Смена. Военный дневник подполковника Джордже Аничича

Я сел в машину и около 19.00 приехал в лагерь в Попинци. Дани спит, вместо него на дежурстве майора Дотлич, которого он вызвал из Огара. Поговорили о сегодняшних делах. Дани водил Голуба и Роксандича на обед в Шимановци. Обедали бесплатно. Хозяин отказался от денег. Вечером, через полчаса, прибыли глава местного муниципалитета Слободан (Бобан) Петрович и Радован Бабич. Они принесли две листовки НАТО разного содержания. Напечатаны одинаковым шрифтом, но разного размера. Текст длинный, некогда переписывать. Я убрал их в свой бумажник. Рассуждаем, кто и как их разбросал, и как организовать деревню на прочёсывание местности. Охотники (стрелки сельского караула – прим. перев.) перегружены.

Мы долго осматривали местность и сильно устали. Когда подошли к церкви, то увидели, что сломаны ступени лестницы. Нам нужно попасть на крышу. Сказал им, что, несмотря на усталость, надо сделать новые ступени. Они расслабились, ушли в себя. Поведал им, что у нас в деревне в таких случаях говорят: „Из этого сделать часовню“. Они смеются, но задание поняли правильно. Рассуждаем о менталитете сремца. Они правы. Сремцы гордецы и балагуры.

Начинается гроза. Я получаю на пейджер сообщение – надо связаться с Данкой. Я сейчас не могу. Свяжусь сегодня попозже или утром. Данка написала, что рассказала Любе и Джолету в Врднике, что мы сбили самолёт. Они плакали от счастья и гордости. Могу представить, какая реакция среди жителей Врдника.

Ложусь спать, потому что с 00.00 до 6.00 мне на дежурство. Не могу уснуть, в голове тысячи мыслей. О жизни, о нынешнем положении, о будущем. Теперь мне стал понятен гороскоп, который мне сделали до войны о Данке, о её дочери Наташе и обо мне. Мне сказали, что я буду жить долго, если переживу 42-летие. Через несколько дней мне исполнится 41 год, начнётся 42-й год жизни. Я съёжился. Я всегда ношу в кармане церковный календарь, который мне подарил Джордже, тёзка из Огара, чтобы хранил меня. На нём икона „Троеручица“. В октябре Данка подарила мне освящённый крест из тика и повесила мне на шею, чтобы он хранил меня. Усталый, с хаосом мыслей в голове, я заснул. Мне показалось, что я только закрыл глаза, когда курьер Коста меня разбудил с чашечкой двойного кофе. Пора готовиться на дежурство. Перед моим выходом вернулся Дани. От него пахло алкоголем. Сказал, что выпил 2–3 пива. Из корпуса ПВО прибыл полковник Иванович. У него прозвище „Молния“.

Отправляюсь на „Ниве“ на дежурство на огневую позицию, в кабину с монотонным гулом и шумом. Наверное, Данка права, когда говорит: „Поэтому вы все глухие“. Нижнее бельё, которое она отправила с однокашником Матиевичем, я ещё не получил. Дотлич на „Ниве“ уехал в Огар. С 3.00 часов до утра мы в готовности № 1. В зоне действия целей не было. За всю ночь несколько целей с севера на дальности 45 километров, и всё. Около 1.00 в кабину прибыли полковник Иванович с Дани. Был у нас до 2.30. Рассказал о том, как пострадали две батареи „Куб“. Ему понравилась идея, как мы огородили СНР брёвнами. Знаю от майора Стоименова, что Иванович любит хорошо выпить. Я его знаю в лицо. Видимо, и он знает меня.

