Она была так близко, что могла дотронуться до меня. Полстадиона вскочило на ноги. Все вокруг что-то орали мне, но я слышал только ее голос.
– Вставай, Джонни! – крикнула она мне. – Ты не можешь сдаться сейчас!
От гнева, презрения и разочарования на ее лице меня словно ударило электрическим током. Это было все, что мне требовалось. Потом до меня донесся голос рефери: «Семь… восемь…»
Каким-то образом мне удалось подняться. И когда Кид бросился вперед, всего на долю секунды опередив взмах его руки, я обхватил его плечи и повис на нем, вцепившись мертвой хваткой. Соперник тщетно пытался освободиться, и я чувствовал его отчаяние. Он понял, что я собираюсь кинуть Петелли, а он проиграет бой, если не справится со мной, прежде чем я оправлюсь от его предыдущего удара.
Я висел на Киде, несмотря на все его старания меня стряхнуть и попытки рефери разнять нас. Мне требовалось всего четыре или пять секунд, чтобы в голове прояснилось, и когда понял, что снова готов драться, я вышел из клинча и сделал выпад левой прямо в израненное лицо Кида прежде, чем он успел нанести завершающий схватку удар.
Тяжело дыша и обезумев от боли, он пошел на меня, но я, увернувшись, отступил, а сопернику осталось только беспомощно молотить перчатками по воздуху. Теперь он напоминал разъяренного дикого слона. Он продолжал бросаться на меня, я уклонялся от его ударов и отступал, пока не почувствовал, что готов покончить с ним. Когда он приблизился, чтобы войти в клинч в четвертый раз, я остановился и нанес ему классический хук. Прямо в челюсть. Весь в крови, Кид рухнул на пол, перевернулся и затих.
Можно было и не считать, но рефери сделал все как положено. На счет «десять» Кид по-прежнему лежал на спине, неподвижный, словно мертвец. Побледневший и перепуганный, рефери подошел ко мне и поднял мою перчатку с таким видом, словно та была начинена динамитом:
– Победил Фаррар!
Я посмотрел на нее. Она стояла раскрасневшаяся и возбужденная и посылала мне воздушные поцелуи. Потом на ринг хлынула толпа журналистов и фотографов, и я потерял ее из виду.
Из толпы вышел Петелли. Он улыбался, но его взгляд оставался злым и напряженным.
– Ладно, Фаррар, – произнес он. – Ты знаешь, что тебя ждет.
Он отвернулся, чтобы поговорить с антрепренером Кида; ко мне подошел Уоллер и набросил мне на плечи халат. Его лицо было серым, глаза бегали.
Когда я покинул ринг, то увидел Пепи. С ухмылкой на лице он ожидал меня в дальнем конце пандуса.
7
Я чувствовал себя в безопасности, пока в раздевалке было полно болельщиков и журналистов, которые пришли поздравить меня с победой и сказать, какой я хороший боец. Но когда их волна схлынула, я понял, что неприятности не заставят себя долго ждать.
Уоллер вернулся в раздевалку вместе со мной. Ему было страшно, и, закончив массаж, он начал нервно и с какой-то тоской поглядывать на дверь. Том Рош тоже пришел, но я быстро его выпроводил. Мне не хотелось, чтобы он попал из-за меня в беду.
Теперь в раздевалке оставались только пара журналистов и трое болельщиков, споривших в углу о том, кто из тяжеловесов прежних времен обладал самым сильным ударом, и они не обращали на меня никакого внимания.
– Ладно, Генри, – сказал я, завязывая галстук, – не жди меня. Спасибо за все, что ты сделал.
– Всегда готов помочь вам, чем смогу, – ответил Уоллер. – Пора вам выбираться отсюда, и побыстрее. Не дайте им схватить вас. – Тыльной стороной ладони он вытер потное лицо. – Не стоило так делать.
– Не стоило как делать?
Когда я повернулся, у меня по спине побежали мурашки. Передо мной стояла она в своем яблочно-зеленом костюме. Ее огромные темные глаза в упор смотрели на меня, между пальцами в белых перчатках была зажата сигарета.
– Джонни, так что тебе не следовало делать?
Уоллер отошел в сторону и выскользнул из комнаты, оставив меня таращиться на нее. Наверное, я напоминал парализованного, да при этом еще и глухонемого. Спорщики в углу замолчали и с интересом ее разглядывали.
Один из журналистов сказал:
– Пойдем, ребята. Это как раз тот случай, когда боксеру надо остаться одному, без друзей.
Все рассмеялись, как будто услышали лучшую шутку в мире, и вышли. Небольшая раздевалка внезапно показалась мне огромной.
– Привет, – сказал я и потянулся за пиджаком. – Вы что-нибудь выиграли?
Она улыбнулась. Ее мелкие ровные зубы казались особенно белыми на фоне алых губ.
– Тысячу, но, когда вы упали, со мной чуть не случился сердечный приступ. Я поставила четыре сотни и думала, что потеряла их.
– Простите, – ответил я. – Но у самого ринга сидела одна девушка, и я мог думать только о ней. Она отвлекала меня от боя.
– Вот как! – Она посмотрела на меня из-под густых ресниц. – И как же ей это удавалось?
– Она оказалась самой красивой женщиной, какую я когда-либо видел.
– Так надо сказать ей об этом. Девушкам нравится, когда им говорят такое.
– Именно это я и делаю сейчас.
– Ясно. – Она продолжала улыбаться, но ее взгляд стал жестким. – Приятно слышать, но я вам не верю. Вы обманете меня, как сделали это на ринге.
Я почувствовал, что краснею.
– Что вы знаете о таких вещах?
– Все было очевидным. Забавный толстяк что-то шепчет вам на ухо, и после этого вы вдруг ни с того ни с сего открываетесь. Я хожу на все бои. Такое порой случается. Что заставило вас изменить решение?
– Та девушка, – объяснил я. – И еще я подумал обо всех простофилях, которые на меня поставили.
– Похоже, эта девушка вам небезразлична, – заметила она, изучающе разглядывая меня. – Знаешь, а ты красавчик, Джонни.
Я прислонился к стене, понимая, что теряю драгоценное время. Мне не следовало болтать с этой девушкой. Нужно было выбираться отсюда, пока еще толпа не разошлась. Это был мой единственный шанс ускользнуть от Пепи и Бенно. Но сейчас даже сам Петелли не заставил бы меня уйти из этой раздевалки.
– Кто вы? – спросил я. – И зачем пришли сюда?
Лицо собеседницы стало серьезным, но от ее взгляда у меня по спине по-прежнему ползали мурашки.
– Не важно, кто я. Зови меня Делла, – ответила она. – А пришла я сюда потому, что у тебя, судя по всему, неприятности, и, думается мне, в этом есть доля моей вины. У тебя ведь неприятности, верно?
– Да, но вряд ли вы сможете мне чем-то помочь.
– И насколько все серьезно?
– Двое итальяшек висят у меня на хвосте. Если догонят, то мне, похоже, конец.
– Ты кинул Петелли?
Этот вопрос привел меня в замешательство.
– Вы его знаете?