Оценить:
 Рейтинг: 0

Часы смерти

Год написания книги
1935
Теги
<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 >>
На страницу:
8 из 11
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Послушайте, Хэдли, у него тут есть настоящие редкости. Поразительно, как это Гилдхолл еще до них не добрался. Вот здесь, например, в образцах представлено развитие clepsydrae, или водяных часов. Первые часы с маятником, к вашему сведению, появились в Англии только после 1640 года. А вот эта чаша, если я не сильно ошибаюсь, – приспособление браминов, чуть-чуть постарше христианской цивилизации. Оно работало… – Он обернулся, и черная ленточка на его очках агрессивно качнулась. – Я, кстати, не просто читаю вам лекцию. Полагаю, вы обратили внимание на то, что Эймс был заколот стрелкой от часов? Или не обратили?

Хэдли, рывшийся в портфеле, бросил на стол два длинных конверта.

– А, так вот что это было! – сказал он. – Я все не мог сообразить… – Он замолчал, отрешенно глядя на камин. – Но ведь подумать только – стрелка от часов! – взорвался он, яростно взмахнув рукой. – Вы в этом уверены? Невероятно! Во имя всей человеческой глупости, почему вдруг стрелка от часов? Кому могло прийти в голову использовать подобный предмет, чтобы убить человека?

– Нашему убийце, видимо, пришло, – заметил доктор Фелл. – Вот почему это дело так пугает меня. Вы совершенно правы. Обычный человек, охваченный безумным гневом, вряд ли побежит выламывать из часов стрелку, чтобы использовать ее как оружие – небольшой и удобный кинжал. Но есть в этом доме человек, который посмотрел на часы, изготовленные Карвером… – Он быстро рассказал Хэдли о краже стрелок. – Кто-то с поразительно изощренным, дьявольским воображением увидел в этом буквальный символ Времени, ведущего нас к могиле. Часы попадались ему на глаза раз по десять в день. Но ни разу в жизни он не мог взглянуть на этот предмет без того, чтобы его взгляд не был уродливо искажен. В самой мысли есть нечто кощунственное. Он видел в нем не напоминание об обеде, или конце работы, или назначенном визите к дантисту, он не видел в нем даже стрелку часов. Его глаз воспринимал лишь тонкую полоску стали с торчащими зубцами стреловидного наконечника, замечательно сбалансированную для колющего удара. И он ее использовал.

– Ну наконец-то вы попали в свою струю, – сказал Хэдли. Задумавшись, он раздраженно постучал по столу костяшками пальцев. – Вы говорите «он». Вот здесь у нас последние отчеты Эймса и вся информация, какую можно собрать об убийстве в универмаге. Я, например, думал…

– О женщине? Разумеется. Это наша конечная цель. Я говорю «он», потому что так удобнее, хотя мне следовало бы употребить нейтральное «это». Как сделал тот парень с крыши – а я повторю еще раз: он стал нашим главным свидетелем, когда вдруг произнес: «Это выглядывало из-за трубы. А руки были в золотой краске».

– Но эти слова звучат как описание самых настоящих часов[6 - Английское слово hand означает и руку человека, и стрелку часов.], – запротестовал Хэдли. – Вот увидите, парень, должно быть, бредил и у него все смешалось в голове. Надеюсь, вы не собираетесь доказывать мне, что часы, подобно человеку, могут запросто подняться наверх и разгуливать по крыше?