Около 3.00 началась гроза, и одна молния ударила где-то на позиции. На открытой местности очень много металла. Незадолго до удара молнии от индукции сгорела лампочка на селекторе связи. Потом следующий удар. Прапорщик Йович с имитатора излучения хочет уйти с позиции в машину. „Как я тебя вызову, если ты мне понадобишься?“ – спрашиваю я. „Никак“. „Э, так не пойдёт. Оставайся на месте. Ты единственный, кто может нас прикрыть “. Он не прав. Ему было страшно на узле связи на позиции в Шимановцах. Захотел на имитатор. Теперь опять хочет быть связистом, потому что это далеко от огневой позиции. Видимо, ему трудно контролировать свой страх.

Около 5.00 слушаю новости по радио. Бомбили восточную часть Белграда, Крагуевац, Ягодину, Валево и ещё что-то. Данка мне рассказала, что смотрела по телевизору репортаж о трёх американцах, которых задержали в Косово. Они были хорошими детьми и школьниками. Родители и страна беспокоятся о них. А мы чьи дети? Беспокоится ли нация о нас? Они мне отвратительны и вызывают чувство брезгливости. Наши дети плачут и мёрзнут в подвалах рядом с мышами и крысами. Как это повлияет на наших детей, и как они будут расти? Действительно, это время пробуждает в человеке мрачные желания и мысли.

Пятница, 09.04.1999

Дежурство закончилось в 8.00, и мы едем в лагерь. На 7–8 километре от Голубинаца старший сержант Джордже Малетич спросил меня, не хочу ли я заехать к нему домой, чтобы вместе позавтракать и выпить кофе. Как я могу отказать товарищу, даже если устал. Входим в небогатый дом. Вижу пожилую женщину, как мне показалось полутора метров ростом, жену и сына Джордже. Пожилая женщина – это его мама, очень добродушная. Они обрадовались нашему приходу. Сыну Саше я шутя говорю: „Иди к дяде Джордже за конфеткой“. Все смеются. Сегодня Страстная пятница. На завтрак яичница, салями и домашняя колбаса – я не выбираю в чужом доме. После завтрака возвращаюсь в Попинци, а Джордже остаётся дома. Потом кто-нибудь его привезёт. Я устал и лёг спать.

Сплю до 14.00. Командир взвода связи Мика Стоянович приготовил кофе. Пока я спал, пришло второе сообщение от Данки. Даю о себе знать, чтобы не волновалась. Я обещал выходить на связь всегда, когда будет возможность, чтобы она знала, что я жив. Сказала мне, что когда всё закончится, она не будет придираться, и что ей очень не хватает меня и мира. „А мне пенсии“, – вставил я. У Тодора сегодня день рождения. Наташа принесла ему кусочек обшивки сбитого самолёта. Сказала, что не придумала, что ему купить, и что такой подарок никто и никогда в жизни ему не подарит. Отец Теодора был в восторге и сказал, что поместит в рамку и сохранит. Профессиональная жилка, он полковник в отставке.

Из Огара местные жители передали нам рыбный суп на обед. Они нас действительно великолепно принимали и очень заботились о нас. Суп хорош, но много костей. Я вспомнил замечательный рыбный суп Данки.

В 15.50 я отправляюсь на огневую позицию. Дани сказал, что в 16.30 к нам приедет командир корпуса ПВО генерал Бане Петрович. Утром около 7.50 позвонил Црнобрня и сказал, что Носков с дивизионом уходит за Дунай в район Панчево, а не в Бечмен. И теперь непонятно, как колонну провести через Белград. Все всё увидят и узнают об этом. Мне кажется, что он волнуется и переживает за Носкова. Сказал, что не знает своего будущего положения – идёт ли с Носковым, или остаётся с нами. До сих пор мы стояли недалеко от Носкова, и это его вероятно устраивало. Теперь, когда они уходят в другом направлении, оставаться только с подполковником Миёвичем и дивизионом Носкова ему не очень хочется.

