Джон Арин. Проклятая земля

– Тренировок. – Ответил стыдливо.

– Как же ты собираешься поступать в кадетский корпус, если тебе страшно даже на тренировках?

– Мама говорит, что я должен попасть в список лучших кадетов и отправиться в столицу, охранять короля.

И Джону, и самому Дину уже сейчас было ясно, что это лишь фантазии Эшли Роллен, но никто из них вслух свои мысли не озвучил.

– И я тоже боюсь. – Признался Джон, чем удивил собеседника. Дину всегда казалось, что у него напрочь отсутствует чувство страха. – Твоя мама говорит, что у каждого в этом мире своё место. Иногда я боюсь, что она права, и мне так и суждено остаться никем, всю жизнь посвятить грязной работе и умереть какой-нибудь невзрачной смертью под завалами камней. – Он немного помолчал и дальнейшими словами снова удивил собеседника. – Тебе повезло, Дин. Все в городе знают фамилию Роллен, а если ты станешь кадетом, твоё имя будет на слуху у каждого и тебе будет дозволено стать главнокомандующим. И даже если тебя не возьмут в солдаты, ты вернёшься, выберешь себе красивую жену и проживёшь с ней в большом доме. А может, построишь не просто большой, а огромный дом. Таким, как ты, дозволено мечтать. Всё, о чём могу мечтать я – выбраться из ада и перебраться в ад менее страшный.

– В ад? Ты о чём?

– Ты же не думаешь, что поле битвы похоже на рай? Скорее всего, уже при первом или втором бою я стану удобрением на той земле.

– Но тогда почему ты туда хочешь?

– Там я по крайней мере буду чего-то стоить, буду не ниже остальных. Надеюсь, что буду. – Поправил он сам себя. – Тебе не понять, Дин, с тобой никогда не обращались как со скотом. Но хуже смерти только жизнь, при которой у тебя уже горб болит от постоянных поклонов. А знаешь, я наконец определил свою мечту. С моим происхождением я не могу метить хотя бы на роль командующего отрядом. Но если хотя бы несколько человек решат, что я чего-то да стою, и если хотя бы для пары человек я стану Джоном Арином, который был достоин зваться солдатом, этого достаточно.

Вернувшись домой, они осторожно и без шума открыли дверь. И всё же, пройти незамеченными им не удалось.

Сидя на кресле, их поджидал старший Роллен.

– И где вы были? – Спросил он грозно, после чего взглянул на мечи. – Ты отобрал его у моего сына?!

– Нет, господин Рон, я попросил. – Принялся оправдываться Джон.

– Так я и поверил! Должно быть, ты даже поволок его за собой силой.

– Нет. Я говорил ему остаться, он сам захотел пойти. Скажи, Дин, ведь так? – Посмотрел на Дина умоляющими глазами, но тот лишь стоял как столб и не мог произнести ни слова.

Он точно знал, что отец ничего ему не сделает, но Дин никогда не отличался смелостью перечить родителям. Напротив, в присутствии старших Ролленов он преображался и, считая, что поведение родителей и есть то, чему стоит подражать, копировал их во всём. Он был для них как сырое тесто, из которого можно вылепить всё, что душе угодно.

– Так скажи, Дин, он говорит правду? – Вежливо обратился Рон к сыну, только голос давал понять, что он ждёт отрицательный ответ.

Дин по-прежнему молчал.

– Трус! – Закричал ему Джон, не выдержав. – Трус, вот ты кто! А я ведь тебе душу открыл!

– Ты это моему сыну?! – Рон Роллен ударил его так сильно, что Джон почти отлетел в сторону.

В подвал на этот раз его практически бросили, а не приказали туда спуститься. Впервые в жизни он сделал шаг для того, чтобы приблизиться к цели – устроил тренировку – и вот чем это для него обернулось.

«Ад. Настоящий ад!», – подумал он, смотря, как над его головой закрывается деревянный люк, с которого сыплются опилки.

Глава 3

Безумный Кольт или благородный лорд

Вечер накануне шестнадцатилетия Джона.

После того, как все легли спать, Джон собрал все свои скудные пожитки в тканевую сумку через плечо, на выходе из дома положил поверх вещей наполовину зачерствевший батон и направился к двери.

– Так и знал, что ты удерёшь сегодня, – услышал он голос Рона Роллена, когда одной ногой уже оказался на улице. – Знаешь, я ведь хотел на эту ночь отправить тебя туда, где тебе и место – в подвал. Но решил, что будет лучше, если ты покинешь мой дом. Ты всегда был лишним ртом в моём доме, а теперь на одного человека кормить надо будет меньше.

