Четыре столицы Древней Руси. Старая Ладога, Новгород, Киев, Владимир. Легенды и памятники

Конечно, в глухих местах Новгородского края, как и по всей Русской земле, долго еще сохранялось язычество со всеми его обрядами. По некоторым письменным источникам известно, что борьба с язычеством продолжалась во все последующие века, доходя до XVI века.

Среди густых лесов и мало проходимых болот, под старыми развесистыми деревьями ставили упорные язычники своих идолов. Усердные иноки разыскивали эти ставки или капища, свергали идолов и строили на месте их первые христианские храмы.

Из преданий о местных скитах известно, что они основывались часто бывшими разбойниками или буйными ушкуйниками. Скитается в дремучем лесу разбойник или подплывает к берегу ушкуйник с награбленным добром – и натыкается вдруг на какую-нибудь пещеру в скале или среди леса. Там находит он смиренного отшельника, который молится и спасает душу, уйдя от мирских соблазнов. И поражается невиданным зрелищем разбойник. Какие-то неведомые чувства появляются в его огрубевшей душе, какие-то новые мысли начинают шевелиться в его мозгу… И делается ему невмоготу продолжать прежнюю жизнь душегубства. Он остается здесь, поселяется в соседней пещере, инок просвещает его светом евангельской истины и обращает в христианство. Награбленные и спрятанные в разных местах сокровища собираются и идут на постройку церкви. Приходят другие уставшие от мирской жизни люди, селятся кругом церкви, и так образуется скит или монастырь.

Так как Ладога стояла на торговом пути и видала много заезжих людей, то в ней не могло долго держаться язычество. Вероятно на месте ее капищ скоро после проникновения к славянам христианства стали основываться маленькие деревянные церковки, которые разрушались пожарами или вражескими набегами и не оставляли после себя следа.

Первая церковь, о которой мы встречаем известия в летописях, была церковь во имя св. Климента в земляном городище, выстроенная в 1153 году новгородским архиепископом Нифонтом. По словам летописи: «Иде боголюбивый епископ Нифонт в Ладогу и заложи церковь камяну св. Климента». В переписной книге Ладоги за 1646 г. упоминается о деревянной церкви: «Да в земляном городище церковь деревянная клетцка во имя Климонта папы римского, образа и книги, и ризы и колоколы, строенье приходское». Об этой же церкви свидетельствует старопечатная минея, хранящаяся в церкви Св. Василия Кесарийского на противоположном берегу Волхова. В минее находится такая надпись: «7201 положил сию книгу глаголемую минию месяц април в церковь священномученика Климента, что в Ладоге в земляном городе по своей вере, по себе и по своих родителях Ладожанин посадцкой человек Максим Андреев сын Торопчанинов».

При основании Новой Ладоги церковь Св. Климента была перенесена Петром Великим туда. Здешняя церковь была заброшена и мало-помалу разрушилась. О перенесении церкви в Новую Ладогу мы читаем следующее в челобитной новгородскому митрополиту Иову от священника Афанасия Васильева: «В прошлом 1703 году по твоему архиерейскому указу и грамоте соборная церковь священномученика Климента перевезена в Новую Ладогу и поставлена, и мы богомольцы твои перевезлися и живем домишками и окладного жалованья нам не положено, в Старой Ладоги у нашей церкви были в приходе, и те ныне приходят в Новые Ладоги в Николаевской Медведской монастырь». Теперь на небольшом холме, образовавшемся над развалинами церкви, стоит только ветхая деревянная часовенка над массивным деревянным крестом, потемневшим от времени. Прежде здесь стоял другой крест, который хранится теперь в церкви Св. Дмитрия Солунского внутри каменного городища. На том кресте вырезана следующая надпись: «Поставлен сей животворящий крест Господень на церковном месте священномученика Климента папы римского, по обещанию Григория Федорова сына Куснищева, лета 1728 июня 24 день».

Много таких деревянных крестов, грубых, массивных, потемневших и растрескавшихся, с полуистертыми надписями, стоит в Ладоге и ее окрестностях. Говорят, почти все они поставлены на местах старых разрушенных церквей.

