24 секунды до последнего выстрела

– Даже рисовать не могу. Ненавижу это чувство, – он запрокинул голову на высокую мягкую спинку кресла.

– Всё пройдёт, – сестра накрыла его пальцы широкой мягкой ладонью. – Всё будет хорошо.

– Помнишь этот момент из «Реальной любви»? Эмма Томпсон говорит с Хью Грантом. «Что сделал сегодня мой брат? Заступился за честь своей страны. Что сделала я? Голову омара из папье-маше». Вот я чувствую себя как человек, сделавший голову омара.

– Ошибки, ошибки… Эмма Томпсон говорит с Аланом Рикманом. Я вряд ли стану премьер-министром, – покачала головой Елена, – а ты сделал не голову омара, а фильм, который критики The Guardian назвали «гениальным», а The Sun – «открытием года». И что ещё будет после премьеры…

Александр снял очки и потёр глаза пальцами. Он никогда не читал рецензии на свои фильмы, но кто-нибудь время от времени всё-таки сообщал ему о том, что они существуют.

– Сколько бы я ни бился, – проговорил Александр, скептически разглядывая стакан с соком, к которому так и не притронулся за почти час разговора, – насколько бы ни оттягивал премьеру, каждый раз одно и то же. Пока я смотрю фильм на монтаже и на предпоказах, я его как будто не вижу. Всё равно, что пытаться разглядеть свою почку. Но стоит ему выйти на экраны, и всё. Он перестаёт быть частью меня. И тогда я смотрю его и понимаю, каким он должен быть на самом деле. А то, что получилось, всегда оказывается пошлой жалкой пародией.

– Это твоей пародии пророчат «Оскар», – заметила Елена.

– Не показатель. Если что, я всё равно откажусь от номинации.

– Почему?

– Мне не нравится курс, которым идёт Гильдия кинокритиков. Не хочу участвовать в премии, критерии которой мне… – он бы сказал, что неясны, но правдивее было бы: слишком уж ясны. – Ладно, неважно.

Он знал, что меньше всего Елене интересно слушать про закулисные игры кинобизнеса.

– В таком случае, если этот фильм – жалкая пародия, то боюсь, что оригинал свёл бы мир с ума. Официально выражаю тебе благодарность за то, что бережёшь страну от массового помешательства.

Александр засмеялся и спросил:

– Неужели посмотрела?

– Отрывками, – несколько виновато призналась Елена. – Если у меня выдастся выходной, запрусь в комнате с телевизором, твоими фильмами и… – она щёлкнула пальцами, – ведром попкорна.

Им обоим было очевидно, что этого не произойдёт, как минимум до тех пор, пока в Британии существует терроризм, а следовательно, требуется принимать меры по противодействию ему.

Елена бросила короткий взгляд на маленькие золотые наручные часики и вздохнула. Александр поднялся, не дожидаясь её речи, полной извинений.

– Я ценю, – произнёс он искренне, подавая сестре руку, – что ты нашла для меня время.

Елена встала тяжеловато, поворчала на низкое кресло, а Александр охватил внимательным взглядом её фигуру. Ему не нравилось, что она прибавляет в весе. Плюс двадцать футов за последние три года, и это при том что, он знал, Елена не пренебрегает советами своего диетолога, да ещё и находит время на спортивные занятия.

– Я жирная, и мне не требуется твоего мнения по этому поводу, – ворчливо сказала она.

– Ты прекрасно выглядишь, – ответил Александр, не сильно погрешив против истины.

Она едва ли могла бы покорить модельный подиум, но выглядела как человек, способный править миром. Как на вкус Александра – это куда важнее.

– А ты безбожно врёшь. Прости, мне, правда, пора.

Коротко обняв его (для чего Александру пришлось сильно наклониться), Елена достала из объёмной сумки записную книжку, пролистнула её и объявила:

– В субботу обед, родители ждут, я пришлю за тобой машину. Дальше… Пожалуйста, будь аккуратным. Никаких сомнительных связей, никаких… – она вздохнула, – непроверенных девушек. И никакой депрессии, ясно?

– Непроверенная девушка помогла бы предотвратить депрессию, – шутливо отозвался Александр.

За столько лет он привык к этим нотациям и знал, что Елену они успокаивают. Будь её воля, она, наверное, приставила бы к дверям квартиры пару телохранителей, а внутри понавешала бы камер, но, к счастью, понимала, что это не та мера, которая встретит понимание у Александра. Ему было достаточно того, что юристы его студии сидят у Елены на второй зарплате, а лондонская домработница пишет ей электронные письма дважды в неделю.

– Всё будет хорошо, – пообещал он.

– И поешь.

