Жизнь коротка

Жизнь коротка
Джеймс Хедли Чейз

Звезды классического детектива
Рене Реймонд, известный всему миру под псевдонимом Джеймс Хэдли Чейз, прославился в жанре «крутого» детектива. Он вышел из семьи отставного британского офицера, и отец прочил Рене карьеру ученого. Но в 18 лет будущий писатель оставил учебу и навсегда покинул родительский дом. Постоянно менял работу и испробовал немало профессий, прежде чем стал агентом по распространению книг, основательно изучив книжный бизнес изнутри. Впоследствии он с иронией вспоминал: «…Пришлось постучать не менее чем в сто тысяч дверей, и за каждой из них мог встретить любого из персонажей своих будущих романов… И столько пришлось мокнуть под дождем, что сейчас никто не в силах заставить меня выйти из дома в сырую погоду…» За полвека писательской деятельности Чейз создал порядка девяноста романов, которые пользовались неизменным успехом у читателей разных стран, и около пятидесяти из них были экранизированы.

Джеймс Хедли Чейз

Жизнь коротка

James Hadley Chase

BUT A SHORT TIME TO LIVE

Copyright © Hervey Raymond, 1951

All rights reserved

© Т. А. Шушлебина, перевод, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2020

Глава первая

Смущенно улыбаясь, толстуха взяла у Гарри визитную карточку.

«Жаль, что она совсем не следит за собой», – подумал он.

Неухоженные волосы выбились из-под шляпки, которая совсем не шла этой женщине, тяжелый и усталый взгляд, лицо блестит, словно она только закончила готовить какое-то неаппетитное варево. Но казалось, ей было приятно, что ее сфотографировали, и женщина внимательно изучила визитку, прежде чем положить ее в сумочку.

– Я вас даже не заметила, – сказала она. – Наверняка я выйду настоящим пугалом.

– Вовсе нет, – ответил Гарри. – Снимки получаются намного лучше, когда люди не знают о том, что их фотографируют. Фотография будет готова завтра к полудню. Покупать не обязательно, но надеюсь, вы все-таки зайдете взглянуть.

– О да, зайду, – заверила женщина. – Ведь Линк-стрит – это недалеко от театра Палас?

– Верно. Первый поворот налево, когда идете по Олд-Комптон-стрит.

Женщина поблагодарила Гарри и улыбнулась. Остатки былой привлекательности проявились словно на поднесенном к свету диапозитиве, и, уходя, она начала поправлять выбившиеся пряди.

Это была последняя на сегодня фотография. Слава богу, подумал Гарри, вынул пленку, положил ее в металлическую коробочку и сунул в карман. Он замерз и устал. Провести на ногах четыре часа кряду, может, и неплохо, когда светит солнце и люди фотографируются с удовольствием, но сегодня над Вест-Эндом нависли тяжелые тучи и дул холодный восточный ветер.

Люди двигались равномерным потоком из конца в конец Риджент-стрит, сегодня они были явно не в настроении сниматься: некоторые бросали на Гарри и его камеру сердитые взгляды и отказывались брать визитки или же попросту выкидывали их, бегло прочитав текст. Он сделал больше сотни снимков и решил, что будет неплохо, если хотя бы четверть из них найдет своих покупателей.

Убрав фотоаппарат в чехол, Гарри задумался, чем бы ему теперь заняться. Он мог пойти в свою комнату на Лэннок-стрит за Слоан-сквер, или вернуться в студию и выслушивать жалобы и стенания Муни о том, как скверно идут дела, или же направиться в паб и почитать вечернюю газету. Ему нравились пабы. Нравилось устраиваться в уголке с пинтой пива, наблюдать и слушать. Чего только не услышишь и не увидишь в пабах Вест-Энда! До него доносились обрывки загадочных разговоров, и он развлекался тем, что угадывал, кто эти люди, чем зарабатывают, женаты ли, где живут – в меблированных комнатах, как он, или в собственных домах. Он обнаружил, что если посидеть подольше и приглядеться повнимательнее, то можно довольно много выведать об окружающих, а ему нравилось узнавать людей. К тому же заняться все равно было нечем – во всяком случае, на те шесть фунтов в неделю, из которых сорок шиллингов уходили за комнату и завтрак.