Из церквей, существующих в Ладоге в настоящее время, самой древней считается церковь Св. Георгия в стенах Рюриковой крепости. Точное время ее основания неизвестно, но существует предание, что она была построена на месте прежнего языческого капища. Предполагают также, что она была основана в XI веке Ярославом Мудрым, во время княжения его в Новгороде. По словам летописи, отец Ярослава, Владимир, распахал землю и умягчил ее, т. е. просветил крещением; Ярослав же насеял книжными словами сердца верных людей, а мы, прибавляет летописец, пожинаем, принимая книжное учение. При книгах нужны были особенно церкви и грамотные священники, которые могли бы учить неграмотный народ. Ярослав строил церкви по городам и местам неогороженным; ставил в них священников, которым давал содержание из собственного имущества, приказывая им учить людей. При Ярославе в Новгороде было сделано то же, что при Владимире в Киеве: князь велел собрать у старост и священников детей и учить их книгам. Весьма вероятно, что этот благочестивый князь, бывая, во время своего княжения в Новгороде, в Ладоге, построил там церковь. На это указывает еще и то, что церковь выстроена во имя Св. Георгия: Георгием же Ярослав был назван при крещении. Другие относят построение церкви ко времени построения каменного городища, т. е. к XII веку. Во всяком случае древность церкви подтверждается ее архитектурой и стенной живописью – фресками. Такими фресками украшали русские храмы греческие мастера, приезжавшие в Россию в первые века после возникновения в ней христианства. Во многих местах летописей и местных писцовых книг встречаются затем известия о разных изменениях, через которые проходила церковь св. Георгия.

В 1446 году, по словам летописи, архиепископ Евфимий «заложи монастырь св. Георгия в городке Ладоге и церковь св. Георгия понови и подписа, идеже отпало и покры ю чешуею и бысть крестьянам прибежище». После этого церковь упоминается в исторических записях как Георгиевский Застенный монастырь. В смутную эпоху он был совершенно разорен и только после Столбовского договора с шведами, в 1618 году, был вновь освящен игуменом Феокритом. В церковной грамоте, хранящейся в алтаре, пишется об этом следующее: «Водружен сей крест в храме великомученика Христова Георгия в лето от сотворения мира 7126, а от Рождества Христова в 1618, ноября 2 день на память св. мучеников Анкидина и Пигасия и иже с ними; при державе царства при благоверном царе и великом князе Михаиле Феодоровиче всея Руси; при пастве великого господина Исидора Великого Новгорода и Великих Лук, а святил Николая Чудотворца Медведского монастыря игумен Феокрит».

Через 300 лет после основания Застенный монастырь был упразднен, и Георгиевская церковь стала числиться снова приходской. В 1837 году указом духовной консистории она была приписана к Успенскому женскому монастырю в Ладоге, но в 1839 году прихожане снова выхлопотали независимое положение древнему храму. Много раз церковь приходила в обветшалое состояние и снова подновлялась.

При всех таких переменах, разрушениях и перестройках исчезала мало-помалу древняя стенная живопись храма и изменялась отчасти его архитектура.

В конце восемнадцатого столетия новгородский митрополит Гавриил, проездом в Петербург, осматривал Рюрикову крепость. Надеясь найти какие-нибудь надписи о времени построения храма, он приказал отбить штукатурку в некоторых местах. Под первым отбитым слоем нашли второй, расписанный красками, под этим третий, на котором увидали сохранившиеся еще фрески. Обнаружили также и надписи, но важного в них ничего не нашли. К сожалению, отбивали штукатурку неосторожно и неумело, обнажали то один слой, то другой, причем оба портили. При более тщательной и умелой работе в то время могли еще обнаружить и, может быть, сохранить полный образец стенной живописи XII столетия.

Очевидно, часть обнаруженных фресок не удовлетворяла вкусу духовенства начала XIX столетия, потому они постарались уничтожить их при ремонте церкви. Только случайно удалось сохранить немногие фрески, существующие до сих пор. Каменщики, работавшие в церкви, рассказывали потом, что им страшно было рубить топорами лики святых, но они не смели ослушаться приказаний батюшки и распорядителей.