Дани сказал, что идёт в лагерь побриться и снова прибудет на огневую позицию, чтобы ждать генерала. Как будто я не смогу доложить начальству. „Никто у тебя не заберёт славу. Но и ты не сможешь отобрать славу у нас“, – подумал я. Стрелял расчёт, а не один человек. Пусть делает так, как он хочет. Пусть наслаждается своим новым высоким статусом и эксплуатирует успех всего расчёта. Это стало более заметно в последние дни. Моя интуиция и его эгоистическое поведение подсказывают мне, что я прав.

СНР исправна, и мы переводимся в готовность № 1. Я сижу около кабины и делаю записи в свой дневник. Сегодня я смеялся, когда Мика Стоянович сказал: „У расчёта есть автомобиль, а я приобрёл велосипед“. Поручик Николич спросил разрешения отлучиться к П-18. Какие-то девушки принесли мешки и надо посмотреть их содержимое. Я его отпустил. Через 15–20 минут он принёс полный мешок лущёной кукурузы и говорит: „Завтра у нас будут блины, а сегодня кукуруза, потому что сейчас пост“.

Я вспомнил случай с полковником Ивановичем (его называют „Молния“). Во время взрыва HARM на какой-то позиции „Куба“ в кабине погибли два человека. Один был в рубашке, другой в куртке, а третий был одет в пальто и он остался жив. Иванович считает, что якобы пальто остановило осколки от ракеты. Глупость. Сколько раз сказано: „Нет смерти без судного дня“. Часто вспоминаю покойных мать и отца. Давно не был у них на могиле. Как только смогу, то обязательно схожу. Зажгу свечу и попрошу их, чтобы всегда хранили меня. Я знаю, они, каждый по-своему, любили меня. Сегодня мама очень гордилась бы мной.

Малетич перед сменой принёс из дома плюшки и пирог с вишней. Кроме того, принёс ещё и коробку с едой на огневую позицию. Майор Стоименов попросил Дани отпустить его домой в Смедерево. Дани не разрешил. Стоименов очень огорчился, но не настаивал. Продолжил грызть семечки.

Я заметил, что ночное дежурство утомляет, если я без жвачки. Вероятно, когда я жую, то весь страх, переживания и тревога уходят через зубы. Может, мне это только кажется, но я чувствую себя лучше и уверенней, и это успокаивает людей.

В 18.55 на пейджер получил сообщение от Дани. Он находится в Печинцах у сотрудника полиции Ковачевича. В 19.00 переходим в готовность № 2.

По имеющимся оценкам, которые опубликованы в газетах и подтверждены НАТО, повреждено и уничтожено 32–36 самолётов коалиции. Материальный ущерб огромен. Голландские и норвежские пилоты отказались летать. Потери составили 88 человек погибших, около 1500 солдат в Македонии бросили оружие и дезертировали на территорию Греции и Болгарии. Селезнёв заявил, что Ельцин и Лукашенко согласились принять Югославию в состав союзного государства России и Белоруссии. У пограничного поста Кошаре албанцы пытались перейти на территорию Югославии. Серьёзный международный инцидент. Они разбиты, как и много раз раньше. Всё это я услышал в новостях в 18.00. Редко смотрю телевизор и читаю газеты. Поэтому между происходящими событиями в мире и моими записями почти нет никакой прямой связи. Я не видел своими глазами разрушений. Может быть для нас, сидящих в кабине СНР на природе, это и лучше.

Дани мне сообщил, что генерал Бане Петрович приезжал, но очень торопился и не успел посетить людей на огневой позиции, то есть мою боевую смену. Сидим и размышляем что это несправедливо по отношению к людям, которые не попали в список сбивших самолёт: записывающий и планшетист солдат Давор Бложич, мой помощник руководителя стрельбы майор Борис Стоименов, расчёт ДЭС и П-18, взвод связи.

