Пусть мертвый оживет

Она устала. Тот тип, спросивший, не по пути ли им, увязался за ней. Судя по звуку его шагов, он подволакивал ногу. Наверное, у него одна нога короче другой, предположила Сьюзен. Она знала, что он преследует ее, и не слишком беспокоилась – вокруг полно людей. Просто ей было противно слышать за спиной его шарканье и сознавать, что он рассчитывает «склеить» ее.

Она миновала плавный изгиб дороги и, обойдя ресторан «Монико», зачем-то пошла по Глассхаус-стрит – малолюдной, плохо освещенной улице, куда в такой час наведывались в основном желающие снять девочку.

Когда она поняла свою ошибку, ее преследователь уже почти поравнялся с ней. Она ускорила шаг, кляня себя за то, что додумалась свернуть с безопасной Пикадилли. По счастью, в нескольких ярдах впереди была закусочная. Сьюзен быстро вошла внутрь и захлопнула дверь перед носом непрошеного провожатого. Она не оглянулась, но затылком почувствовала его тяжелый, разочарованный взгляд.

В помещении было жарко и душно. Народу набилось довольно много, за каждым столиком кто-то сидел. Сьюзен неуверенно посмотрела вокруг, ловя на себе вопросительные взгляды завсегдатаев, и поскорее опустилась на свободный стул напротив мужчины, который не проявил к ней никакого интереса, поскольку уткнулся в газету, которую держал перед собой, так что лица его ей было не видно. На нее смотрели только две газетные полосы и руки в шоферских крагах.

– Мы закрываемся, – мимоходом бросила ей официантка.

Сьюзен подняла глаза и вдруг почувствовала смертельную усталость, как будто яркий свет и жаркий влажный воздух кафе забрали у нее последние силы. Ноги налились свинцом, тело сделалось как чужое, словно уже наполовину растворилось в теплой ванне апатии.

– Я не знала… Мне только чашку кофе, – виновато сказала она и подумала, что лицо официантки напоминает комок сырого теста.

– Закрываемся! – ледяным тоном повторила та.

Сьюзен понимала, что должна хотя бы немного передохнуть. Прямо сейчас возвращаться на улицу было немыслимо. К тому же этот тип, ее преследователь, наверняка караулит под дверью. Как назло, все уставились на нее в предвкушении скандала. Сьюзен побаивалась перечить официантке – тетка за день набегалась и не упустит случая сорвать раздражение. Заупрямишься – устроит сцену. Ну что за невезение! Чуть не плача, Сьюзен схватила с мраморной столешницы свою сумочку и толкнула стул назад.

– До закрытия еще двадцать минут, – раздался тихий, бесцветный голос. – Принеси ей кофе.

Обе женщины как по команде повернулись к мужчине, который опустил газету и теперь неподвижно смотрел на официантку холодными серыми глазами.

Официантка открыла было рот, чтобы снова повторить «закрываемся», но передумала. Что-то в его худом, белом как мел лице остановило ее. Что-то, чего она не сумела бы объяснить. Возможно, ей показалось, что воля у него сильнее, чем у нее, и если она не принесет этот несчастный кофе, он от нее не отцепится, пока не добьется своего, будет сидеть и долбить в одну точку до самого утра.

Она пошла к стойке, налила из бачка кофе, шмякнула чашку с блюдцем на стол перед Сьюзен и выписала чек.

Мужчина не сводил с нее глаз, глядя поверх раскрытой газеты. Когда она выполнила его распоряжение и отошла от стола, он сжал губы, хмыкнул и опять скрылся за газетой.

Сьюзен уткнулась взглядом в дымящийся жидкий кофе – ей казалось, что все умолкли и пялятся на нее. Она не могла решить, нужно ли ей благодарить своего заступника. Ему, похоже, не было до нее никакого дела: за все время он ни разу на нее не взглянул.

Однако пока он неотрывно следил за официанткой, Сьюзен успела его разглядеть. Дорогая щегольская шоферская форма сидела на нем идеально. Козырек фуражки был надвинут на глаза, однако Сьюзен со своего места напротив хорошо видела его лицо. Молодой, примерно одних с нею лет – около двадцати одного. Черты лица мелкие, правильные, кожа такая бледная, что черные брови кажутся нарисованными. Она сразу обратила внимание на его серые глаза под длинными, загнутыми кверху ресницами – суровые, безжалостные глаза. Взгляд их был страшен.

