Джейн Остен расследует убийство

Джеймс широко разводит руки, затем роняет их по бокам. Так уж случилось, что он – человек в рясе, ближе всего стоящий к слугам.

– Мне пора идти. С тобой все будет в порядке?

– Я пойду с тобой. – Джейн передает свой полупустой бокал ближайшему лакею. – Просто хочу убедиться, что это не Генри.

Складка на лбу Джеймса становится глубже, когда он спешит к двери. Джейн следует за ним. Она убедится, что Генри не вляпался в неприятности, а затем ускользнет. Ей хочется надеяться, что не все потеряно и у Тома будет еще одна возможность заявить о своих намерениях до конца вечера. Перед уходом Джейн пытается поймать его взгляд, но Тома оттеснили в толпу, и он стоит к ней спиной.

Джеймс достигает входа в основное крыло дома одновременно с мистером Фитцджеральдом, и мужчины сталкиваются плечами. Пусть у мистера Фитцджеральда еще нет беффхена[6 - Беффхен – белый церковный нагрудник в виде двух ниспадающих лент.], но будущий священник всей душой стремится исполнять свои обязанности. Моргнув, он кланяется, показывая, что пропускает вперед Джеймса и Джейн. Огоньки свечей из пчелиного воска мерцают в медных канделябрах, отбрасывая свет и тени на написанные маслом портреты, развешанные по стенам. С картин на девушку холодно смотрят поколения Харкортов. Джейн узнает то же продолговатое лицо, крючковатый нос и заостренный подбородок, что и у нынешнего владельца титула и его сына. Шаги экономки и мистера Фитцджеральда отдаются эхом совсем рядом.

Они проходят в большой вестибюль. Латунная люстра крепится к потолку двойной высоты тяжелой цепью. Множество свечей освещают дубовые панели и богато украшенную резьбой лестницу, ведущую на верхние этажи особняка. Генри стоит на страже перед приоткрытой маленькой дверью. Ноги расставлены на ширине плеч, правая рука покоится на рукояти сверкающей сабли. В форме он выглядит ослепительно. Двубортный алый мундир подчеркивает стройную фигуру, а золотые эполеты хорошо смотрятся на широких плечах. В знак протеста против налога на пудру для волос[7 - Весной 1795 года в Англии парламентом был принят налог на пудру для волос. Данный налог использовался для финансирования революционных и наполеоновских войн с Францией. Каждый желающий использовать пудру для волос должен был оплатить и получить сертификат стоимостью около 100 современных фунтов в почтовом отделении. В знак солидарности с французами многие либералы отказывались от париков и коротко стриглись.] он коротко подстриг каштановые волосы, придав себе вульгарный вид. Генри так похож на оловянного солдатика, что Джейн хочется рассмеяться от облегчения.

– Что случилось? – спрашивает Джеймс.

Но Генри молчит, его лицо нехарактерно мрачное. Он кивает в сторону миссис Чут, которая сидит напротив на кроваво-красном дамасском диване и всхлипывает в носовой платок. У ее ног на коленях стоит горничная, протягивая зеленый стеклянный флакон с нюхательной солью. Рядом топчется горничная помоложе со шваброй, опущенной в ведро с мыльной водой. Это маленькая круглолицая девушка с крупными чертами лица и толстой шеей. Вся побледневшая, она дрожит.

Бледно-золотые страусиные перья на головном уборе миссис Чут колышутся, когда она сморкается.

– Я понятия не имела, что она здесь. Я чуть не споткнулась о нее.

Джейн прикладывает руку к горлу:

– Кто там?

– Будь я проклят, если кто-нибудь из нас знает! – визгливо отвечает сэр Джон Харкорт, с громким топотом расхаживая из стороны в сторону по ковровой дорожке. Под толстыми завитками пышно взбитого парика виднеется его багровое лицо. Он всегда обладал внушительным телосложением с огромным животом и отвисшими щеками, но нынешним вечером у него особенно угрожающий вид.

Генри отходит в сторону.

– Боюсь, мы нашли… тело.

Джеймс толкает дверь и замирает на пороге. Джейн бочком протискивается мимо него и, прищурившись, заглядывает в комнату. Это маленький чулан, наполненный отвратительным металлическим запахом, как в мясной лавке. На полу, в свете, льющемся из коридора, Джейн с трудом различает юбку с ситцевым узором. Она сильно испачкана чем-то темным. Из-под юбки выглядывают две коричневые туфли на шнуровке. Это женские туфли с поношенной кожаной подошвой.

– Лучше не смотри. – Генри кладет руку на плечо Джейн, слегка удерживая ее.