Из сохранившихся до сих пор фресок интересны следующие. В куполе – Спаситель на троне в виде блестящей радуги, в круге, означающем небесные сферы, с благословляющей десницей, со свитком в шуйце. Круг поддерживают восемь ангелов в разноцветных одеждах, ниже помещены 12 апостолов, а среди них Богоматерь с воздетыми руками, среди двух ангелов. В барабане купола, между окнами, изображены пророки, среди которых выделяются Давид в виде старца и Соломон в виде молодого человека, в диадемах и одеждах византийских императоров, со свитками и благословляющими десницами. В алтаре сохранилась небольшая часть изображения Тайной вечери. В диаконнике изображен патрон церкви св. Георгий на белом коне, в кольчуге и в красном развевающемся плаще, со щитом в левой руке и копьем в правой. Внизу, под конем, дракон готовится поглотить царевну; в стороне дворец, из окна которого смотрят царь с царицей и придворные. Затем сохранились изображения архангелов Михаила и Гавриила, Иоакима и Анны с барашками для очистительной жертвы, великомученицы Марии и св. Николая. На западной стороне сохранилось изображение страшного суда, напоминающее по расположению фигур и по замыслу известные лубочные картины такого содержания.

К концу прошлого столетия церковь Св. Георгия снова пришла в страшную ветхость. Вся штукатурка снаружи растрескалась и местами отвалилась, крыша, рамы и пол местами совершенно сгнили. В церковь попадала вода во время дождей и снега. Стекол во многих рамах не было, так что отверстия затыкались древними холщевыми ризами, служившими духовенству, может быть, в XII–XIII веках. Фрески были покрыты слоем копоти и пыли. В 1902 году, после поданного Государю прошения, были получены средства, храм был ремонтирован и снова освящен в июле 1904 года.

Рядом с церковью Св. Георгия здесь же, среди старых могил, в стенах крепости, стоит маленькая деревянная церковь Св. Димитрия Солунского, тоже старинной архитектуры. Вероятно, прежде она предназначалась для зимней службы – «клетцы», как называли на севере теплые церкви. Можно предполагать, что эта церковь не такая древняя, как вышеописанные церкви Св. Георгия и Св. Климента, так как в переписной книге 1500 года она совсем не упоминается. Первые сведения о ней встречаются только в переписной книге 1646 года наряду с сведениями о Георгиевской церкви. По указу Синода от 11 декабря 1730 года предписано «ветхую церковь разобрать, крепкий лес употребить на новую, а негодный сжечь при реке и пепел, завязав в удобный холст, опустить в реку».

В 1731 году она была перестроена и освящена, как видно из указа Синода, и так просуществовала до 1901 года.

В церковных книгах 1854 года Дмитриевский храм показан очень ветхим, затем в 1896 году он находился уже в полном разрушении, и около пятидесяти лет в нем не служили. Летом 1901 года храм был возобновлен на частные средства, но древняя архитектура при этом, говорят, была изменена. Особенного внимания заслуживают в этой церкви царские врата. По форме и живописи они относятся к началу XVI века новгородского письма. Очень миниатюрные врата состоят из двух столбиков, двух половинок самых врат и сеней. На сенях изображен Спаситель, передающий ученикам таинство причащения под обоими видами, с одной стороны под видом хлеба, с другой под видом вина. В середине сеней изображение трех странников, посетивших Авраама. Бывшие в церкви древние иконы XV, XVI и XVII веков были взяты отсюда и находятся в настоящее время в музее Александра III.

В церкви, в особых шкафах, хранятся оловянные священные сосуды, разные драгоценные украшения из жемчуга и каменьев, пожертвованные, вероятно, для украшения икон русскими княгинями, и древние холщевые священнические одежды. Здесь же можно видеть старинное евангелие, пожертвованное сюда царем Феодором Алексеевичем в 1680 году со следующею надписью: «Лета 7188 Декабря 18, книга, глаголемая святое Христово евангелие напрестольное, жалованье великого государя и великого князя Феодора Алексеевича всея великие и малые и белые России самодержца, в город Ладогу, в церковь страстотерпца Христова Георгия в каменной ограде».

При выезде на большую дорогу из Старой Ладоги в Новую, на высоком холме Малышеве, над Волховом, стоит старинная церковь Иоанна Предтечи. Прежде здесь был тоже монастырь, основанный между годами 1276–99 новгородским архиепископом Климентом. Один из колоколов сохранился от царствования Бориса Годунова. На нем вырезана следующая надпись: «Лета 7112 (1604) к Вознесению Господню и Рождеству Иоанна Предтечи на Малышеву гору в Ладогу слито два колокола при господаре царе и великом князе Борисе Феодоровиче всея Руси и его благоверной царице великой княгине Марии и их благоверны чаде и царевиче Феодоре, царевне Ксении и преосвященном митрополите Исидоре Великого Новгорода и при настоящем игумении Дионисии».

В 1764 году монастырь Иоанна Предтечи был упразднен, а церковь была приписана к монастырю Никольскому.

