с ним надежды на выход из кризиса, оздоровление политической и экономической системы, потепление отношений с КНДР.
Мы пребывали в эйфории – друг и подопечный Наташи стал Президентом Республики Кореи! Причем президентом с программой кардинального реформирования страны. В дневнике я отметил:
20 декабря 1997 года
18 декабря Ким Дэ Чжун выиграл президентские выборы. Южнокорейские и японские СМИ (телевизионные и радиокомпании, информационные агентства, журналы и газеты) буквально атакуют Наташу. Все хотят знать, как и о чем Ким Дэ Чжун писал диссертацию, какой, по мнению Н.Е. Бажановой, будет внутренняя и внешняя политика нового президента.
Сразу по окончании выборов нам с Наташей стал названивать российский посол в Сеуле Е.В. Афанасьев. Приезжайте, просил он, помогите установить связи с новой администрацией. Сделать это послу оказалось непросто. Ким Дэ Чжун, обидевшийся на российские власти еще с момента защиты докторской, все последующие годы лишь накапливал негативные эмоции в отношении официальной Москвы. Он жаловался нам: «В Южной Корее становится все меньше людей, хорошо настроенных к России. Из-за ослабления мощи вашего государства, внутренних неурядиц в нем, а также вследствие отказа вашего правительства расплатиться по долгам с РК южнокорейская элита потеряла интерес к контактам с Россией, смотрит на нее свысока. Только я понимаю, насколько велик российский потенциал, стремлюсь развивать сотрудничество с россиянами. Однако ваши власти меня просто-напросто игнорируют».
Действительно, в начале 1997 года Ким хотел приехать в Россию, но не приехал, потому что российские официальные лица не пожелали общаться с южнокорейским оппозиционером.
Придя к власти, Ким Дэ Чжун не торопился «брататься» с обидчиками. На инаугурацию 25 февраля 1998 года он пригласил из РФ только депутата Госдумы корейца по национальности, меня с Наташей, а также двух наших приятелей-банкиров – М.Н. Николаева и В.И. Гудименко, с которыми решили учредить Фонд сотрудничества с Республикой Корея (ФСРК).
Российские дипломаты отвезли нашу делегацию в отель «Силла». Слышали от южнокорейцев в Москве, что у них в стране из-за сурового экономического кризиса люди стали меньше пользоваться автотранспортом. Мы, однако, этого не заметили, пробки казались такими же, как и прежде. Зато зима уже отступила. Было сухо, солнечно и тепло. Зелень, конечно, еще не появилась, все выглядело голо, довольно серо и трущобисто. Впервые, пожалуй, бросилось в глаза сходство Сеула с Пекином прежних времен – кривые улочки, скромные, а то и убогие домишки, лепящиеся друг к другу, пыль, не очень хорошо одетые люди.
Почему так все смотрелось? После Европы? В предыдущем году мы ездили исключительно в Австрию и Германию. А может свой отпечаток наложил кризис? Или все дело во времени года? «Пересменка» между зимой и весной повсюду самый невзрачный период.
Первая встреча, согласованная еще из Москвы по телефону, состоялась в нашем же отеле с соратником Ким Дэ Чжуна Ким Дэ Суном. Начали ее в кафетерии, а затем проследовали в корейский ресторан. Я еще по телефону почувствовал печаль в голосе Кима. Выяснилось, что после победы Ким Дэ Чжуна на выборах 10 декабря никто ему из президентской команды даже не позвонил. Ким Дэ Сун, всегда преувеличивавший свою роль порой до безобразных размеров, на этот раз был предельно откровенен: «Я извиняюсь, но ничем не могу вам помочь. Я вдруг осознал, что мне 69 лет и я не нужен, Дэ Чжун предпочитает видеть вокруг себя более молодых людей».
Вскоре после нашего размещения в гостинице заехала машина и отвезла Наташу и меня в посольство. Сели совещаться с послом. Он повторил просьбу посодействовать выходу на Кима и его окружение, записать перед отъездом суть разговоров с новой элитой.
На следующий день с утра начали перезвон. Питер Чжун, помощник губернатора провинции Чолла-Пукто Ю Чжун Гюна, и куча его коллег терроризировали нас вопросами: «Какова у вас программа? Какую вы хотите иметь?». Очередное и подробное объяснение ничего не меняло. Следовал новый звонок все с теми же вопросами. Но главное договорились о встрече с губернатором.
За нами заехали и отвезли в офисное здание с провинциальными представительствами. Возили кругами полчаса, беспрерывно болтая по мобильным телефонам (их в РК стало несметное количество, даже сидя на унитазах в общественных туалетах корейцы вели переговоры). Офисное здание оказалось довольно простеньким, с тесными комнатками, да и сам кабинет Ю был небольшим. Но его хозяин, по единодушным оценкам всех корейских собеседников и российских дипломатов, являлся тогда второй по величине фигурой в стране. По определению прессы, Ю должен был «спасти» Сеул, «вытащить государство из долговой ямы».