Мистер Фитцджеральд протискивается мимо с зажженной свечой. Он опускается на колени рядом с юбкой, освещая тесное пространство чулана.

К горлу Джейн подкатывает желчь.

Это молодая женщина – ее руки широко раскинуты, она пепельно-бледная, а на лице застыла маска ужаса. Рот разинут, а остекленевшие глаза смотрят в никуда. Кровь сгустилась в огромной ране на виске и растеклась лужицами вокруг женщины на полу.

– Боже милостивый! – Джейн отступает назад, но не может оторвать глаз от жуткого зрелища.

Мистер Фитцджеральд наклоняется, прикладывает ухо к груди женщины, прислушиваясь к ее дыханию. Через несколько мгновений он кладет два пальца ей на шею, затем качает головой.

– Пусть Господь в своем прощении дарует ей вечный покой, – тихо произносит он, проводя большим и указательным пальцами по лицу женщины в попытке закрыть ей глаза.

Он вздрагивает. Ее веки намертво застыли.

Убрав руку, мистер Фитцджеральд склоняет голову и осеняет себя крестным знамением. Когда он это делает, отсвет от свечей падает на безжизненное тело, и в Джейн вспыхивает искра узнавания. Девушка издает пронзительный крик. Это настолько на нее не похоже, что даже она сама шокирована такой реакцией. У нее подгибаются колени. Джейн цепляется за лацканы Джеймса, чтобы не упасть, и смотрит на знакомое лицо.

Пожалуй, тогда было начало октября, потому что в воздухе еще не чувствовалось холода, когда Джейн впервые увидела тонкие черты лица этой женщины. Она ездила в Бейзингсток[8 - Бейзонгсток – город в Хэмпшире, расположенный у истоков реки Лоддон.] с Алетией Бигг[9 - Алетия Бигг была подругой Джейн Остен и сестрой Харриса Бигг-Уизера, который сделал предложение Джейн Остен в 1802 году, но та его отвергла.] и наткнулась на модистку мадам Рено, сидевшую на деревянном табурете на рыночной площади. На прилавке, покрытом зеленым сукном, мадам Рено разложила соломенные шляпки и изящные кружевные чепцы. Ее одежда, хоть и не модная, была опрятной и чистой. На ней было ситцевое платье с заправленной в лиф золотой цепочкой с жемчугом, а на темных волосах красовался один из ее собственных чепцов с кружевной отделкой. Джейн подумала о покупке подарка для Кассандры. Некоторые чепцы были настолько хороши, что из них получился бы симпатичный головной убор для невесты.

Но, как обычно, тщеславие Джейн взяло верх над ее благими намерениями. Вместо чепца для сестры она купила себе соломенную шляпку, которую примерила в шутку, но та смотрелась на ней очень хорошо. Джейн попыталась скинуть цену, сказав, что ей не хватает денег и придется вернуться за шляпкой в другой раз. Мадам Рено безразлично пожала плечами. На ломаном английском она объяснила, что бо`льшую часть времени работает на заказ и приходит на рынок только тогда, когда у нее есть свободные запасы. Она не может гарантировать, что вообще снова появится в Бейзингстоке. Ее можно было бы убедить принять заказ, если б у нее было время.

Алетия сочла модистку высокомерной, но Джейн была настолько впечатлена ее уверенностью, что заплатила все двенадцать шиллингов и шесть пенсов. Очевидно, мадам Рено знала цену своему мастерству и верила, что ее ручная работа будет пользоваться спросом. Как же раскрепощает принадлежность к тем женщинам, которые могут открыто гордиться своей работой!

Эта встреча вдохновила Джейн на смелые фантазии о том, как она сама будет сидеть за прилавком на рыночной площади с выложенными на зеленом сукне аккуратно переписанными рукописями под «мраморными» сторонками переплета…[10 - Раньше для оформления переплетных сторонок книги использовалась декоративная бумага, имитирующая узор мрамора.]

Теперь она завороженно стоит и прижимает кулак ко рту, сдерживая рыдания, перед трупом жестоко убитой модистки.

Руки Джеймса обнимают ее за плечи.

– Отойди, Джейн. Не надо так расстраиваться.

– Но я не могу не расстраиваться! Я ее знаю.

Все выжидающе поворачиваются к Джейн.

– Тогда кто же она, черт возьми, такая?! – Сэр Джон ударяет толстым кулаком по буфету красного дерева. – И что она делает мертвая в моем чулане для белья?!

Джейн выскальзывает из объятий Джеймса и шагает в дверной проем, чтобы лучше разглядеть забрызганное кровью лицо женщины. Нужно хорошенько убедиться, прежде чем что-либо говорить.