– Ну это как сказать… – произнес доктор Фелл едва слышно – так, будто его вдруг поразила какая-то идея. – Нет, не фыркайте. Мы пытаемся проследить ход мыслей очень изощренного, но при этом больного ума, и нам не продвинуться ни на шаг, пока мы не поймем, почему он выбрал такое необычное оружие. В этом выборе, черт побери, заключается нечто важное! Должно заключаться! Подобно человеку, вы говорите? Вспомните-ка, вас никогда не поражало то, что в художественной прозе, в поэзии, даже в повседневной жизни часы являются единственным неодушевленным предметом, который наделяется человеческими качествами, ни у кого не вызывая недоумения. Какие часы из книги не имеют «голоса», даже не говорят по-человечески? Они бормочут детские песенки, возвещают о появлении привидений, обвиняют в убийстве, они – основа основ всех неожиданных сценических эффектов, провозвестники рока и возмездия. Если бы не было часов, что сталось бы с литературой ужасов? И я вам это докажу. Существует одна неповторимая вещь, vide[7 - Смотри (лат.).] кинематограф, которая в любую минуту способна вызвать взрыв смеха, – часы с кукушкой. Достаточно лишь сделать так, чтобы крохотная пичужка выскочила и затараторила свое «ку-ку», и зрители тут же решат, что это уморительно смешно. Почему? Потому что это пародия на то, что мы воспринимаем по-настоящему серьезно, бурлеск, покушение на святость времени и часов. Если вы представите себе, какой эффект произведет на читателя сцена, в которой дух Марлея говорит Скруджу[8 - Скрудж – персонаж романа Ч. Диккенса «Рождественский гимн».]: «Ожидайте первого из трех призраков, когда кукушка на часах прокукует один раз», вы получите некоторое представление о том, что я имею в виду.

– Очень интересно, – сказал Хэдли скучным голосом. – Однако было бы неплохо также услышать от вас о том, что произошло в этом доме сегодня ночью, чтобы я мог выдвинуть свои собственные версии. Вся эта метафизика по-своему очень хороша, но…

Доктор Фелл, сопя, достал свой потертый портсигар.

– Вам нужны доказательства, что я не высосал все это из пальца, не так ли? – вкрадчиво проговорил он. – Извольте. Почему с часов были похищены обе стрелки?

Пальцы Хэдли впились в подлокотники кресла…

– Нет-нет, не волнуйтесь. Я вовсе не хочу сказать, что будут еще убийства. Но позвольте мне в продолжение первого задать вам и второй вопрос. Вероятно, в вашей жизни нет предмета, который попадался бы вам на глаза чаще, чем часы, и тем не менее я сомневаюсь, что вы сможете мне ответить с абсолютной точностью, не глядя на них, какая из стрелок находится сверху: длинная минутная или короткая часовая?

– Ну-у… – начал Хэдли. Он замолчал, потом проворчал что-то неразборчивое и потянулся в карман за часами. – Хм. Длинная сверху. По крайней мере, на этих часах. Черт побери, ну конечно! Так и должно быть. Это вам подскажет обычный здравый смысл. Ведь каждую минуту она проходит больший сектор круга – то есть большее расстояние. Ну? Что из этого?

– Да. Минутная стрелка сверху. И, – сердито продолжал доктор Фелл, – Эймса ударили именно минутной стрелкой. Следующий факт: если в дни вашего детства вам случалось проводить веселые, беззаботные часы, разбирая парадные куранты в гостиной – гордость вашего батюшки, – чтобы посмотреть, нельзя ли их заставить бить тринадцать раз, вы должны знать, что снять любую из стрелок дьявольски трудно… Убийце Эймса предположительно была нужна только одна стрелка. Он мог заполучить ее, не трогая второй. Зачем, спрашивается, ему понадобилось терять время и мучиться – а такую работу иначе как мучением не назовешь, – похищая и вторую стрелку? Я не могу поверить, что сработала простая привычка доводить всякое дело до конца. Так почему же?

– Еще одно оружие?

Доктор Фелл покачал головой:

– В этом-то и заключается проблема: она не может служить оружием. Иначе все было бы объяснимо. Насколько можно судить, та минутная стрелка имеет в длину примерно девять дюймов. Исходя из обычных соотношений, мы получаем, что часовая будет слишком коротка, чтобы служить оружием. Если зажать ее в любом нормальных размеров кулаке, то «рабочий» конец будет торчать не больше чем на полтора дюйма. Таким предметом нельзя нанести сколь-нибудь серьезную рану, тем более что у стреловидного наконечника нет режущей кромки. Так почему же, почему, почему он украл и маленькую стрелку?

Он сунул в рот сигару и протянул портсигар Хэдли и Мельсону. Затем, пытаясь прикурить, сломал подряд несколько спичек. Хэдли раздраженным жестом извлек из одного конверта несколько сложенных листов бумаги.

– И это еще не самая трудная загадка в этом деле, – продолжал доктор Фелл. – Самым непонятным является поведение некоего джентльмена по имени Боскомб и его товарища по имени Стенли. Я намеревался расспросить об этом вас. Полагаю, вы помните Питера Стен… Что такое?!