Под Малышевой горой раскинулся маленький грязный поселок Позем. Неподалеку от этого поселка начинаются белые каменные стены, с круглыми башенками, женского Успенского монастыря. Когда он был основан – тоже неизвестно, так как все документы его пропали во время разных бедствий, которым он подвергался заодно со Старой Ладогой. Они могли сгореть в один из пожаров или были похищены вместе с разным добром монастыря во время разграблений его врагами. Во всяком случае в XVI веке он уже существовал, так как числится в описной книге от 1500 года.

После Столбовского договора монастырь находился в полном разрушении и запустении. Одна из монахинь, старица Акилина, собрала некоторых из разбежавшихся сестер и приступила к возобновлению Успенской обители. На просьбу ее о восстановлении монастыря царь Михаил Федорович в грамоте 7129 г. (1621 г.) писал: «По челобитью Успенского монастыря строителя – старицы Акилины с сестрами его царское величество, поелику де по разорении шведами Великого Новгорода и с прочими городами разорена и сия обитель, а в прошлом де 7125 (1617 г.) Новгород с пригороды от шведов обратно отданы – приказал, по просьбе означенной старицы, монастырь возобновить, сестер собрать, прежние вотчины и прочие угодья отдать для содержания монахинь». Таким образом старице Акилине удалось восстановить разрушенный монастырь. Каменная церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы, разграбленная и разрушенная шведами, была вновь отстроена и освящена в 1617 году. Среди монахинь долго хранилось предание, что старица Акилина обходит ночной порой восстановленную ею обитель, в мантии и с посохом в руке, и исчезает в стене соборной церкви, где, под крайним окном, предполагалась ее могила. Монахини особенно святой жизни, говорит предание, удостаивались этого видения.

Из игумений монастыря, после старицы Акилины, особенно чтится старица Евпраксия, умершая в 1823 году. При жизни она часто уединялась для молчания и молитвы в так называемый Абрамовский лес, в трех с половиной верстах от монастыря. Здесь, на небольшом пригорке среди леса и окружающих его болот, под высокой сосной была выстроена по ее распоряжению маленькая деревянная часовня. У самой подошвы горы старица вырыла колодезь и поставила над ним большой деревянный крест. Однажды пронеслась над монастырем сильная буря и снесла с церкви Успения главу с большим крестом, обшитым железом. Евпраксия снесла этот крест в свою пустыню и воткнула его в большой сук сосны над часовней, где находится он и поныне. Среди монахинь по этому поводу создалась легенда, что крест сам перенесся в Абрамовщину во время бури и сам вонзился в сосну.

В 1718 году в Успенский монастырь была заточена первая жена Петра Великого, Евдокия Феодоровна. Еще в 1699 году царица Евдокия была пострижена в монашество по приказанию царя в Суздальском Покровском монастыре под именем Елены. По делу царевича Алексея Петровича и по участию в заговоре против Петра Евдокия Феодоровна приезжала в Москву. Многие из приверженцев опальной царицы были тогда казнены, а сама она была отправлена в Староладожский Успенский монастырь. Под угрозою смертной казни было запрещено посторонним говорить с нею. Чтобы предотвратить какие-либо сношения царицы с посторонними, по указу царя монастырь был окружен стоячим двойным палисадом (каменной ограды тогда еще не было). Монастырским прихожанам было запрещено ходить в монастырскую церковь. Приостановлено даже было пострижение в монашество лиц, живших в монастыре.

Заключение Евдокии Феодоровны в Успенском монастыре продолжалось до кончины Петра Великого. После его смерти, по указу императрицы Екатерины I, Евдокия Феодоровна была перевезена в Шлиссельбургскую крепость.

Среди немногих воспоминаний, сохранившихся в монастыре о пребывании в нем царицы, передаются воспоминания о посещениях узницы Петром. Говорят, будто бы он неоднократно навещал ее и заботился даже о том, чтобы ей были доставлены возможные жизненные удобства.

Конечно, теперь не осталось уж и следов от деревянной кельи царицы, но место ее долго охранялось двумя могучими липами, как говорят, ею посаженными. Никто не осмеливался рубить «царских лип», и они стояли около двухсот лет, пока старость не одолела их. Они начали качаться, скрипеть и раскалываться посредине. Одна из них свалилась сама, а другую срубили, боясь, что она убьет кого-нибудь при падении. Теперь от них остались только широкие круглые пни, почти сровнявшиеся с землею.

