24 секунды до последнего выстрела

– Чего тебе, приятель? – спросил самый высокий из парней.

– Привет, – Себ улыбнулся, – мне неловко, но я бы хотел попросить вас о помощи.

Девушки переглянулись, явно отметили цветы и тихо зафыркали. Себ притворился, что не заметил.

– Ну, чего там?

– Вы ведь отсюда? Из этого общежития? – Конечно, да, был ответ. – У меня здесь живёт девушка.

– Посторонним в комнаты нельзя, – заметила девушка, чуть отстраняясь от своего приземистого лохматого спутника.

– В комнаты? – Себ улыбнулся. – Я и не собираюсь. В правилах, я уверен, ни слова про крышу.

Студенты рассмеялись в голос.

– Чувак, там холодно!

– Я облажался, – пожал плечами Себ, – уехал на её день рождения по работе, а она обиделась. Сказала, – кажется, ещё никогда он так вдохновенно не врал, – и не подумает выходить из общежития. Но, вы сами понимаете, крыша находится прямо в общежитии. То есть технически она из него… – его слова потонули в хохоте.

– Повезло ей! – выдохнула та девушка, которую обнимали. – А тебе вот лень в кино со мной сходить! – и она ткнула своего парня локтем в бок. – «Я уста-ал, я уста-ал».

– Ну, ладно тебе! – пробормотал он в ответ. – Сходим.

Себ изобразил понимающую улыбку, а вторая девушка спросила:

– Она у тебя где учится?

На самом деле, это стоило погуглить заранее, но, к счастью, кое-что об университете Вестминстера Себ знал.

– На архитектурном. Её зовут Энн.

Потому что Энн и правда как-то говорила о здешней магистратуре.

– Жаль, не знаю, – вздохнула девушка.

– Пошли, покажу, как подняться на крышу, – заметил лохматый парень, – там ключ припрятан, но все знают, где искать. Не ты один такой умный.

– Я ваш должник. С меня пиво.

– Спорим, он об этом забудет минут через пять? – фыркнул высокий.

– Через десять, – возразила его девушка, – если Энн будет дуться и выйдет не сразу.

– Если она тебя пошлёт, стучись в комнату двенадцать/ девяносто. Но тогда с тебя пиво, – добавил лохматый.

Через десять минут Себ уже стоял согнувшись на крыше.

Снизу слышались шаги уходящих студентов. Немного подождав, он запер дверь снаружи и подошёл к северо-западному углу. Постелил плед – раз уж он так удачно оказался у него в руках, не стоило мёрзнуть напрасно. Вино и цветы отложил в сторону, нужно будет потом их забрать.

Азарт схлынул, и Себ приступил к работе. Он установил винтовку, положил рядом бинокль, занял удобное положение и набрал Клауса. Но не дозвонился, в трубке что-то щёлкнуло.

– Умница, – пропел Фоули. – Сегодня вас двое, мальчики. Себастиан, четвёртый этаж, свет в окнах. Будешь вторым. Первый… – Фоули рассмеялся, – я сниму с тебя кожу по лоскутам, если ты сделаешь это снова. Нет, не фигура речи, – что-то в его тоне подсказывало, что Фоули способен на такое. – Второй, – он хмыкнул, – даже не думай. Чтобы промазать, тебе нужно выпить что-то серьёзнее «Сэнт-Питерса».

Какого чёрта? Как он узнал?

За указанными окнами шла тусовка для богачей. Дамы в платьях и меховых накидках и мужчины в смокингах ходили группками, о чём-то разговаривали. Все пили шампанское из бокалов на высоких ножках, ели маленькие закуски, разложенные на нескольких застеленных скатертями столах и явно радовались жизни.

Спустя двадцать минут гости торопливо собрались вокруг большой подарочной коробки, которую вкатили на тележке. Она стояла у окна, так что Себу было отлично видно и коробку, и нетерпеливые лица гостей. Кто-то хлопал, кто-то поднимал бокалы. Наверное, там играла музыка для атмосферы. Два официанта подошли к коробке и сдёрнули с неё крышку.