Джон повернулся всем телом и решил в первый и единственный раз проявить смелость перед человеком, перед которым шестнадцать лет молча склонял голову. Он мог бы высказать множество слов, которые у него на уме, но был вопрос, который не давал ему покоя много лет.

– Зачем вы так со мной? Что я вам такого сделал? – Голос звучал злобно. Так с хозяином дома он ещё никогда не говорил.

– Ты? Мне? – Разразился Рон Роллен высокомерным хохотом, сотрясающим стены. – Такое отребье, как ты, ничего не может мне сделать. Запомни, Джон Арин, – сказал он, когда парень снова развернулся и сделал шаг в сторону выхода, – таким, как ты, никогда не попасть в высший свет. Даже если тебя в возьмут в кадеты, ты умрёшь на поле боя при первом же своём бое, а твоё имя навсегда исчезнет из истории.

– Что ж, – ответил, не разворачиваясь, – пусть так. Я не стремлюсь попасть в историю. Всё, что мне надо – это чтобы хотя бы несколько человек решили, что я чего-то да стою.

– Чего-то стоишь? Я тебе сам скажу, чего ты стоишь – шахты! – Усмехнулся Рон Роллен.

Джон его слова слушать не стал, однако краем уха всё же услышал. Он ушёл, оставив дом, в котором он всегда был чужим, город, в котором он был никем, и зная, что уже завтра Эшли Роллен будет лицемерно сокрушаться перед своими подругами, как она была ошарашена обнаружить с утра, что её неблагодарный воспитанник ушёл, даже не сказав «спасибо» за то, что Роллены спасли его от голодной и холодной смерти шестнадцать лет назад.

– Сын простых рабочих, что с него взять. – Будет говорить она. – Благородство, оно ведь передаётся по крови.

Джону оставалось лишь мысленно смириться с тем, что в этом городе его запомнят как живое доказательство тому, что воспитание нельзя получить, просто вырастя в богатом доме.

В этот момент весь высший свет казался ему прогнившим, и ему даже стало жаль будущего себя, солдата, которому придётся лить кровь, чтобы они могли по сто раз на дню устраивать чаепития, на каждое из которых надевают новые наряды, а потом с гордостью обсуждать победы с поля боя, рассказывая о них так, будто это их собственная заслуга.

«Может, ну его? – Подумал он на секунду. – Может, эти люди и не достойны того, чтобы их защищали?».

До следующего города Джон шёл пешком и добрался только на рассвете. Он остановился у колодца, чтобы перевести силы, опёрся обеими руками о каменный круглый заборчик и осмотрел место, в котором оказался.

Город был богатый – все дома двух или трёхэтажные и каменные, даже на окраине, где обычно живут бедняки, не было затхлых полуразвалившихся лачуг вроде той, в которой родился он сам. В самом сердце города возвышался действительно огромный особняк, почти дворец.

«Столица? Это дворец короля?», – задался вопросом Джон, никогда в жизни не видевший домов больше, чем у Ролленов.

Но столица, на сколько он знал, в сотнях километрах, он не мог добраться туда пешком за одну ночь.

Уставший и обессиленный, он склонился к колодцу, зачерпнул воды и, сев прямо на траве, начал грызть чёрствый батон, который за ночь успел высохнуть до состояния камня.

– Эй, парень, ты что тут делаешь? – Услышал он и мигом встал смирно перед оторвавшим его от завтрака мужчиной средних лет.

– Простите, господин, я не знал, что это ваш колодец и ваша вода. – Начал тараторить виноватым голосом.

– Моя вода? Как может быть моим то, что вытекает из-под земли? – Мужчина начал смеяться так весело, что по крайней мере минуту не мог остановиться. Только на землю не упал со смеху. – А ты смешной, парень. Как тебя зовут?

– Джон, господин. Джон Арин.

– Арин, – задумчиво произнёс мужчина, почёсывая подбородок без бороды, – никогда не слышал об Аринах.

– Никто не слышал, господин. Мой отец был простым шахтёром.

– Господин-господин. Тоже мне, заладил. Хорошо же тебя выдрессировали. Так куда путь держишь, Джон Арин, отец которого был простым шахтёром?

– В кадетский корпус. – Сконфуженный и тихий голос еле донёсся даже до его собственных ушей.