На другом конце Ладоги, в полуверсте от самого селения, на поднимающемся в гору берегу Волхова, пестреют старые каменные церкви, окруженные каменной же стеной. Низенькие круглые ворота в стене украшены старинной живописью. Это мужской монастырь во имя святителя Николая Чудотворца. Время основания его также неизвестно, но о нем упоминается в житии св. Николая Качанова, жившего в первой половине XIV века. Рассказывают предание об одном пономаре этого монастыря, получившем исцеление от святого, бывшего здесь монахом. Кроме того, говорят, что в старинные ворота этой стены в 1612 году были внесены гробницы свв. Сергия и Германа, привезенные с Валаамского острова при нашествии шведского предводителя войсками Делагарди, и хранились здесь до времени Петра Великого.

«На сорок верст тянулась прежде Ладога, и было в ней сорок церквей», – говорят местные жители. Сорока церквей, вероятно, здесь никогда не было, но было их во всяком случае больше, чем в настоящее время. Кое-где деревянные кресты обозначают места разрушенных церквей, а кое-где только насыпи обращали внимание археологов. По раскопке насыпей действительно обнаруживали развалины древних церквей, которые по разным признакам тоже относили к XI и XII векам. В XV веке Ладога делилась так же, как и Новгород, на «концы». В описных книгах таких концов указывают пять: Климентовский, Никольский, Спасский, Богородицкий и Семеновский. Названия, очевидно, стоят в связи с некоторыми церквами и монастырями, находящимися в этих концах или по соседству с ними. В разное время в Ладоге – «в городе» и на посаде насчитывалось пять монастырей и восемь церквей.

Были также в Ладоге и католические храмы. Один был построен немецкими купцами еще в 1060 году. Вероятно, он помещался на Варяжской улице, где жили варяги и был выстроен впоследствии гостиный двор. Одна из улиц до сих пор сохранила это название.

Глава IV

С XII века Ладога во всех летописях занимает определенное положение пригорода Новгорода Вотской пятины. Вся Новгородская область разделялась на пять частей, или пятин так же, как и самый город делился на пять концов. Кругом Онежского озера до Белого моря лежала Обонежская пятина, кругом Ладожского озера до Финского залива – Вотская, по реке Шелони – Шелонская, на юго-восток от Новгорода – Деревская, а вдали, на восток, между рекой Мстой и притоками Волги – Бежецкая. Все главные пригороды Новгорода находились на западе от него, с той стороны, откуда его всего чаще беспокоили иноземные враги. Потому в важнейших пригородах были выстроены надежные крепости, или твердыни. Такая же твердыня, как мы уже знаем, была выстроена и в Ладоге.

Первые русские князья, начиная с Олега, считали стольным городом своим Киев. В нем они и жили, назначая в другие крупные города своих наместников, большею частью сыновей, братьев или других родственников. Уж после смерти Владимира Святого (1015 г.) начались раздоры между его сыновьями из-за стольного города. Ярополк, известный под именем Окаянного, убил троих братьев. Ярослав в это время был в Новгороде. Собрав войско, он одолел Ярополка и сел в Киеве. После смерти последнего брата, Мстислава Черниговского, Ярослав восстановил единовластие в Русской земле (1034 г.), которое окончательно уничтожилось после его смерти в 1054 году. Междоусобия между членами княжеского рода все усиливались, и вся Русь была раздроблена на отдельные волости с постоянно враждующими между собой князьями. После смерти любимого и уважаемого князя Владимира Мономаха распри из-за Киева сделались непрерывными, и Новгород воспользовался ими, чтобы восстановить свою самостоятельность. Он перестал принимать князя по назначению из Киева, а выбирал его на вече и предлагал ему свои условия. При избранном князе назначался посадник из городской знати для руководительства и как бы присмотра за ним. При недовольстве князем вече изгоняло его, так же было и с владыкой или новгородским архиепископом. В управлении участвовали еще тиуны, состоявшие при посадниках, тысяцкие, сотские и десятские, старосты концов и старосты разных промыслов.

