Два адмирала

– Мне кажется, однако, что еще есть надежда, сэр, спасти вашего дядю, – прибавил он. – Правда, ваш почтенный дядюшка уже не молод, но ему пустили вовремя кровь – а это много значит в подобной болезни; если наши старания хоть на самое короткое время продлят жизнь сэра Вичерли, мы и тем должны быть довольны. Внезапная смерть, сэр, – ужасная вещь; немногие из нас приготовлены к ней и в душевных, и в мирских делах своих. У меня всегда есть в запасе завещание, располагающее всеми моими делами. Я надеюсь, что сэр Вичерли был также предусмотрителен в этом отношении?

– Да, – отвечал Том с печальным видом, – насколько мне известно, он, кажется, сделал уже завещание.

– Кажется, это имение, как я слышал от господина Доттона, майорат?

– Точно так, сэр, и я тот недостойный, который должен воспользоваться им, хотя одному Богу известно, как далек я в эти минуты от подобного желания!

– Ваш отец был ближайший брат баронета? – спросил невольно сэр Джервез, ибо какая-то тень недоверия мелькнула в голове его. – Ваш отец был, кажется, господин Томас Вичекомб?

– Да, сэр, и всегда был для меня нежнейшим и снисходительнейшим отцом. Он оставил мне в наследство плоды своих долголетних трудов – семьсот фунтов годового дохода; и потому-то смерть сэра Вичерли тем более печалит меня, что мои обстоятельства вовсе не заставляют желать этого.

– Значит, вы наследуете и имение, и баронетство? – спросил сэр Джервез машинально.

– Конечно, сэр. Отец мой был последний брат сэра Вичерли – и единственный из них, который женился. Я старший сын его. Так как смерть моего доброго дядюшки, к несчастью, кажется, последует очень скоро, то я во всяком случае сделал недурно, отыскав свидетельство о бракосочетании моих родителей, не правда ли, сэр?

При этом Том вынул из кармана кусок испачканной бумаги, которая служила свидетельством бракосочетания Томаса Вичекомба, судьи, с девицей Мартой Додд. Документ был законным образом подписан священником приходской церкви и имел год достаточно старый для того, чтобы утвердить законность происхождения его владельца. Такая необыкновенная предосторожность, естественно, увеличила подозрения вице-адмирала.

– Вы, однако, сэр, прекрасно вооружены, – сухо сказал он. – Скажите, если вы получите от сэра Вичерли наследство – вы тоже будете носить с собой все патенты и документы?

– Я вижу, сэр, что вам кажется странным, что я имею этот документ при себе; но это легко объяснить. Между моими родителями была большая разница в происхождении, поэтому некоторые злонамеренные люди подозревали мою мать в дурной нравственности и осмеливались утверждать, что она вовсе не была соединена с моим отцом законным браком. На смертном одре своем он признал мою почтенную матушку своей законной женой, назначил ей порядочное содержание и сказал мне, в чьих руках я могу найти вот этот самый документ. Я получил его только сегодня утром, и вот причина, почему он у меня в кармане.

Между тем разговор их был прерван Доттоном, который пришел исполнить поручение Блюуатера, и Том тотчас же подошел к своему старому приятелю, как только тот показался в двери. Сэр Джервез был слишком озабочен положением хозяина дома и своими собственными делами, и потому ему некогда было обдумывать происшедшего между ним и Томом разговора. Вероятно, невыгодное впечатление его относительно Тома скоро бы было забыто, если бы обстоятельства, о которых мы будем еще говорить в течение рассказа, не заставили его впоследствии все это вспомнить.

С той минуты, как сэра Вичерли уложили в постель, почтенный Ротергам не отходил от его изголовья, наблюдая за каждым его движением и готовый исполнить малейшее желание, которое только больной мог слабо и невнятно выразить.

– Я теперь всех вас узнаю, – сказал добрый баронет хриплым голосом и с большим затруднением. – Мне очень жаль, что я причинил вам беспокойство. Мне остается только короткое время…

– О нет, сэр Вичерли, – прервал его утешительным голосом викарий, – у вас был довольно сильный удар, но вы крепкого сложения и, при помощи Божьей, легко его перенесете.

– Мое время коротко – я чувствую здесь, – отвечал он, проводя рукой по лбу.

– Слышите ли, Доттон? – шепнул Том. – Мой бедный дядя намекает, что его ум немного затуманен.

– Все его распоряжения не могут быть теперь законными, – отвечал Доттон. – Я надеюсь, что и адмирал Окес не допустит этого.

– Почтенный Ротергам, – продолжал больной, – я хотел бы покончить свои земные дела, а потом обратить свои мысли к Богу. Что, наши гости еще не уехали?

– Конечно, сэр Вичерли; адмирал Окес даже здесь в комнате, да и адмирал Блюуатер, кажется, еще не уехал. Вы приглашали обоих их ночевать у вас в доме.

– А, теперь помню; ум мой – еще не в должном порядке.

При этих словах Том снова толкнул своего товарища.

– Могу ли я что-нибудь для вас сделать, сэр Вичерли? – сказал сэр Джервез. – Я почел бы себя счастливейшим человеком в мире, если бы в столь важную минуту мог исполнять малейшие ваши желания.

– Пусть все удалятся из комнаты… исключая вас… Я не могу более откладывать.