В 19.25 по гражданскому каналу связи получили сигнал о переводе в готовность № 1, и через 3–4 минуты я доложил о готовности. Благоевич потребовал, чтобы ему сообщили о готовности установленным сигналом, а так он якобы не понимает. Неадекватный человек. В этих условиях необходимо общаться на понятном языке, а не официальными сигналами. Он по-прежнему использует привычный для мирного времени способ общения. Ещё не перестроился к условиям войны. При первой возможности пошлю его в …, потому что он меня всегда раздражает. Отношение к нему моего расчёта крайне отрицательное.

Данка вчера мне рассказала историю о том, что из трёх пилотов НАТО, полетевших нас бомбить, один не смог сбросить бомбы, развернулся и улетел на аэродром Сараево. Не знаю, из какой страны был этот пилот, но, вероятно, у него проснулась совесть, и он не смог совершить преступление. Два других пилота сделали своё дело.

Вспомнил капитана Рашчанина и его приказ вести поиск радаром СНР на дальности 30 километров. Джокич выполнил приказ, и в результате погибли люди и разбита техника. Думается мне, что приказ часто бывает прикрытием глупости.

С 20.50 до 21.00 Стоименов и Тиосавлевич пытались включить камеру ТОС, но что-то не так – не работает. Выключили её. Тиосавлевич правит записи в дневнике. Говорит, что когда потом будет перечитывать, то вспомнит, где и как прошла его молодость. Пока все дремлют, я думаю, что когда начинается война, то редко кто правильно действует. Каждый потенциальный противник изучает твои методы и ищет дыры в них для того, чтобы нас уничтожить. Так Джокича и обманули. Он соблюдал правило и работал по схеме: 6–10 секунд излучение, 6–10 секунд молчание. Обрабатывал цель на дальности 30 километров, далеко за пределами зоны поражения. Мы-то цель уничтожили в гарантированной зоне, и самолёт не успел сделать противоракетный манёвр, хоть и пытался. Угловые скорости были большие. От большого волнения и короткого времени работы наш офицер наведения Муминович не считывал параметры цели при поражении. Для истории это останется тайной.

Начальник связи 250-й бригады ПВО подполковник Круме Йовановски постоянно настаивает на использовании радиосвязи. Это неприемлемо. В Ираке прослушивали радиоканалы связи, легко обнаруживали командные пункты и огневые позиции и затем избирательно их уничтожали. То же самое произойдёт и с аппаратурой „Ягуар“. Совершенно понятно, что они её изготовили и закодировали, они же её и раскодируют. С 16.00 до 24.00 мы в готовности № 1. Целей нет. Что-то на командном пункте забыли про нас. Мы их не тревожим. Насколько эта техника надёжна. Она нам лучший друг. Можем попасть даже в отдельно стояще дерево.

Около 22.00 позвонил Станкович – ищет Дани. Я дал ему номер телефона Дани. Уже третья ночь на этой позиции. Наверное, завтра или послезавтра покинем эту позицию и больше не вернёмся. Правда, однажды мы возвращались на прежнюю позицию. И это была ловушка, в которую мы наивно попали в Прхово. Это была самая длинная ночь в моей жизни. После огневого воздействия моего однокашника Джорджевича и наших тактических действий они оставили нас в покое.

Этой ночью сообщили об ударе крылатыми ракетами по Белграду со стороны Нови-Сада. Мы пока не знаем последствий. Я узнал от Црнобрня, что Вучкович психически “сошёл с рельсов“, как и подполковник Мийович, который после пуска ракеты по цели пришёл в себя. Вучкович ещё не очухался. В предыдущую ночь он наблюдал 50–60 крылатых ракет. Говорил, что картина на экране была такая, как будто рассыпали монеты. Как будто одна ракета стоит динар, так они ими разбрасываются.