По этому образцу шло управление и в пригородах, а следовательно, и в Ладоге. Новгород присылал ей посадника с тиуном, а из своих жителей ладожане ставили сотских, десятских и старост. Так как, по словам летописи, были «веча по всем городам русским», то надо полагать, что и в Ладоге было свое вече для местных некрупных дел. Но по всем делам, касавшимся общего устройства, Ладога следовала определению города старейшего. В одном месте летописи говорится следующее: «Новгородцы бо изначала и смолняне и кыяне и полочане и вси власти, якоже на думу на вече сходятся, на что старейшие сдумают, на том же пригороды станут». Бывали случаи, что и Новгород не решал важных дел без совета с пригородами, особенно когда шел вопрос об изгнании или приглашении князя. Во время смут и ссор с князьями жители пригородов сами приходили требовать себе посадников. В мирное время князья заботились о пригородах, ставили туда посадников и наблюдали за их управлением.

Под 1158 годом в летописи рассказывается, как новгородцы послали своего князя Святослава в Ладогу как в место ссылки. Отец его Ростислав был в ссоре с сильным в то время суздальским князем Андреем Боголюбским. И он послал сказать новгородцам: «Будь вам ведомо, хочу искать Новгорода и добром и лихом». Услыхав грозное слово Андрея, новгородцы не знали, что делать. Начались смуты, и, в конце концов, Святослава схватили и отправили в Ладогу, приставив к нему крепкую стражу. Но Святославу скоро удалось бежать в Полоцк.

В 1254 году князь Ярослав Тверской, желая привлечь на свою сторону новгородцев и попасть к ним на княжение, старался задобрить ладожан. После праздника Крещения он приехал с боярами в Ладогу, и «ладожане почтиша и (его) достойной честью».

В 1327 году в Ладогу приезжали князья Константин и Василий Михайловичи, братья Александра Тверского. Оба они искали в Ладоге приюта от мести татар, разгромивших Тверь, так как в это время только Новгород и «ублюде Бог», говорит летопись.

Новгород Великий в XIV веке был богат своей торговлей с немецкими городами. Он укреплялся наравне с городами сначала Владимиром и Галичем, а потом Москвой. Киев же к концу XIII века дошел до полного падения. Постоянные междоусобия князей и борьба с половцами и другими врагами совершенно разорили его. Город обеднел и опустел, население разбежалось в разные стороны. В XIII же веке появился новый страшный враг – татары, которые разорили и поработили Русь. В эпоху татарского порабощения Русь разделилась на княжеские уделы и снова собралась воедино только при усилении нового княжества – Московского в XIV веке.

Стягивая Русь, московские князья более всех боролись с Новгородом за его самостоятельность. Новгород не уступал и искал себе союзника в лице князей Литовского княжества. Имея в виду поддержку этих князей в борьбе с Москвой, новгородцы отдавали им в отчину свои пригороды. Отдавая, между прочим, Ладогу, они рассчитывали, что князья будут защищать свою отчину от шведов. Так было в 1333 году, когда «вложи Бог в сердце князю литовскому Наримонту поклониться св. Софии (в Новгороде) месяца октября и целоваша крест к Великому Новуграду и даша ему Ладогу и Орехов, и Карельскую землю и половину Копорья в отчину и в дедину и его детям». Сыну Наримонта Патрикию были сначала даны другие уделы; но когда в 1384 году в подвластных ему отчинах вспыхнул бунт и «приехоша городцане ореховцы и корельскыи с жалобою Новугороду на Патрикия на князя; отъяша у князя те городы и даша ему Руссу и Ладогу». По окончательном изгнании Патрикия новгородцы вызвали из Литвы же третьего князя Лувгения Ольгердовича, который также получил Ладогу и Руссу около 1386 года. Затем дальше в летописи упоминается, что в 1404 году Ладога была отдана новгородцами, в числе других 13 городов, смоленскому князю Юрию Святославовичу. Каждый из этих временных владетелей пользовался от своей отчины всем, чем только мог, и иногда в конец разорял жителей. Посадники и тиуны тоже были по обычаю на «кормлении» города, в котором их ставили. Как пользовались этим кормлением посадники и тиуны на Руси, можно видеть из слов в обличении князя Даниилом Заточником (XII века): «Не имей себе двора близь княжа двора, не держи себе села близь княжа села, потому что тиун его как огонь, а рядовичи его как искры; аще от огня устережешися, но от искры не можешь устрещися жжения порт».