Мистер Фитцджеральд подносит свечу к щеке женщины, и Джейн одолевает усталость. Все изменилось. Вечер перестал быть радостным. Сегодня она не получит романтического предложения и больше не насладится тайными поцелуями со своим возлюбленным в оранжерее.

– Ее зовут мадам Рено. Она была модисткой… я купила у нее шляпку на Бейзингстокском рынке.

Генри кивает, как будто эта информация говорит ему все, что нужно.

– Я послал за приходским констеблем. Магистрата все равно ждут на бал.

Мистер Фитцджеральд накрывает мадам Рено одеялом, заботливо подоткнув его вокруг плеч, словно оно может согреть ее сейчас.

Джеймс ведет Джейн к главному входу.

– Пойдем, я посажу тебя в экипаж и отвезу домой. Это ужасное потрясение для всех нас.

Спотыкаясь, Джейн вытягивает шею, чтобы в последний раз взглянуть на мадам Рено. Новая волна тошноты накатывает на нее при виде лужи крови, просочившейся на одеяло, которым мистер Фитцджеральд накрыл труп. Как могло быть совершено чудовищное деяние здесь, посреди такого веселья? Насилию и убийствам нет места в безопасном и размеренном мирке Джейн. И все же мадам Рено лежит, забитая до смерти кем-то, кто, судя по всему, не может находиться слишком далеко от того места, где стоит Джейн. Кто из окружения Джейн мог совершить это отвратительное преступление?

Глава вторая

На следующее утро после бала, перепрыгнув через две ступеньки, ведущие из ее спальни на лестничную площадку, Джейн несется вниз по узкой лестнице на кухню, затем врывается в семейную гостиную. Стивентонский приходской дом представляет собой беспорядочное сооружение, сама его планировка раскрывает историю жилища, бессистемно достраиваемого в течение предыдущих двух столетий. Джейн одевалась в спешке, терзаемая страхом, что Том может оказаться ранней пташкой. Несомненно, он навестит ее сегодня. Его попытка заявить о намерениях была грубо прервана, и он наверняка так же отчаянно желает получить ответ Джейн, как и она – услышать условия его предложения. Боже упаси, чтобы Том прошел полторы мили пешком от дома приходского священника в Эше, где он остановился у своего дяди, преподобного Джорджа Лефроя, до того, как Джейн будет готова принять его!

Несколько каштановых завитков выбилось из косы Джейн, а шнуровка ее канареечно-желтого платья развязалась. Салли, горничная Остенов, тихо напевая, ставит поднос с грязной посудой на стол и подходит, чтобы помочь Джейн с завязками на лифе платья. В гостиной собралась вся семья, и в камине из красного кирпича горит огонь. В центре комнаты, за старомодным столом вишневого дерева, застеленным простой льняной скатертью и накрытым к завтраку, сидит мать Джейн, миссис Кассандра Остен. Миссис Остен крепко держит деревянную миску с тушеными яблоками, в то время как Анна, маленькая дочь Джеймса, опасно наклоняется со своего стульчика, чтобы достать яблоко ложкой.

Мистер Джордж Остен, отец Джейн, изучает вчерашнюю газету, которую добрый сосед приносит ему, как только прочитает сам. Джеймс читает другую страницу того же издания. Мистер Остен разделил газету пополам, позволив Джеймсу ознакомиться с рекламой и сплетнями, в то время как сам тщательно изучает военно-морские сводки новостей в поисках любых упоминаний о кораблях Его Величества «Глори» и «Дедал». В последний раз оба судна видели у берегов Вест-Индии, и на каждом из них находился чрезвычайно ценный груз – один из младших сыновей Остенов. Двадцатиоднолетний Фрэнк и шестнадцатилетний Чарльз оба состоят на службе в Королевском военно-морском флоте.

Формально у Джеймса есть свой дом, так как он служит викарием у отца в соседней деревушке под названием Овертон. Но после трагической и совершенно неожиданной смерти его молодой жены, случившейся в начале года, он нашел утешение в возвращении в родное гнездо. Джеймс ночует и проповедует в Овертоне, но принимать пищу и отдавать белье в стирку приходит в Стивентон. Полуторагодовалая Анна постоянно живет в Стивентоне на попечении своей бабушки. Раньше сердце Джейн разрывалось, когда малышка плакала и звала маму. Теперь, когда она перестала это делать, стало еще хуже.

– Я возьму это, спасибо. – Миссис Остен разжимает пухлый кулачок Анны, чтобы забрать маленький стеклянный пузырек с лекарством. – Кто оставил это здесь валяться?