– Только факт, и ничего больше! – удовлетворенно фыркнул Хэдли. – В первой строчке этого донесения. Три слова Эймса говорят больше, чем шесть глав в изложении некоторых людей, чьи имена я не буду называть. Вы в состоянии понять вот это?

«В дополнение к моему донесению, датированному первым сентября. Я теперь считаю, что могу с достоверностью утверждать следующее: женщина, убившая 27 августа с. г. Ивэна Томаса Мандерса, дежурного администратора универмага „Геймбридж“, проживает в номере 16 на Линкольнз-Инн-Филдз…»

Глава шестая

Докладывает инспектор Эймса

– Продолжайте, – попросил доктор Фелл, когда Хэдли вдруг остановился. – Что еще?

Хэдли в этот момент пробегал глазами небольшой, убористо исписанный лист. Он швырнул шляпу на стол и расстегнул пуговицы плаща, словно это могло облегчить ему работу. Его раздражение росло.

– Черт побери, этот парень опять темнит! Он пишет… хм, так-так. Ни одного определенного слова, ни единой фамилии во всем донесении; разве что в первом отыщется что-нибудь. Да, он действительно из тех, кто рта не раскроет, пока не будет готов обратиться за ордером на арест. Эта черта развилась в нем с тех самых пор, когда Стенли чуть было не присвоил себе все заслуги в деле Хоуп-Хастингса и… – Хэдли вдруг поднял голову. – У меня в ушах та же каша, что и в голове, или я на самом деле слышал, как вы несколько секунд назад упомянули имя, похожее на Стенли?

– Вы не ослышались.

– Но это не…

– Это тот самый Питер Стенли, который занимал вашу должность лет двенадцать-тринадцать назад. Он сейчас наверху. Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Я смутно помню, что он неожиданно подал в отставку или что-то в этом роде, но совершенно не знаю подробностей.

Хэдли устремил долгий взгляд на камин.

– Он подал в отставку после того, как застрелил безоружного человека, не оказавшего никакого сопротивления при аресте, – хмуро сказал он. – Кроме этого, он произвел арест, когда бедняга Эймс еще не собрал все необходимые улики. Хотел присвоить себе всю честь раскрытия преступления. Кому об этом и знать, как не мне: ведь именно в той неразберихе я и получил повышение. Это произошло при реорганизации в тысяча девятьсот девятнадцатом году, когда образовалась Большая четверка[9 - Большая четверка – альянс Великобритании, Франции, Италии и США в конце Первой мировой войны.]. У Стенли нашлись смягчающие обстоятельства. Во время войны он настоял на отправке его в действующую армию; нервы у него совсем расшатались. В том состоянии пистолет ему можно было доверить, разве что зарядив его пистонками. Поэтому ему позволили выйти в отставку. Он ведь всадил четыре пули в голову старику Хоупу, банковскому служащему, который хотя и скрывался от полиции, но был безобиден, как кролик. – Хэдли неуютно заворочался в кресле. – Мне это не нравится, Фелл. Совсем не нравится. Почему вы сразу не сказали мне, что он замешан в этой истории? Это… мм… бросит тень на всю полицию Лондона, если какая-нибудь газетенка об этом пронюхает. Что же касается Стенли… – Его глаза превратились в узкие щелки, и он замолчал с неловким видом.

– У вас сейчас есть заботы поважнее, дружище. Что сообщает Эймс в своем донесении?

Хэдли с трудом заставлял себя вернуться к насущным проблемам.

– Да, я полагаю… нет, конечно, это невозможно… Проклятое невезение: надо же случиться такому, когда до пенсии мне остался всего месяц!.. Н-да. Хм. Так на чем я остановился? Тут у него не много. Он пишет:

«В дополнение к моему донесению, датированному первым сентября, я теперь считаю, что могу с достоверностью утверждать следующее: женщина, убившая 27 августа с. г. Ивэна Томаса Мандерса, дежурного администратора универмага „Геймбридж“, проживает в номере 16 на Линкольнз-Инн-Филдз. Действуя в соответствии с анонимно полученной информацией, о которой указывалось в донесении от 1 сентября…»

– Оно у вас есть?