Дружба с литовскими князьями быстро подвинула к концу эпоху величия и свободы господина Великого Новгорода. Давно уже шли в нем смуты и беспорядки из-за утеснений людьми лучшими людей меньших. Сильная и властная торговая знать нажимала на зависимую от нее бедноту и заставляла ее творить ее волю на вече. Свободная новгородская чернь раздражалась все больше и больше от этой зависимости, и Новгород впал в тяжелую непрерывную смуту. Эта смута и была первой и главной причиной падения Новгорода. Вследствие внутреннего непорядка, пригороды и подвластные земли выходили из повиновения, и внешние враги одолевали область. Искание поддержки у литовских князей усилило раздражение черни, которая больше клонилась на сторону Москвы. Наконец, в 1471 году новгородские бояре, во главе с семьей посадника Борецкого, заключили союз с великим князем литовским и королем польским Казимиром Ягайловичем. Великий князь московский Иван III Васильевич взглянул на этот союз как на измену не только князю, но и вере и русскому народу. Никакие убеждения не действовали на новгородцев, и дело кончилось тем, что Московское княжество в 1478 году завоевало Новгород и присоединило к себе все его земли. Отныне князья московские благословляют своих преемников вотчиной великим княженьем новгородским со всеми пятью пятинами, городом Ладогой и другими. Замолк вечевой колокол, отменено было вече, исчезли и посадники.

Вместо посадников пригороды стали получать от князей наместников, с теми же тиунами, и ничего не выиграли, если еще не проиграли.

В дополнении к Судебному Указу 1556 года встречается такая характеристика наместников: «Наместники и волостели изо многих лет, презрев страх Божий и государские уставы, много злокозненных дел на них учиниша и не быша им (городам и волостям) пастыри и учители, но сотворишась гонители и разорители».

Наконец, со второй половины XVI и все ХVII столетие в Ладоге правили воеводы, поставленные от московских царей. Воеводы ведали как государево (ратное) дело, так и земское. Вообще управление их было весьма многосторонне: им подлежали дела иностранные, военные, поместные, судебные, полицейские, финансовые и даже некоторые духовные. В наказе 1671 года, данном при царе Алексее Михайловиче ладожскому воеводе Желтухину, предписывалось: «Приехав в Ладогу, принять городские ключи, наряд (пушки), зелье (порох), разные пушечные и хлебные запасы, письменные дела, денежную казну и списки военно-служилых и прочих людей. По городу держать караулы и сторожи: оберегать, чтобы городу и всяким городовым крепостям и нарядам и зелейной и свинцовой казне ни от кого порухи не было. В управных делах судить по челобитным и сыски всяким сыскивать и по сыску управу делать безволокитно. Пошлины с судных дел имать с рубля по гривне до пересуду и правого десятка по 7 алтын 2 деньги с суда, а спорных судных дел не вершить и отсылать для вершения в Новгород. О всяких государевых делах и о вестях писать в Новгород же, а мимо к Москве не писать, для того что Ладога Новгородский пригород. В Ладоге жить неоплошно и во всем государеву делу искать прибыли. Беречь накрепко, чтобы в Ладоге и на посаде и в слободах и в уезде воровства, корчем, зерни, табаку и всякого непотребства не было, в противном случае воровство унимать, корчемное питье отбирать и сдавать в кабак, а на корчемниках и на питухех имать заповеди и чинить наказанье, отписывая о том в Новгород. Беречь накрепко и учинить заказ всем, чтобы летом в жаркие дни изб и мылен не топили и вечером поздно с огнем не сидели и не ходили, а для печенья хлебов и варки пищи поделать земляные печи в огородах и на удаленных от хором местах. На случай пожара велеть в городе, на анбарах, в рядах и по всем хоромам во дворах держать кади с водою и вениками. Посадским и всяким людям никаких обид и притеснений ради корысти не делать; служилых и посадских и всяких жилецких людей от проезжих, от всяких людей оберегать, чтобы обид и продаж и никаких налог ни от кого не было; проезжих и всяких в Ладоге не задерживать».

Место воеводы считалось почетным и выгодным. Вот как пишет об этой должности известный историк Соловьев: «Бояре, окольничие, думные дворяне и дьяки засели по Приказам; но много еще остается служилых людей не так знатных, которым нет места в Приказах, а покормиться надобно; бьют челом в воеводы покормиться – челобитная исполнена. Рад дворянин собираться в город на воеводство – и честь большая, и корм сытный. Радуется жена: ей тоже будут приносы; радуются дети и племянники: после батюшки и матушки, дядюшки и тетушки земский староста на праздниках зайдет и к ним с поклоном; радуется вся дворня, ключники, подклетные, будут сыты. Прыгают малые ребята – и их не забудут. Все поднимается, едет на верную добычу».