– Мэтт проследит, – пожал плечами Александр.

– Вот и чудесно, – отозвалась Елена.

Неторопливым, полным достоинства шагом она покинула квартиру. Александр запер дверь, опустился в кресло, ещё тёплое от её тела, закрыл глаза и подумал, что нужно и правда что-то поесть. Неделя до премьеры и две после всегда были тяжёлыми. Но это не значит, что можно перестать есть. Домработница варила ему несолёный рис, он точно не доставит проблем. И, возможно, стоит добавить пару ломтиков лёгкого сыра?

Преодолевая внутреннее сопротивление, Александр всё-таки пошёл на кухню и соорудил себе простой перекус. Потом сделал ещё одно небольшое усилие и договорился сам с собой на чай.

Глава 3

Новое задание было поздним вечером. Себ наблюдал за встречей в бывших доках в районе Ньюхэм. Под фонарём на парковке с раздолбанным асфальтом стояло два совершенно одинаковых серых «Форда Мондео». Они отличались только номерами, в остальном же были полностью идентичны – вплоть до полосатых чехлов на передних сиденьях.

Впервые во встрече участвовали Клаус и Фоули одновременно. Причём Фоули был абсолютно неузнаваем – он не кривлялся, не манерничал, а молчал и вёл себя так, словно опасался и Клауса, и третьего участника – высокого нервного блондина. И одет был не в костюм, а в какую-то потёртую джинсовку, ещё и кепку нахлобучил.

Себ не мог даже предположить, о чём там идёт речь, но по привычке всё равно крутил в голове бессмысленные диалоги. Вот, сейчас блондин, слегка стукнув по капоту ближней к нему машины, взмахнул руками. «Мне нужна именно эта!» – наверное, воскликнул он. Клаус не шевелился и руками не махал, ещё и стоял спиной к Себу, так что увидеть, открывает ли он рот, было нереально. Но должно быть, он ответил: «Они совершенно одинаковые, мистер. Можете убедиться». Да, он сказал что-то в этом роде, потому что блондин обошёл вторую машину, открыл багажник, посмотрел в него, кивнул и вернулся. Фоули подбежал и закрыл багажник обратно. Клаус вытащил ключи из кармана.

Вне фокуса, справа, мелькнуло белое. Себ быстро перевёл взгляд и увидел женщину в светлом костюме. Она замерла на краю парковки.

– Клаус, – сказал Себ в микрофон, – на три часа от тебя. Кто это?

– Чёрт, – выругался Клаус. Блондин вздрогнул и повернулся к женщине спиной, как будто боясь, что она увидит его лицо. Фоули вроде бы нервно оглянулся – и посмотрел точно туда, где было укрытие Себа.

– Убери её, – велел Клаус.

Женщина, кажется, пыталась понять, идти ей дальше или бежать прочь, но Себ не дал ей времени на принятие решения, снимая одним чистым выстрелом. Блондин дёрнулся от громкого звука, подскочил и уставился на Клауса с выражением ужаса на лице. Клаус покачал головой. Блондин сел в ту машину, в которую, похоже, и нужно было, и уехал.

Клаус спросил о чём-то Фоули. Может, «что делать с трупом, сэр?». Фоули снял кепку и пригладил волосы. Махнул Клаусу на оставшийся «Форд» и явно приказал уезжать. Спустя минуту второй автомобиль покинул парковку. Когда наступила тишина, Фоули снова посмотрел в сторону Себа и поманил его пальцем.

Себ аккуратно собрал винтовку. С «М-24» они были вместе уже пять лет, и она по праву заслуживала звания лучшей винтовки в мире: тихая, меткая и послушная. И компактная. После сборки она помещалась в небольшой чехол, со стороны похожий на сумку с какими-нибудь ракетками или другими спортивными снарядами. Закинув чехол на плечо, он спустился.

Фоули стоял, сунув руки в карманы, и покачивался с пятки на носок, кивнул и жестом потребовал следовать за собой. Бросив короткий взгляд на труп и понадеявшись, что Фоули или Клаус о нём позаботятся, Себ последовал прочь от парковки, на плохо освещённую широкую улицу, засаженную хилыми деревьями.

В какой-то момент Фоули перехватил болтающийся на запястье крест и начал крутить его в пальцах. Потом спросил:

– Жалобы? Эмоции? Отпуск для поправки душевного здоровья?

– Что? – переспросил Себ.

Фоули замедлил шаг и посмотрел на него с интересом. Себ поёжился под взглядом его светлых, даже как будто светящихся в темноте глаз.

– Почему тебе не жаль её? Она ведь была хорошенькой. Глупая девочка, которая просто заглянула не туда.