В 22.40 позвонил Благоевич и спросил, есть ли у меня с собой кодировочные карты. „Думаю, что нет. Нужно посмотреть в Огаре, в сейфе у Дотлича. Посмотрю завтра“, – ответил я. Спросил его, есть ли что-то в воздухе, потому что П-18 у нас выключена. Он ответил, что сейчас рядом ничего нет. Наверное, они пока выбирают цель, время и место удара. Думаю, могут появиться в любой момент. Лучше пусть возвращаются домой и будут хорошими родителями, а не злодеями и убийцами здесь. На войне первой страдает правда. Народы стран агрессоров не знают, что здесь происходит на самом деле.

Данка мне на днях сказала, что мой зять Виктор и друг Пайче, которые живут в Триесте (Италия), хотят приехать. Они проявляют свой патриотизм на расстоянии, а это ничего не стоит. Как бы я хотел защитить Врдник, но у меня нет возможности. Это далеко. На днях я общался с кумом сестры Сузаном Томичем. Говорит, что дома уже поливала цветы, все в порядке и Врдник не бомбили.

Телефон в лагере постоянно занят. Нет гарантии, что когда будет нужно, то смогут срочно оповестить о чём-то. Похоже, они все расслабились. Напряжённость снизилась. Это, возможно, и хорошо, но это может нам дорого стоить. Объясняю это ослаблением рефлексов и разума.

Племяннице Бояне сделали операцию на гландах, и, похоже, удачно. Старшую племянницу Сандру я не поздравил с семнадцатилетием. Идёт война, когда и как я могу это сделать? Я подумал, что человек не умеет ценить то, что у него есть. И только когда это теряешь, то понимаешь, как этого не хватает. У нас был мир, но народ был недоволен. На это все и рассчитывали, в том числе и НАТО. Вот и ударили. Но они ошиблись. Мы оказались более обучены и подготовлены к войне, чем они предполагали. К чёрту правящую верхушку. Они – преходящая категория. Нельзя потерять независимость и государство. Нельзя стать чьими-то слугами. Цена за это высокая, но она оправдана. Я вспомнил разговор с бывшим парнем Наташи – Тодором. Он говорил, что не сможет никого убить, даже если его жизнь будет под угрозой. Он бы отдал всё, что от него требуют. Хотел бы я сейчас поговорить с ним на эту тему.

В 23.00 слушаю новости. С сержантом Бложичем ищем коробку с выпечкой, которую принёс Малетич. Очень хочется чего-нибудь сладкого.

В Белграде вчера была первая игра за время войны между „Партизаном“ и „АЕК“, которая была прекращена на 60-й минуте. По договорённости на поле выбежали зрители с югославскими и греческими флагами.

Солженицын сказал, что на пороге XXI века в мире царит закон джунглей во главе с НАТО.

Около 23.30 начался налёт с разных направлений. На удалении 50–60 километров в ожидании находилось шесть самолётов, а 3 или 4 пары устремились на нас. Один с азимута 180–190 приблизился на 15 километров и, когда я приказал включить поиск, выполнил резкий манёвр и ушёл из зоны на дальность 22 километра на азимут 240. Станкович дал его координаты подполковнику Джевичу, но он его не нашёл. С командного пункта Бригады потребовали, чтобы им сообщали обо всех целях, которые я наблюдаю. Это просьба о помощи или меня проверяют? Как можно командовать боевыми действиями своих подразделений и не иметь данных оповещения? Бардак, как всегда. Я был совершенно спокоен.

Суббота, 10.04.1999

Я проснулся в 7.00. Ко мне обратился командир инженерного подразделения подполковник Никола Станисавльевич с просьбой накормить 35 человек, которые прибудут к 10.00. Они работают на новой огневой позиции, которая уже готова на 70 %. Я сообщил об этом Дани. У него заканчивается дежурство, вот и пусть решает этот вопрос. А мне с 8.00 до 16.00 на дежурство. Когда я прибыл на смену, он мне сказал: „Поздравляю, дружище. Ты их всех распугал, и мне ничего не осталось“. Техника была выключена. Вчера вечером, когда приезжал генерал Бане Петрович, Дани получил звание полковника. Всем зачитали приказ. Я в это время был на дежурстве. Мне, своему заместителю, он не похвалился. Он знал об этом ещё в тот день, когда генерал Бига привозил русскую делегацию. Жика был прав. Этим и объясняется изменение в его поведении. Мы все его поздравили. Это был тринадцатый день после уничтожения „невидимки“. Следующие на очереди мы, только неизвестно когда. На Голеше ночью разрушили ретранслятор.