Сьюзен помешивала ложечкой кофе и думала, что, если бы он сейчас опустил свою газету, она поблагодарила бы его, и дело с концом. Разделявшая их газетная преграда не только все усложняла, но и создавала, непонятно почему, странную, таинственную атмосферу.

Сьюзен решила промолчать.

Она открыла сумочку и достала письмо. Корявый, инфантильный почерк напомнил ей о других письмах – о всех его письмах. Эта мысль не принесла ей утешения, наоборот, еще горше стало оттого, что его прощальное письмо так разительно отличается от всех прочих, будто не он писал.

Он постарался проявить деликатность – порвать с ней гуманно, но получилось ходульно и фальшиво. Ну да, она всегда знала, что он привязан к матери, однако раньше сыновние чувства не мешали ему признаваться в любви к ней, Сьюзен. Внезапно прозрел?

«Я пришел к выводу, что это было бы нечестно по отношению к маме, – написал он. – Нужно подождать, пока я смогу зарабатывать больше, а это может случиться очень нескоро. Думаю, я не имею права просить тебя ждать так долго…» Нет, невыносимо читать дальше – буквы расплываются. Она аккуратно сложила письмо и убрала его в сумочку. Слеза скатилась по ее щеке и упала в кофе.

Потом Сьюзен снова вспомнила о шофере, который теперь в упор смотрел на нее. Он сидел спиной к стене, а раскрытую газету держал перед собой, чтобы никто, кроме девушки напротив, не мог его видеть.

– Так нельзя, – произнес он, почти не разжимая губ. – Так ничего не добьешься.

Кровь бросилась в лицо Сьюзен, и ее охватил ужас, что сейчас она при всех разрыдается.

– Ты слишком чувствительная, – продолжал шофер, не сводя с нее холодных серых глаз. – Наверняка пустила слезу из-за парня. Брось! Так ничего не добьешься.

– Не лезьте, пожалуйста, куда не просят! – внезапно вспылила она и отвернулась от него.

– Уже лучше, – одобрил он. – Значит, характер у тебя все-таки есть. Только не рассказывай мне про свою беду. Не хочу слушать.

– Прекратите этот разговор! Пожалуйста, – сердито добавила она, забыв про слезы и жалость к себе.

– Мне нужна твоя помощь, – заявил он, – в одном важном деле.

Она снова повернулась к нему лицом, гневно сверкнув глазами.

– Я не знаю, за кого вы меня принимаете…

Он нетерпеливо дернул головой.

– Дай сказать. Ты мне подходишь. Я знаю вашу женскую породу. Ты девчонка что надо. Просто тебя вышибли из седла. Ничего, переживешь.

Она схватила сумочку.

– Я ухожу! С незнакомыми мужчинами я не разговариваю.

– Кто добыл тебе кофе? – напомнил он, глядя ей в глаза. – Ты не хочешь отплатить услугой за услугу?

Его глаза впились в нее так, что она нутром почувствовала всю силу его воли – и разом обмякла.

– Я не понимаю, о чем речь.

– А ты помолчи, я объясню. В дальнем левом углу сидит мужик в черной рубашке с белым галстуком. Он еще там?

Она украдкой оглянулась.

За столиком в дальнем углу сидел мужчина. Действительно – черная рубашка с белым галстуком. Черная ковбойская шляпа сдвинута на затылок. Ей почудилось отдаленное сходство с Хамфри Богартом. Мужчина равнодушно смотрел в ее сторону, но не на нее, а как бы в пространство.

– Да, – ответила она, заинтригованная, что все это значит.

Шофер плотно сжал губы и после недолгой паузы признался:

– Он следит за мной. На всякий случай запомни: когда ведешь слежку, одевайся скромнее. Я еще полчаса назад приметил этот галстук. Ходит за мной хвостом.

– При чем тут я? – удивилась Сьюзен, недоумевая, к чему он клонит.

Она допила кофе и раскрыла сумочку.

– Пока ни при чем, но это поправимо. Тебя вышибли из седла. Хочешь поскорее встать на ноги – помоги мне. Нужно выяснить, кто этот тип. Можешь проследить за ним?

От изумления она потеряла дар речи.

– Это тебя встряхнет, – невозмутимо продолжал шофер. – Такую, как ты, никто не заподозрит. Я хорошо заплачу. – Он достал из кармана и придвинул к ней тонкую пачку банкнот. – Десять фунтов. Работа непыльная.

Она отшатнулась.