– Да. Но слушайте дальше:

«…я снял комнату в номере 21 по Портсмут-стрит, Линкольнз-Инн-Филдз, примыкающем к таверне „Герцогиня Портсмутская“, под видом бывшего часовщика, ныне опустившегося и пристрастившегося к спиртному. Частный бар этой таверны собирает у себя всех мужчин и одну из женщин, проживающих в номере 16 на Линкольнз-Инн-Филдз; кроме того, с кувшином за пивом сюда заходят еще две…»

Кстати, – прервал чтение Хэдли, – сколько всего женщин в доме?

– Пять. Трех из них вы видели. – Доктор Фелл быстро объяснил ему, кто есть кто. – Две другие, по-видимому, будут некая миссис Горсон, занимающаяся хозяйством под общим руководством Ля Стеффинз, и горничная, имени которой мы не знаем. Ставлю шесть пенсов, что именно эти две и ходят брать пиво в розлив. Будет интересно узнать, кто из оставшихся трех женщин бывает в баре. Я знаю «Герцогиню Портсмутскую». Место довольно затхлое, но весьма своеобразное, даже с некоторой претензией на роскошь… Итак?

– «Два дня назад, 2 сентября, мой до тех пор анонимный информант посетил меня в моей комнате, обнаружив знание того, кто я такой и с какой целью поселился здесь. (На данный момент я должен воздержаться от указаний на пол информанта и изложения прочих деталей.) По мотивам, оставшимся неизвестными, мне было предложено дальнейшее сотрудничество. Информант сообщил, что видел у некой женщины два предмета из списка вещей, похищенных в универмагах (полный список содержится в донесении от 27 августа), а именно: 1) платиновый браслет с бирюзой, стоимостью 15 фунтов стерлингов; 2) часы в золотом корпусе начала XVIII века с надписью: „Томас Нифтон из Экс-Киз в Лотбери, Лондон, fecit“[10 - Сделал (лат.).], выставленные в рекламной витрине „Геймбриджа“ и предоставленные универмагу Й. Карвером. Информант также заявил, что вечером 27 августа видел, как та же женщина сожгла в камине пару коричневых лайковых перчаток, запачканных кровью…»

– Ого! – воскликнул доктор Фелл.

– Да. Весьма скверная собралась под этой крышей компания. Кто-то, – проворчал Хэдли, – очень стремится отправить кого-то еще на виселицу и при этом заключает таинственный и непонятный пакт с офицером полиции. Впрочем, нет, не совсем. Слушайте дальше:

«В итоге мое положение на сегодняшнее утро оставалось следующим. Информант выразил готовность выступить свидетелем на судебном процессе и дать вышеперечисленные показания, но отказался выступить с обвинением, которое позволило бы нам затребовать ордер на арест, опасаясь, что улики могли быть уничтожены. Информант указал, что во всем, что касается подготовки и производства ареста, инициатива должна исходить целиком от нас…»

Разумная леди, – заметил Хэдли, – или джентльмен. Я на своем веку знавал немало таких сыщиков-любителей, и, скажу вам, это подлейшая порода из всех двуногих. Или это была ловушка? Сомневаюсь. Та-ак…

«Поэтому я предложил моему информанту обеспечить мое проникновение (тайное) в дом, где я частным образом мог бы осмотреть находящиеся во владении обвиняемой вещи и удостоверить свое начальство, что мы располагаем уликами для выдачи ордера…»

Чертов идиот! Он не должен был писать об этом в официальном донесении. Теперь это непременно выплывет наружу, и каждая задница будет вопить об этом в своей газетенке следующие полгода. Добрый, старый, неутомимый, рассудительный Эймс! А дальше еще хуже:

«…но мой информант, хотя и согласился в целом с этим предложением, отказался от активного содействия на том основании, что это может его скомпрометировать. В итоге я решил проникнуть в дом на свой страх и риск.

Сегодня днем, как раз перед написанием этого донесения, везение облегчило мою задачу. Другой обитатель номера 16 на Л. И. Ф. (не мой предыдущий информант), пообещавший мне однажды кое-какую ношеную одежду, предложил мне зайти за ней около полуночи. С самого начала у меня был хороший повод завязать с ним знакомство (я познакомился и с другими обитателями этого дома, посещавшими таверну); в данном случае, поскольку он и я одного роста, я намекнул при первой встрече, что мне бы нужна подходящая…»

<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 >>
На страницу:
8 из 11