Гарри постоял на краю тротуара, ожидая, пока для машин загорится красный. В нем не было ничего примечательного. Видавшая виды твидовая спортивная куртка, старые фланелевые брюки и темно-синяя рубашка. Ему исполнилось двадцать четыре, он был крепкого сложения, широкоплечий. Большие серые глаза смотрели приветливо, полные губы говорили о добродушии. Коротко остриженные, чуть вьющиеся светлые волосы, лицо от постоянного шатания по улицам приобрело стойкий загар. Гарри можно было принять за студента-медика, и люди, которых он фотографировал, часто смотрели на него с любопытством, словно удивляясь, почему такой парень не подыщет себе занятие получше, чем торчать на углу и снимать прохожих.

Когда машины остановились, он перешел Риджент-стрит и не спеша побрел по Гласхаус-стрит, где купил вечернюю газету. Гарри еще замедлил шаг, изучая первую полосу. Угрозы новой войны и забастовка докеров оставили его совершенно равнодушным. Он обратил внимание на колонку о грабеже на Шафтсбери-авеню и затем с головой погрузился в двухстраничную статью, где рассказывалось о последнем слушании по делу о громком убийстве. Не отрываясь от газеты, Гарри толкнул вращающуюся дверь паба под названием «Герцог Веллингтон» на Брюэр-стрит. Ему нравился «Герцог Веллингтон»: там всегда была приятная домашняя атмосфера и отличное пиво – наверное, лучшее в Лондоне.

Заказав пинту горького, Гарри придвинул табурет, сел и продолжил читать. «У этого парня никаких шансов, – подумал он. – Разве присяжные поверят в такую чушь? Да это не убедит даже ребенка!»

Он дочитал до конца, пролистал газету до колонки последних известий, чтобы узнать, не пишут ли об этом еще чего-нибудь, и потом взял кружку. Пена хорошо осела; вытянув ноги, Гарри принялся смаковать пиво.

Бар был полон: голоса сливались в неумолчный гул, прерываемый лишь пронзительными звонками кассового аппарата, звяканьем кружек на барной стойке и шарканьем ног. Гарри сложил газету и прислонился спиной к стене, рискованно наклонив табурет. Он с надеждой обвел взглядом посетителей. Завсегдатаи были на месте.

Трое мужчин в пальто и черных фетровых шляпах сидели в углу, потягивая виски, и о чем-то шептались. Они приходили сюда каждый вечер примерно в это время – загадочная компания. Гарри ни разу не удалось расслышать хотя бы слово из их разговора, и он понятия не имел, кто они и чем занимаются.

За соседним столиком сидел невзрачного вида мужчина и его разбитная жена, они пили портвейн. Гарри было кое-что о них известно. Они прибирались в нескольких офисах на Риджент-стрит, и женщина всегда пыталась подбодрить мужа. Того мучила язва, и, казалось, приободриться ему было просто необходимо.

Еще бар часто посещала пожилая пара, муж с женой, добродушно пререкающиеся насчет собачьих бегов. Был здесь и грузный мужчина, который утомлял двух своих приятелей политическими теориями; и молодой человек с девушкой – занятые исключительно друг другом, они сидели в углу и пили бренди. Девушка была плоскогрудой и некрасивой, она держала молодого человека за руку, словно боясь отпустить, и едва ли вымолвила хоть слово, пока молодой человек не переставая бубнил низким голосом и все время размахивал свободной рукой, будто пытаясь убедить свою спутницу сделать что-то против воли.

Гарри оглядел все эти лица без всякого энтузиазма. Ему хотелось найти кого-нибудь новенького, кто мог бы его заинтересовать. Он даже привстал на перекладине табурета и посмотрел поверх голов посетителей, толпившихся у стойки, на людей, сидевших за столиками у дальней стены. И тут он заметил ее – самую привлекательную девушку из всех, каких встречал.

Девушка показалась ему прекраснее любой кинозвезды. Густые иссиня-черные волосы волной опускались ей на плечи. Шляпки на ней не было. Блузка небесно-голубого цвета с высоким воротничком выглядела так безукоризненно, словно ее надели сию секунду. А черная плиссированная юбка была не слишком длинной и не слишком короткой, являя собой удачный компромисс между старым и «новым стилем»[1 - «New Look», или «Новый стиль» – название коллекции Кристиана Диора 1947 г. (Здесь и далее примечания переводчика.)].

