– Очень правильно, – одобрил Мартин Каннингем. – Сейчас там Мэри Андерсон[300 - Мэри Андерсон (мадам де Марано) – актриса, выступавшая 16 июня 1904 г. в концертном зале Ольстер-холл в Белфасте.].
– А партнеры у вас хорошие?
– Ее импресарио Луис Вернер, – сказал мистер Блум. – О да, у нас все из самых видных. Дж. К. Дойл и Джон Маккормак[301 - Джон Маккормак (1884–1945) – знаменитый ирл. тенор. Желая похвастать своим мужем, Нора Джойс говорила: «Однажды он пел в одном концерте с самим Маккормаком!»] я надеюсь и. Лучшие, одним словом.
– И Мадам, – добавил с улыбкой мистер Пауэр. – Хоть упомянем последней, все равно первая.
Мистер Блум развел руками в жесте мягкой учтивости и снова сжал руки. Смит О’Брайен. Кто-то положил букет у подножия. Женщина. Наверно, годовщина смерти. Желаем еще многих счастливых. Объезжая статую Фаррелла[302 - Томас Фаррелл (1827–1900) – ирл. скульптор, автор статуи Смита О’Брайена.], карета бесшумно сдвинула их несопротивляющиеся колени.
Ркии: старик в темных лохмотьях протягивал с обочины свой товар, разевая рот: ркии.
– Шну-ркии, четыре на пенни.
Интересно, за что ему запретили практику. Имел свою контору на Хьюм-стрит. В том же доме, где Твиди, однофамилец Молли, королевский адвокат графства Уотерфорд. Цилиндр с тех пор сохранился. Остатки былой роскоши. Тоже в трауре. Но так скатиться, бедняга! Каждый пинает, как собаку. Последние деньки О’Каллахана[303 - О’Каллахан – герой пьесы-фарса «Последние деньки» (1839) амер. драматурга Вильяма Б. Бернарда (1807–1875).].
И Мадам. Двадцать минут двенадцатого. Встала. Миссис Флеминг принялась за уборку. Причесывается, напевает: voglio е non vorrei. Нет: vorrei е non[75 - Хотела бы и не (ит.).]. Рассматривает кончики волос, не секутся ли. Mi trema un poco il[76 - Слегка дрожит мое (ит.) – далее «сердце»: из дуэта «Дай руку мне, красотка».]. Очень красиво у нее это tre: рыдающий звук. Тревожный. Трепетный. В самом слове «трепет» уже это слышится.
Глаза его скользнули по приветливому лицу мистера Пауэра. Виски седеют. Мадам: и улыбается. Я тоже улыбнулся. Улыбка доходит в любую даль. А может, просто из вежливости. Приятный человек. Интересно, это правду рассказывают насчет его содержанки? Для жены ничего приятного. Но кто-то меня уверял, будто между ними ничего плотского. Можно себе представить, тогда у них живо бы все завяло. Да, это Крофтон[304 - Крофтон – персонаж рассказа «В день плюща» и реальное лицо, сослуживец Джона Джойса по дублинскому Налоговому ведомству.] его как-то встретил вечером, он нес ей фунт вырезки. Где же она служила? Барменша в «Джури». Или из «Мойры»?
Они проехали под фигурой Освободителя в обширном плаще.
Мартин Каннингем легонько коснулся мистера Пауэра.
– Из колена Рувимова,[305 - Из колена Рувимова – Чис. 1, 21; это выражение часто применяют к Иуде Искариоту. Имеется в виду описываемый и обсуждаемый ниже Рувим Дж. Додд, дублинский юрист и ростовщик, который, в частности, ссужал Джона Джойса. История с его сыном реальна и рассказана близко к фактам, однако произошла в 1911 г. Додд не был евреем и не имел столь одиозной репутации; его образ в романе – плод отношения к нему в семье Джойсов. Когда, по выходе «Улисса», этот эпизод читался по англ. радио, сын Додда подал на Би-би-си в суд за клевету.] – сказал он.