Около 8.30 позвонил Армуш. Попросил, чтобы с ним связался прапорщик Жугич или мастер Голубович по поводу запчастей для грузовика ФАП, который он ремонтирует. Представитель штаба Бригады подполковник Драго Стоячич сообщил, что в 15.00 Дани должен быть возле ресторана „Шарич“ на Ибарском шоссе. Полковник Станкович приказал, чтобы мы обеспечили продовольствием 35 человек инженерного подразделения Станисавльевича в Карловчиче, 9 человек Вучковича в Дече и 8 человек подполковника Байича в Прогаре. В 10.50 от Станисавльевича позвонил Дани. Я сказал ему, когда и где состоится совещание, и что майор Дотлич обеспечит продуктами дополнительно 52–53 человека в пунктах Прогар, Деч, Карловчич. Около 10.30 прапорщик Славко Варга привёз топливо на огневую позицию. Я сообщил ему, что вышел из строя генератор питания имитатора излучения и нужна ремонтная группа.

Около 11.50 в зоне действия на дальности 5 километров на азимуте 210 появилась цель, и тут же на дальности 30 километров на азимуте 300 появились ещё две цели. Пытались увидеть камерой ТОС, но ничего не нашли – низкая облачность. Данные по этим целям были получены от радиолюбителей, которые сообщали, что эти цели идут со стороны Сремской Митровици. Кто их знает, что он видели. РЛС П-18 работает прерывисто – один оборот излучаем, два-три молчим, и так далее. На П-18 находится солдат Радованович, а сержант Любенкович отдыхает. Меня вызвал на связь Благоевич и, между прочим, вставляет: „Джордже, где ты, легенда?“, что вызывает более позитивное отношение к нему. Я в это время разговаривал с майором Дотличем. Он прибудет вместо Дани на дежурство в 16.00, потому что Дани уехал на совещание. Малетич начал мне говорить: „Эх, прошлой ночью сбили того…“. В это время по изменению нагрузки ДЭС я понял, что что-то происходит и сразу надел на голову каску.

В 13.38 объявили готовность № 3. По радио сообщили – Германия на ушах. Ельцин приказал нацелить ракеты на территорию Германии. Россия не допустит ввода сухопутных войск НАТО и захвата территории Югославии. Шрёдер остановил наращивание вооружённых сил Германии для вторжения в Югославию. Мадлен Олбрайт заявила, что Югославия является полигоном для проверки НАТО накануне XXI века. Правда медленно распространяется по планете. Я не участвовал в предыдущих войнах, но эти события выглядят, как прелюдия Третьей мировой войны. Нужно создать союз России, Белоруссии и Югославии. Поставлять нам оружие, а может быть, и разместить свои силы и средства на земле СРЮ. Тогда будет либо тотальная война, либо окончательный мир. Нужно предотвратить долгосрочный план НАТО по затягиванию петли на юге Европы. Европа делает глупость – добровольно участвует в планах НАТО, чтобы отрезать себя от источников нефти. Когда-нибудь Европа будет бороться с Америкой за сырьё или станет её рабом. Хотя во многом это происходит уже сейчас.