Все едут на верную добычу и получат ее, и всем будет хорошо; только местный житель почесывает затылок, потому что знает, что будут обдирать его, как липку. Конечно, воеводы в Ладоге не были исключением. На притеснения и вымогательства указывает, например, грамота из Приказа Большого Дворца воеводе Неплюеву (1687 г.): «Ныне ты для своей бездельной корысти и многих взятков, того Ивановского монастыря в вотчину посылаешь стрельцов и пушкарей, и крестьян и бобылей волочишь и убыточишь напрасно и от того твоего разорения крестьяне и бобыли бредут врознь». Даже в самых наказах ладожских воевод предупреждают: «Ладожским служилым и посадским и уездным и проезжим всяким людям, для своей корысти обид и иных никаких налог не делать и напрасно на них не наметываться», под угрозой быть за то в великой опале.

В Ладоге, как и во всей Новгородской области, кроме некоторых южных частей, никогда не процветало земледелие. Мшистая, большею частью болотистая почва, всегда была мало плодородна и не могла прокормить население. Кроме того, самое положение Ладоги вблизи реки и озера давало ей в руки другие, более выгодные промыслы. Давали также свою долю добычи и близлежащие обширные леса. Меха пушных зверей, как куниц, бобров, лисиц и соболей, всегда были ценным товаром, также был большой спрос на мед и воск. Звероловство и «бортничество» издавна процветало у всех жителей северных областей. Пчеловодство называлось в прежние времена бортничеством потому, что пользовались обыкновенно медом диких пчел, доставая его из «бортей» – дупел деревьев, естественных или выдолбленных искусственно. Что касается рыбы, то вообще ее водилось в тогдашних реках и озерах множество. Например, в житии св. Антония Римлянина передается, что рыбаки по его совету «ввергоша мрежи своя в Волхов и извлекоша на брег множество великих рыб, едва не проторжеся мрежа». В летописи под 1353 годом значится, что «новгородские людие рыбы руками имаше у брега сколько кому надобе». А в летописи от 1270 года указывается прямо, что Ладога поставляла мед и рыбу для стола княжеского – «а в Ладогу княже слати осетринника и медовара по грамоте отца своего».

Рыболовство и в настоящее время, конечно, является одним из главных промыслов жителей побережья Волхова и Ладожского озера. Особенно много привозят оттуда сигов, и самыми вкусными считаются пойманные на порогах. Рыбаки бродят по порогам в особых кожаных одеждах и ловят сигов небольшими сачками среди самой стремнины.

Из ремесел в северных областях особенно были в ходу в древности плотничество и гончарное ремесло. Сделанные в этих местностях лодки привозились на продажу в Киев. Но вообще ремесла, как добывающий род промышленности, развились, конечно, только со временем. Сначала, когда люди были еще на низкой степени развития, делалось все чрезвычайно просто, грубо и только для своего обихода. Без сомнения, разные грубые ткани, для обыкновенной одежды, выделывались дома так же, как и необходимая глиняная и деревянная посуда. Опять-таки Ладога, благодаря своему положению на торговом пути, вероятно раньше утратила этот грубый образ жизни. Уже в глубокой древности по великому торговому пути «из Варяг в Греки» в Ладогу приезжали всякие иноземные люди и обменивались с ладожанами своими товарами. Весьма возможно, что, по положению своему у Ладожского озера, Ладога была торговым пунктом раньше Новгорода. В курганах – могилах около Ладоги находили восточные монеты от VI века, следовательно, ладожане вели торговлю с восточными народами уже в это время. Затем начала развиваться торговля Новгорода с немецкими городами, и в ней Ладога также принимала участие. В XIII веке в ней так же, как и в Новгороде, имеется немецкий гостиный двор и торговые конторы. Ладога упоминается в торговых договорах этого времени. Так, например, в одном договоре Новгорода с немецкими купцами запрещается им застраивать улицу в Ладоге: «От церкви Св. Николая до гостиного двора по самой улице не должно застраивать никакого места». Из этого видно, что иностранные купцы даже жили в Ладоге.

В XVI веке писцовые ладожские книги указывают на две ежегодные ярмарки: «В Ладоге же на посаде анбары, а торгуют в них в год по два праздника: на Успение Пречистой Богородицы, да на Рождество Пречистой Богородицы приезжие посадские люди».