Высокий чернобородый мужчина с палкой грузно проковылял за угол слоновника Элвери[306 - Слоновника Элвери – «Дом Слона», здание торгового дома Элвери.], показав им за спиной скрюченную горстью ладонь.
– Во всей своей девственной красе, – сказал мистер Пауэр.
Мистер Дедал, поглядев вслед ковыляющей фигуре, пожелал кротко:
– Чтоб тебе сатана пропорол печенки!
Мистер Пауэр, зашедшись неудержимым смехом, заслонил лицо от окна, когда карета проезжала статую Грэя.
– Мы все это испытали, – заметил неопределенно Мартин Каннингем.
Глаза его встретились с глазами мистера Блума. Погладив свою бороду, он добавил:
– Ну, скажем, почти все из нас.
Мистер Блум заговорил с внезапною живостью, вглядываясь в лица спутников.
– Это просто отличная история, что ходит насчет Рувима Дж. и его сына.
– Про лодочника? – спросил мистер Пауэр.
– Да-да. Отличная ведь история?
– А что там? – спросил мистер Дедал. – Я не слышал.
– Там возникла какая-то девица, – начал мистер Блум, – и он решил услать его от греха подальше на остров Мэн, но когда они оба…
– Что-что? – переспросил мистер Дедал. – Это этот окаянный уродец?
– Ну да, – сказал мистер Блум. – Они оба уже шли на пароход, и тот вдруг в воду…
– Варавва в воду![307 - Варавва в воду! – Возможно, Саймон имеет в виду судьбу главного героя пьесы К. Марло «Мальтийский еврей» (1589): предатель и негодяй Варавва гибнет в котле с кипящей водой.] – воскликнул мистер Дедал. – Экая жалость, не утонул!
Мистер Пауэр снова зашелся смехом, выпуская воздух через заслоненные ноздри.
– Да нет, – принялся объяснять мистер Блум, – это сын…
Мартин Каннингем бесцеремонно вмешался в его речь.
– Рувим Дж. с сыном шли по набережной реки к пароходу на остров Мэн, и тут вдруг юный балбес вырвался и через парапет прямо в Лиффи.
– Боже правый! – воскликнул мистер Дедал в испуге. – И утонул?
– Утонул! – усмехнулся Мартин Каннингем. – Он утонет! Лодочник его выудил багром за штаны и причалил с ним прямиком к папаше, с полумертвым от страху. Полгорода там столпилось.
– Да, – сказал мистер Блум, – но самое-то смешное…
– И Рувим Дж., – продолжал Мартин Каннингем, – пожаловал лодочнику флорин за спасение жизни сына.
Приглушенный вздох вырвался из-под ладони мистера Пауэра.
– Да-да, пожаловал, – подчеркнул Мартин Каннингем. – Героически. Серебряный флорин.
– Отличная ведь история? – повторил с живостью мистер Блум.
– Переплатил шиллинг и восемь пенсов, – бесстрастно заметил мистер Дедал.
Тихий сдавленный смех мистера Пауэра раздался в карете.
Колонна Нельсона.
– Сливы, восемь на пенни! Восемь на пенни!
– Давайте-ка мы примем более серьезный вид, – сказал Мартин Каннингем.
Мистер Дедал вздохнул:
– Бедняга Падди не стал бы ворчать на нас, что мы посмеялись. В свое время сам порассказывал хороших историй.
– Да простит мне Бог! – проговорил мистер Пауэр, вытирая влажные глаза пальцами. – Бедный Падди! Не думал я неделю назад, когда его встретил последний раз и был он, как всегда, здоровехонек, что буду ехать за ним вот так. Ушел от нас.
– Из всех, кто только носил шляпу на голове, самый достойный крепышок, – выразился мистер Дедал. – Ушел в одночасье.