Джейн Остен расследует убийство

– Но она скоро состоится! Как только этот вопрос будет решен.

– Нам не следует торопить Харкортов, иначе мы рискуем показаться бессердечными.

– Бессердечными?! А как же мое сердце?! – визжит миссис Риверс. – Ты была на грани того, чтобы тебя объявили невестой Джонатана. Этот брак – все, чего мы с твоим отцом когда-либо хотели для тебя. Ты станешь будущей баронетессой.

– Строго говоря, мама, жена баронета – просто леди. Только женщина, которая сама по себе имеет титул, может быть баронетессой, и, думаю, такая была только одна[17 - Скорее всего, речь идет о Даме Мэри Уитэм Боллз, 1-й баронетессе из Осбертона (1579–1662), которая была единственной женщиной, получившей титул баронетессы по собственному праву. Титул баронета унаследовал ее внук, Сэр Уильям Джопсон, 2-й баронет. Всего в истории Англии было только четыре женщины, которые стали баронетессами, три унаследовали данный титул и лишь одна получила его самостоятельно.].

Джейн и Мэри с трудом сдерживают хихиканье. По тону Софи понятно, что на ее правильных чертах лица застыло привычное выражение самодовольной снисходительности.

– Довольно вашей дерзости, юная леди! Ты должна была удачно выйти замуж еще много лет назад! Господь свидетель, тебе поступало множество предложений. Мистер Чут с радостью прибрал бы тебя к рукам, когда тебе исполнилось семнадцать. Но нет, ты хотела подождать кого-нибудь помоложе, а я позволила тебе медлить слишком долго. Еще пять минут, и все бы уладилось. И надо же было этой несчастной умереть и все испортить!

– Нельзя винить убитую женщину, мама. Вряд ли это ее вина, – возражает Софи.

– Правильно. Это твоя вина. Во всей этой проклятой неразберихе виновата ты. Если б ты не отговорила леди Харкорт и меня от размещения объявления в «Таймс», настояв на том, чтобы мы подождали до наступления знаменательного для тебя дня, ничего из этого не имело бы значения. Помолвка бы считалась официальной, а ты бы уже была на полпути к алтарю.

Это правда. Сорванное предложение Джонатана Харкорта оставило Софи в подвешенном состоянии. Ее репутация требует, чтобы он немедленно уладил этот вопрос. И все же, как говорит сама Софи, было бы крайне неделикатно навсегда привязывать ее радостную новость к убийству.

– Возможно, было бы лучше, если б мы дали Харкортам немного времени, – продолжает Софи.

– Нет. Это последнее, что им нужно. Я поговорю с леди Харкорт, попрошу ее надавить на Джонатана. Ты выйдешь замуж к концу года.

– Но до этого может случиться все, что угодно, мама.

– Что может случиться, Софи? Отвечай!

Джейн встречается взглядом с Мэри, и обе напряженно прислушиваются, чтобы узнать, чего так боится Софи, но по ту сторону двери царит мертвая тишина. Для Софи было бы крайне унизительно, если б во время этого вынужденного периода охлаждения Джонатан передумал и так и не озвучил свое долгожданное предложение. Одной мысли об этом почти, но не совсем достаточно, чтобы рассеять давнюю враждебность Джейн к ней.

Как доказывает ее связь с Мэри Ллойд, Джейн готова дружить с любой молодой леди в округе, но Софи неизменно отвергала все попытки Джейн завязать дружбу. Сестры Риверс водят компанию только с богатыми или титулованными людьми, а лучше всего, чтобы и то, и другое сочеталось в одном человеке. Это не было бы так обидно, если б Софи была такой же вульгарной, как ее мать, но мисс Риверс – холодное совершенство. Она самая образованная молодая леди, которую Джейн когда-либо встречала. Ее приводит в бешенство, что Софи не проявляет особой страсти ни к одному из музыкальных и художественных навыков, которыми она овладела. Только однажды Джейн увидела, как с нее сползла маска самообладания. В прошлом году, когда Софи на День подарков[18 - День подарков – праздник, который отмечается в Великобритании и странах Содружества наций 26 декабря.] решила поучаствовать в охоте вместе с братьями Джейн, проявилась более дикая и своевольная сторона ее натуры – она скакала галопом рядом с мужчинами и перепрыгивала через изгороди, преследуя перепуганную лису по горячим следам.

– Тебе обязательно быть такой упрямой? – возмущается миссис Риверс. – Разве ты не видишь, что я пытаюсь сделать так, как лучше для тебя? Джонатан – человек безупречного воспитания. Выйдешь за него замуж, и у тебя будет титул и респектабельный муж. Чего еще желать? Ты действительно так решительно настроена оставаться занозой в моем боку, угрожая запятнать семью скандалом? Как твоим сестрам найти мужей с подходящей родословной, если ты так себя ведешь?

Секундой позже поворачивается дверная ручка. Джейн и Мэри отпрыгивают назад, когда миссис Риверс выскальзывает наружу. Вдова задирает нос и смотрит прямо перед собой. Софи плетется за ней, прижимая отороченный кружевом носовой платок ко рту и носу. Джейн и Мэри приседают в реверансе, но дамы проходят мимо, не обращая на них внимания. Мэри тут же ныряет в комнату, но Джейн расправляет плечи и на мгновение задерживается на пороге, прежде чем последовать за подругой.