В 15.10 нас снова перевели в готовность № 1. На этот раз по причине постановки на дежурство. Ремонтники Жугич и Голубович восстанавливают генератор питания имитатора излучения. Мастер Голуб сказал, что сделал наспех, какое-то время поработает. Они принесли ведро тавотной смазки УМ-2 из ракетной батареи. Вместо Дани на огневую позицию на „Ниве“ приехал Дотлич. Разговариваем об улучшении тылового обеспечения. Я хочу, чтобы ремонтники прапорщик Жугич и мастер Голубович постоянно были рядом с нами, потому что очень часто возникает необходимость восстановления техники, дизель-генераторов и автомобилей. Варга пусть остаётся на складе топлива, а пищу надо выдавать в двух местах: у Йовича (на позиции „Стрела-2М“) и в лагере. Делаем калькуляцию, сколько всего пайков нужно для наших и сколько для прикреплённых подразделений. Дотлич нервничает и не понимает, почему это должны делать именно мы. На „Ниве“ уезжаю в лагерь. Отправляю водителя Лукича и Стояновича из взвода связи в Шимановци, чтобы они забрали около 700 метров ПТК-кабеля. Потом они поехали в Яково, чтобы оставить там лишнее оборудование, которое нам не нужно здесь. Они сделали всё как надо. На обратном пути они должны отвезти Седлака в Огар. В дивизионе в Яково никого не нашли – ни Миялковича, ни Седлака.

Вечером около 20.00 курьер солдат Коста Чурчич сказал мне, что на ужин принесёт жареного поросёнка. Перед этим я разговаривал с прапорщиком Йовичем об имитаторе излучения. Я требую от него, чтобы он находился в автомобиле с имитатором излучения для того, чтобы быстрее сработать в нужный момент. Он же находит тысячу причин отказаться. Страх творит чудеса. Он захватил его полностью. Убеждаю его, что это не опасно, что он будет излучать не больше 5–10 секунд, и мы тоже не больше. Это его не убеждает. Объясняю ему, что нужно время для захода самолёта в атаку, для подготовки и пуска HARM, для полёта ракеты. Говорит, что сам не понимает, почему так происходит, хотя последние 15 дней было по-другому. Он ещё не понял, что ситуация в воздухе постоянно меняется.

После ужина ложусь спать. Около 23.30 меня разбудил Дани. Он вернулся с совещания. Сказал, что командование Бригады подтвердило уничтожение только одного самолёта, который сбили мы. Передал мне бельё, которое Данка послала 7–8 дней назад. Сказал, что привёз модифицированный имитатор излучения, который сейчас находится в его машине. Привёз 4-й и 5-й номера журнала „Армия“. В одном из них, кажется в № 5, напечатано интервью со мной и фотографии нашего дивизиона, сбившего самолёт. Мы под другими именами. Я – Анджелко Джорджевич.

Полковник Тоша из учебного центра на совещании снял с себя погоны полковника и отдал их Дани. С вечера у Дани на мундире погоны полковника. Он говорит, что и все остальные получат звания, ордена, медали и всё прочее. Отвечаю, что это не главное в жизни. Сначала нужно всё это пережить, а почести потом, в мирное время. Дани сказал, что наш дивизион самый мобильный. До этого момента мы меняли позиции пять раз, завтра опять, если Бог даст. Завтра Пасха.

Завтра будет 41 год, как я родился – 13.04.1958. Дата не совпадает, но совпадает воскресенье и Пасха. Кто-то сегодня вечером сказал: „Дети – это украшение мира“. А я добавил: „И у нас есть дети“. В разговоре с Данкой сказал, чтобы завтра приехала к отцу. Там увидимся с ней. Она сказала, что покрасила яйца и купила что-то мне ко дню рождения. Не надо было. Тем не менее я тронут её вниманием. Её образ у меня перед глазами. Её забота обо мне. Уйдут все страхи, которыми мы обеспокоены – и её, и мои. Они разные, но очень похожие у всех людей. Это биологическая борьба за выживание. Как и в природе. Я люблю и уважаю природу. Природа – великий учитель.