Все замерли, но хлопать не начали. Очень медленно из коробки поднялась девушка в костюме балерины. Покрутилась на одной ноге, демонстрируя стройные ножки под балетной пачкой и пояс смертника на талии. По взрывчатке скользнули красные точки лазеров. Тот, кто сегодня отвечал за световые эффекты, скорее всего, в жизни не держал в руках оружие или выпил куда больше, чем Себ – во всяком случае, точки хаотично подёргивались и перемещались с места на место. Это было бы очень смешно в другой момент. Крутая идея. Так можно и напугать, и не выдавать реального местоположения стрелка.

После минуты оцепенения началась паника. Две женщины кинулись к двери, задёргали ручку. Мужчина бросился к окну, прижался лицом к стеклу, другие роняли бокалы, беззвучно кричали, но тут же резко, словно по команде, замерли. Один из гостей вышел на середину комнаты и опустился на колени. Балерина пробежала по комнате, без труда открыла дверь и, сделав ещё один пируэт, исчезла. Красные точки пропали. В наушнике раздался сухой голос Фоули:

– Шоу окончено. Простите, мальчики, сегодня вышло скучно. Второй, хорошая позиция, но сработано топорно, – и сбросил вызов.

Что бы Фоули ни говорил, Себ не чувствовал никакого разочарования из-за того, что вечер вышел «скучным». Скорее, его это радовало. Да и пиво выветрилось окончательно.

Александр Кларк: 1

«Ваш новый фильм называют «скандальным» и «шокирующим», как вам эти эпитеты? Может, подберёте свои? – Как насчёт «жизненный» или «правдивый»? Не могу ничего поделать с тем, что жизнь скандальна и временами шокирует, извините. Это в ведении господа бога».

Из интервью на CNN

Александр Кларк не любил свою лондонскую квартиру особой нелюбовью. Он признавал её достоинства, но в то же время считал душной в сравнении с семейным поместьем, где он чаще всего проводил зиму, и тем более – со свободой путешествий во время съёмок и пиар-кампаний.

Квартира на Ратленд-гейт перешла к нему по наследству от дяди. Тот обладал прекрасным вкусом, и Александр так и не решился с его смерти поменять хоть что-то. Викторианской эпохи кровать под балдахином всё так же стояла в спальне, а небольшую гостиную делали визуально ещё меньше три разномастных кресла в вязаных чехлах.

Вступив в наследство, Александр разве что завёз удобное компьютерное кресло в кабинет, проследил, чтобы в гостиной на правильном уровне развесили колонки, и усадил на рабочий стол Мишель.

Лучший друг, Мэтт, звал квартиру «барахолкой» и «складом хлама». И, глядя его глазами, Александр признавал справедливость этих характеристик. Тем не менее он едва ли позволил бы минималисту-Мэтту выбросить хоть одно кресло или заменить хоть один из сервизов на однотипную бездушную керамику из «Икеи».

Александр находил квартиру уютной, и всё-таки не любил. Возможно, дело было не в интерьерах, а в том, что чаще всего он останавливался в Лондоне, когда ожидал выхода нового фильма на большие экраны.

– Александр?

Очень медленно, неохотно он сфокусировал взгляд на Елене.

Это было чудо, что она вырвалась к нему сегодня, отложила все свои дела, наверняка государственной важности, подвинула все встречи, чтобы провести с ним пару часов. И конечно, они оба понимали, почему она пошла на такие жертвы.

– Я в порядке, правда, – улыбнулся он, – ты знаешь, это просто хандра. Она пройдёт.

– Знаю, – ласково сказала Елена, и её лицо осветила искренняя улыбка.

– Сиди так, – попросил Александр, дотянулся до блокнота и несколькими движениями карандаша попытался захватить этот образ. Но он рассыпался.

Елена была единственным человеком, кого он не мог нарисовать, сколько ни пытался. Он тщательно зарисовывал её короткую стрижку, уверенную линию челюсти, крупные глаза, строгие, тяжёлые надбровные дуги и жёсткий контур губ, привыкших отдавать приказы. Но даже очень точная передача всех черт на бумаге отнюдь не делала рисунок Еленой, а ту самую суть, смысл, он не мог уловить.

– Уже можно? – засмеялась она, когда Александр недовольно закрыл блокнот.