Харкорты перенесли тело мадам Рено из чулана для белья в помещение для обуви. Вдоль стен расположены полки, заставленные полиролями и щетками. Стройная модистка лежит на жестком деревянном верстаке в центре комнаты. От ее трупа слабо пахнет лавандой, на ней простая белая хлопчатобумажная ночная рубашка, прикрытая до груди грифельно-серым одеялом. Ее темные волосы гладко причесаны и рассыпаны веером вокруг головы. Рана на виске промыта, а с бесцветного лица смыты все следы крови. Два потускневших серебряных шиллинга лежат на веках, удерживая их сомкнутыми, но рот упрямо остается открытым.

Женщина казалась бы спящей, если б не вмятина на виске и над левой бровью. Ощущение такое, будто она – восковая кукла, которую положили слишком близко к огню и часть ее лба расплавилась. Джейн хочется закричать от несправедливости происходящего.

Как это возможно, что в предположительно цивилизованном обществе молодую женщину могут лишить жизни таким жестоким способом? На что надеяться Джейн, да и любой женщине, если это преступление останется безнаказанным? Во время их короткой встречи Джейн распознала отражение собственной гордости в надменных манерах модистки. А теперь мадам Рено лежит перед ней в ночной рубашке с чужого плеча, выставленная на всеобщее обозрение, чтобы люди могли поглазеть и порассуждать о причине ее безвременной кончины. Она пришла бы в ярость, узнав, что с ее трупом обращаются так унизительно.

– Боже милостивый, это она! – задыхается Мэри, прижимая обе ладони к щекам.

– Ты тоже ее знала?

– Видела на крытом рынке. Буквально вчера утром. О, это так несправедливо!

– Знаю. – Джейн нежно кладет ладонь на запястье Мэри.

– Нет… дело не в том. Я дала ей десять шиллингов, чтобы она смастерила мне соломенную шляпку.

Джейн застыла, уставившись на Мэри с открытым ртом.

– Что? – Мэри моргает. – Это куча денег, и я не думаю, что когда-нибудь увижу их снова.

– Совершенно верно. И ты бы очень хорошо смотрелась в такой шляпке. Как сама королева Франции… – Мэри сияет, – …чья голова покоится в плетеной корзине, – заканчивает Джейн.

– Тебе обязательно быть такой жестокой? – Подбородок Мэри дрожит.

– Мне? Это ведь ты считаешь себя единственной пострадавшей из вас двоих. – Джейн указывает на мадам Рено, безжизненно лежащую на верстаке. Сама она тоже остро переживала бы потерю десяти шиллингов, но надеется, что у нее хватило б сострадания не оплакивать это так открыто, когда судьба должника гораздо более печальна.

Она поворачивается к Мэри боком и вглядывается в лицо мадам Рено: длинные темные ресницы, изящный нос, бледные губы. Взгляд задерживается на обнаженном горле мертвой женщины. С одной стороны шеи видна едва заметная полоска разорванной кожи.

– Подожди! – Джейн крепче хватает Мэри за запястье.

– Что? Ты чувствуешь ее дух? Он здесь?

– Что?! Нет. Просто… – Джейн хватается за собственное горло. – Когда я встретила ее на рынке, на ней было ожерелье. Длинное, как цепь, дважды обернутое вокруг шеи и заправленное за лиф.

Мэри наклоняется вперед, сравнивая обе стороны шеи мадам Рено.

– Да, точно. Я тоже это заметила и предположила, что она прячет католическую побрякушку. Сама знаешь этих иностранцев. И, смотри, это царапина? Как думаешь, ожерелье с нее сорвали?

Джейн пытается представить украшение. Оно было из желтого золота, очень тонкое, с вкраплениями мелкого жемчуга.

– Наверное, ценная вещь.

Мэри кивает.

– А ожерелье было на ней вчера вечером, когда ты ее опознала?

Джейн закрывает глаза, воскрешая в памяти четкий образ лежащей в чулане мадам Рено.

– Было темно, и там было так много крови… Но нет, я уверена, что его не было. Мы должны сказать твоему дяде.

Мэри поворачивается на каблуках.

– Да. А еще я спрошу его, что мне делать со своими десятью шиллингами.

Джейн стискивает зубы, подавляя желание отпустить в адрес Мэри еще одну колкость. Оставшись наедине с трупом, она произносит безмолвную молитву, чтобы дух мадам Рено обрел покой, но не питает на этот счет особых надежд. Несмотря на все сомнения по поводу методов расследования мистера Крейвена, если б какой-нибудь злодей украл жизнь Джейн, она бы чертовски постаралась задержаться в этом земном царстве до тех пор, пока не заставила бы мерзавца раскаяться.

Вернувшись наверх, Джейн собирается с духом, чтобы поговорить с магистратом. Она сообщит ему о пропаже ожерелья и отметине на шее трупа, а затем убедит применить более практичный подход к расследованию. Бесцельно раскидывая сеть по округе, он не добьется справедливости для мадам Рено.

Мистер Крейвен прохаживается в вестибюле под гигантской бронзовой люстрой, тихо разговаривая с миссис Твистлтон. Это мужчина с суровым лицом, приближающийся к среднему возрасту. Кожаные пуговицы его охотничьего костюма туго натягивают ткань на выпуклом животе. Щеки блестят от пота, а нос по форме напоминает цветную капусту.

Помня скандальное заявление Мэри, Джейн тщательно присматривается к экономке. Миссис Твистлтон, должно быть, чуть за тридцать. Она, безусловно, очень привлекательна со своими темными бровями и пепельно-светлыми волосами. Экономка с серьезным видом кивает, делая вид, будто внимательно слушает каждое слово магистрата.

– Мэри, дитя, что ты здесь делаешь? – рявкает мистер Крейвен, когда девушки входят.

Губы Мэри дрожат.