– В таком болезненном положении доброго дядюшки жестоко беспокоить его делами или разговором, – заметил Том выразительно и с некоторой властью.

Присутствующие чувствовали справедливость этих слов, тем более что говорящий, по своему родству с умирающим, имел право говорить их; но сэр Вичерли был еще в состоянии изъяснять свои желания.

– Пусть все оставят комнату, – сказал он голосом, который испугал всех своей неожиданностью. – Все… исключая сэра Джервеза Океса… адмирала Блюуатера… господина Ротергама. Господа… будьте так добры – останьтесь здесь… и пусть остальные удалятся.

Все слуги вышли из комнаты в сопровождении Доттона.

– Сделайте одолжение… удалитесь… господин Вичекомб, – снова начал баронет, остановив свои глаза на Томе.

– Мой милый дядюшка, это я – Том, сын вашего родного брата, – ваш ближайший родственник. Не смешивайте, не смешивайте меня с чужими! Это терзает мое сердце!

– Прости, племянник… Но я желаю остаться один с этим обществом… Ох! Опять голова…

– Вы видите, сэр Джервез Окес и господин Ротергам, в каком состоянии находится мой бедный дядюшка. А адмирал Блюуатер отправился уже домой! Мой дядюшка желал иметь трех свидетелей – и я могу остаться теперь за третьего.

– Вы желаете видеть нас одних, сэр Вичерли? – спросил адмирал у больного, намереваясь, в случае подтверждения этого вопроса, заставить Тома исполнить желание баронета.

Утвердительный знак больного весьма ясно показал, что он непременно этого желает.

– Вы, кажется, ясно видите, господин Вичекомб, желание вашего дяди, – сказал тогда адмирал, – и я надеюсь, что вы постараетесь скорее его исполнить.

– Я ближайший родственник сэра Вичерли, – сказал Том настойчиво, – а мне кажется, что никто не имеет большего права оставаться подле кровати умирающего, как родственник и наследник.

– Все это зависит, сэр, от воли сэра Вичерли Вичекомба. Сделав мне честь приглашением в свой дом и теперь пожелав меня видеть здесь с людьми, которых он назвал и в числе которых вас нет, я считаю своей обязанностью настоять на том, чтобы его желание было исполнено.

Слова эти были сказаны с той спокойной твердостью, которая была весьма свойственна сэру Джервезу, привыкшему повелевать, и которая показала Тому, как безрассудно было бы с его стороны сопротивляться. Он ясно видел, как важно для него в настоящем случае расположение сэра Джервеза, и потому оставил комнату. Какая-то радость промелькнула на лице умирающего, когда Том скрылся за дверью; и тогда он медленно обратил свои глаза к оставшимся в комнате.

– Где же Блюуатер? – сказал он с возрастающим затруднением. – Контр-адмирал, мне нужны… все достопочтенные свидетели.

– Мой друг уже уехал, – сказал сэр Джервез. – Он никогда нигде не ночует, как на своем судне; но Атвуд должен скоро воротиться, и, я думаю, он может занять место контр-адмирала.

Сэр Вичерли сделал утвердительный знак, после чего последовало краткое молчание, пока секретарь не возвратился. Тогда все трое окружили кровать больного, подстрекаемые той слабостью, которую люди наследовали от своей праматери Евы и которая, при странном поведении баронета, была, в самом деле, весьма естественна.

– Сэр Джервез… Господин Ротергам… Господин Атвуд! – медленно произнес баронет, и его взгляд перебегал от одного присутствующего к другому. – Ровно три свидетеля… кажется, этого достаточно… Брат Томас говорил, что надо иметь трех… три и есть.

– Чем мы можем служить вам, сэр Вичерли? – спросил адмирал с истинным участием. – Скажите только нам ваше желание – и будьте уверены, что оно тотчас же будет исполнено.

– Старый рыцарь сэр Майкл Вичекомб имел две жены… Маргариту и Иоанну; две жены и от них сыновей… разной крови: Томаса, Джемса, Чарльза и Грегори… единокровных… а сэра Реджинальда Вичекомба… полу… Вы… понимаете меня… господа?

– Ну, не совсем-то, – прошептал сэр Джервез. – Да, мы совершенно понимаем вас, дорогой сэр Вичерли, – продолжал он. – Что же вы нам еще скажете? Вы остановились на том, что назвали сэра Реджинальда только половиной.

– Полукровным, а Томаса и остальных братьев единокровными. Сэр Реджинальд не nullius… нет… молодой Том nullius.

– Кажется, мы вас теперь совершенно понимаем. Вы хотели сказать, что Том nullius, а сэр Реджинальд не nullius.

– Да, сэр, – отвечал старик, улыбаясь. – Он полукровный, но не nullius. Я совершенно переменил свое прежнее намерение; в последнее время я слишком много заметил дурного в моем племяннике Томе… Мне хотелось бы назначить своим наследником…

– Наконец, дело становится ясным! Вы желаете иметь своим наследником вашего племянника Тома. Но, кажется, так определяет и закон, – не так ли, сэр? Ваш покойный брат, Томас Вичекомб, был ближайший ваш наследник?

– Нет… нет, он nullius… nullius, – повторял с напряженным усилием баронет, – сэр Реджинальд… сэр Реджинальд…