Он все еще стоял на перекладине табурета, пожирая красотку глазами и думая о том, что именно с такой девушкой хотел бы встречаться, будь у него много денег. Как полагал Гарри, чтобы пригласить куда-нибудь столь элегантную особу, нужно располагать целым состоянием. Не было ни малейшей надежды, что она согласится пойти в какой-нибудь старый ресторанчик, или поехать на автобусе, или отправиться в кино за три шиллинга и шесть пенсов. Конечно, она достойна самого лучшего. Нечего было и думать, что она заинтересуется уличным фотографом, который пытается заработать себе на кусок хлеба. И Гарри вздохнул.

«Но что она забыла в таком пабе, как „Герцог Веллингтон“? – с удивлением раздумывал он. – Не то чтобы это совсем дыра, а вполне милое местечко, но все же „Герцог“ не подходит для такой девушки».

Потом Гарри заметил, что красавица пьет виски, и это его просто шокировало. А ее спутник, которого заметил Гарри, вовсе не тянул на благородного Стюарта Грейнджера[2 - Популярный в 1940–1950-е гг. английский киноактер.]; напротив, это был толстый и немолодой коротышка, пьяный чуть ли не до бесчувствия.

Садясь на табурет, Гарри подумал, что тут может крыться загадка, достойная его пристального внимания. Кто этот мужчина? Кто эта девушка? Что их связывает? Что они здесь делают? И когда Гарри начал прикидывать, как бы ему перебраться поближе, чтобы расслышать хоть слово из их беседы и попробовать получить ответы на все эти вопросы, кто-то внезапно пошатнулся и опрокинул его пиво.

Удивившись, Гарри повернулся и оказался лицом к лицу с пожилым толстяком, о котором только что думал.

– Дорогой мой сэр, – произнес толстяк, сжимая плечо Гарри, – приношу свои глубочайшие извинения. Я правда ужасно виноват.

– Все в порядке, – бодро заверил его Гарри. – Бывает. Там оставался-то всего глоток, ничего страшного.

– Очень любезно с вашей стороны так отреагировать, – ответил толстяк, тяжело дыша. – Но вы должны разрешить мне заказать вам выпить. Это меньшее, что я могу сделать. Чего желаете?

– Нет, спасибо, все в порядке, – поспешно возразил Гарри. – Я и это не собирался допивать. Правда, все нормально.

Толстяка это, казалось, задело. Он поднял свои налитые кровью глаза и уставился на Гарри.

– Знаешь, не нужно от меня так отмахиваться, – засопел он. – Нельзя ходить и опрокидывать чужие напитки. Мне было бы неприятно, если бы такое случилось со мной. Выпей виски. Ничто так не укрепляет дружбу, как виски. – И он затопал к стойке, чтобы окликнуть бармена. – Двойной виски с содовой для этого джентльмена! – потребовал он, когда бармен с удивлением посмотрел на него.

– Спасибо, – произнес Гарри, пытаясь высвободить плечо, которое снова сжимала горячая рука толстяка. – Не стоило беспокоиться. Это была простая случайность.

– Нет, не случайность, – сказал толстяк и, понизив голос, продолжил: – Только между нами. Думаешь, я маленько перебрал?

Гарри колебался. Ему не хотелось ни обижать, ни сердить толстяка. Ведь никогда не знаешь, что у пьяного на уме.

– Не мне судить, – сказал он осторожно. – Возможно, вам достаточно. Давайте так считать.

Толстяк явно был доволен. Слова Гарри, по-видимому, подтвердили его собственное мнение, и ему было приятно узнать, что он верно оценивает свое состояние.

– Ты прав, – сказал он, похлопав Гарри по плечу. – Мне нравится парень, который говорит правду, когда его спрашивают. Проблема в том, что ей недостаточно. – И он кивком указал на столик у стены. – Современные девчонки умеют пить, – продолжил он, понизив голос. – Знаешь, мне уже приходилось сталкиваться с такими штучками. Почему бы тебе не присоединиться к нам? Тогда я смогу пропустить еще разочек-другой. Ты ведь не возражаешь?