Воскресенье, 11.04.1999

Я на дежурстве с 0.00 до 6.00. Взял с собой в кабину 4-й и 5-й номера военного журнала „Армия“. Читаем всей сменой статью про нас. Смеёмся над военным псевдонимом Драгана Матича – Ташко Начич. На фото всё как в реальности. Сержант Волф спит на мешках. Поручик Николич меняет лампочку „Запрет“ на второй пусковой установке. Ему помогает капитан Муминович. Техника защищает нас, а мы её. Уважение взаимное.

Начался налёт, быстро переходим в готовность № 1. На экране с азимутов 330 и 0–30 на высоте 6 километров наблюдаю 8 целей. Идут на нас. Ещё далеко. Передатчик команд включен, пусковые запитаны. Ждём в засаде. Мы стали терпеливыми охотниками. Большая игра нервов. Ставка большая – наши жизни за сбитый самолёт НАТО. Пилот в любом случае катапультируется. Его или схватят, или нет. У нас нет такого шанса, наш проигрыш – это гибель. Но если мы его пропустим, то будут новые разрушения и жертвы. Знают ли это люди? Знают ли это те, кто вчера пренебрежительно недооценивал нас? Знают ли они, скольких нервов, тревоги и ужаса стоит нам каждая ночь? Ночь, которая для них, возможно, ничего не значит. Они где-то в безопасности, неизвестно о чём думают и уклоняются от военных обязанностей. Завтра они будут самыми крикливыми. Они мне неприятны, и мне их жалко. Сколько в них низменных побуждений и эгоистических чувств. Чтобы с нами было, если бы мы все успокоились, как они? Почему я люблю эту страну больше, чем они? Почему бывшего парня Наташи Тодора очень обрадовал обломок F-117А? Не любит убивать – это удел убитого. Это все незрелость и глупость. Я не озлоблен, просто размышляю в эти ночные часы, пока не зазвонил телефон, и не поступило известие о начале налёта. Вероятно, нелюбовь к телефону у меня останется до конца моих дней. Жизнь по звонку. Организм расслабляется, а потом натягивается как струна. Мозг не работает. Бьётся ли вообще моё сердце? Часто думаю об этом. Не чувствую его. Может так и должно быть: оно стало маленьким в увеличенной от волнения груди? Герои наших дней. Некоторые считают, что глупо бороться за идеалы. Но ведь наш идеал – свобода и независимость страны.

Ельцин сказал, что не отдаст Югославию. Кто с нами играет и какова цена? Чьи мы в этот момент? Правда медленно растекается по миру. Что для кого правда? И я чей-то ребёнок. Завтра наступит тот день, в который молодая и красивая женщина мучилась за мою жизнь и дала её мне. Она заслуживает великой благодарности. Как только закончится война, зажгу на могиле свечу отцу и маме. Я знаю, что они меня оберегают. Чувствую резь в глазах. Неужели это момент слабости? Я остался один. Единственный, кто на этой земле ещё искренне заботится обо мне – это Данка. Мой величайший боевой друг и единомышленник. Успокаивая её – успокаиваю себя. Может, это ерунда, но это правда. Мы не великие, но и простые смертные творят чудеса. Чудеса происходят часто. И здесь рано или поздно произойдёт чудо, я в этом уверен.

На днях я узнал, что подполковнику Джевичу придан в помощь полковник Савич. В прошлом он сильно обидел меня, но я знаю, что у него много положительных качеств. Ту историю я спрятал глубоко в себя. Когда-то мы были хорошими приятелями. Опять жую жвачку. Может быть случайно, а может и нет. Об этом буду думать после войны. Что делает моя сестра в Италии? Знаю, что она взволнована и напряжена, заплакана и растеряна. Надо и её успокоить. Самое главное – беречь нервы. Нужно больше общаться, говорить и смеяться. Пытаться расслабиться. Это легко сказать и создать иллюзию. А реальность другая. Ночь – наше проклятие. Большое напряжение психики и тела. Ночь. Уже ночь Пасхи. Величайший христианский праздник.