Ю встретил нас радушно, сияя. Чувствовалось, что человек пьян от популярности. В мае 1996 года во время визита в Москву он надувался, а сейчас просто «поплыл». Беседовали о создании Фонда сотрудничества России с Южной Кореей, о журнале, посвященном РК, о деловом партнерстве. Подарили норковую шапку (он тут же заявил, что жена ее отнимет), оставили почти царскую шапку для Ким Дэ Чжуна (обещал обязательно передать). Просили «пробить» участие российского посла во встрече 26 февраля с президентом. Ю сказал, что не может даже свою жену «протащить» на ужин в Голубом дворце 25 февраля, все решает служба безопасности, и у него нет в данной области никакого влияния.
Беседовали недолго, Ю был занят, поручил помощнику Питеру Чжуну быть на связи с нами. Питер сказал, что покормит нас, просили сделать это в каком-то городском ресторане, например, в районе Инсадон. Нас доставили в Инсадон, где мы побродили по антикварным лавкам. На ланч без объяснений отвезли в отель «Сеул Плаза». За едой Питер в грубой манере возмущался тем, как его обсчитывали и обманывали в России, «обчистили», мол, до ниточки. Явно хотел выместить обиду на нас. Чжун, в частности, не реагировал на предложение Николая заказать побольше еды. А ведь у Николая было достаточно денег, чтобы купить весь ресторан с отелем «Сеул Плаза» в придачу!
В тот же день, позднее, побеседовали со старым знакомым, заместителем министра по вопросам объединения Кореи Муном (в прежние годы проводили с ним конференции в Москве). Говорили о проведении Российско-корейского форума, т. е. о том, что интересует и нас, и его. Через день он прислал нам подарки: всем мужчинам – по вазе, Наташе – большой корейский сервиз. Мы ответили меховой шапкой.
А тем же вечером вновь поехали в Инсадон. Посетили весьма экзотический ресторан под названием «Горная деревня». В лабиринте переулков – буддийский храм, который и есть ресторан. При входе снимаем обувь, проходим к низкому столу, сидеть надо на полу, на циновках. В зале одни корейцы (за небольшим исключением). Пищу принесли всем одну и ту же, не спрашивая, что хотим. Ресторан буддийский, вегетарианский, поэтому и еда соответствующая: в пиалках травы, корешки, соусы. Почти ничего съедобного, разве что суп, пахнувший ржаным хлебом и кимчхи. Начался концерт – народные танцы с барабанами и прочая экзотика. Девушки-танцовщицы стали приглашать публику из зала.
Следующий день – кульминационный. Ранний подъем и рассадка по автобусам. Наташу и меня приглашают в красный автобус для главных гостей, Мишу и Володю определяют в синий, категорией ниже. В нашем автобусе появляются миллиардер Сорос, бывшие послы США в Южной Корее, цэрэушники Грег и Лилли. Входит и ректор МГУ академик В.А. Садовничий. Он подходит к Соросу и представляется. Сорос покровительственно хлопает ректора главного российского вуза по плечу, милостиво сообщает, что узнал академика.
Кавалькада автобусов трогается в путь. Замечательный, солнечный, прохладный день, +14 ?С. Сеул выглядит нарядно и торжественно. В районе комплекса зданий парламента скопление людей, множество полицейских. Нас высаживают у главного здания, проводят в зал, где можно поболтать и выпить кофе. В зале собраны все сливки южнокорейского общества, от разговоров стоит гул. Но вот ожидание окончено. Звучит приглашение проследовать на трибуны. Они расположены на свежем воздухе амфитеатром вокруг подиума.
Слева садятся корейцы, большинство с депутатскими значками, справа располагаются иностранные гости, в том числе дипкорпус. Среди последних – бывший Президент Германии Вайцзеккер, бывшие японские премьеры Накасонэ, Такэсита, бывший Президент Филиппин Акино, президент МОК Самаранч. Приводят под зонтиком экстравагантного Майкла Джексона. Начинают прибывать и центральные фигуры действа. Появляются бывшие президенты РК, их трое, в том числе только что выпущенные из тюрьмы Ро Дэ У и Чон Ду Хван с женами. Далее на подиум восходит их обидчик, нынешний президент Ким Ен Сам, здоровается со всеми за руку. Наконец, мы видим кортеж победителя. Ким Дэ Чжун с супругой Ли Хи Хо и свитой поднимаются наверх, Ким жмет руки тем, кто десятилетиями пытался его убить, сажал в тюрьмы, издевался, притеснял. Мудрая линия поведения! Не мстить, а объединять, Корея в этом сейчас очень нуждается.