– Отгул? – сказал Тео, ехидно задрав бровь.
– Ну, знаешь, сходить в спа, нанести интенсивно восстанавливающую маску на шубку. Выглядеть роскошно требует немалых вложений. – Я демонстративно помахала хвостами.
– Ага, конечно-конечно. – Тео закинул рюкзак за плечо и направился к двери, на ходу бросив: – Быть тобой – полный отстой.
Только я сделала губы обезьяньими, чтобы погромче ими пукнуть, но он уже выскочил за дверь, оставив меня бездельничать и изнывать от беспокойства за своего хозяина.
Как и следовало ожидать, остаток утра тяну-у-улся на редкость медленно. Как патока. Нет, пожалуй, не как патока, потому что патока – это вкуснятина. Скорее как дёготь. Да, точно, как дёготь. Медленный, вонючий и жутко липкий.
Следуя своему доброму нраву, я помогла родителям Джейми по хозяйству, окунув свои хвосты в моющую жидкость и отмыв тарелки. Даже не подумав меня поблагодарить, миссис Тан велела мне перестать елозить задницей по посуде, и я решила вытереть пыль, также с помощью хвостов, но миссис Тан велела мне перестать елозить задницей по мебели. Я взбежала наверх и удалилась в комнату Джейми, немного обозлённая. Эти люди просто не в состоянии оценить искреннее стар…
Боль ударила меня, вонзившись в сердце, как серебряное копьё. Внутри меня всё словно разбилось вдребезги. Мышцы скрутило. Я бы кричала от невыносимой муки, но ни звука не сорвалось с моих губ. Мой лисий облик растянулся, затем сжался в дрожащий ком и вновь растянулся. Меня рвало на части, как лоскут ткани.
Джейми… о боги, я чувствовала, как его вырвали из моей души, как связь между нами лопнула… боги, не допустите этого! «Джейми…» – ухитрилась выдавить я, и тут оборвалась последняя нить нашей связи, и меня, беззвучно кричащую, отбросило назад, в мир духов.
3. Тео
Знаете, какой звук самый прекрасный в мире? Нет, не пение сирен и не звуки божественной арфы. Без дураков, самолучший звук в мире – это последний школьный звонок, который поёт: «СВОБО-О-О-ОДА!»
Я схватил рюкзак и влился в поток школьников, покидающих классы. Летние каникулы! ГромКон, я иду! Я почти бегом летел к своему шкафчику. Сообщество фанатов ТандерКона небольшое, ведь большинству подавай киртовые игры, но мы упёртые, и мне не терпелось поскорее встретиться в реале со своими единомышленниками. Мой костюм для ТандерКона лежит в школьном шкафчике, потому что единственное время и место, где я мог спокойно над ним поработать, – в школе в обеденный перерыв, что, разумеется, невероятно кринжово. Но я несколько месяцев горбатился, и вот. Получилось. Круто. Я сам пришил каждое перо и каждый листик и использовал полудоли рун, чтобы поймать солнечные лучи и вплести их в листья. Не хочу хвастаться, но я уже чувствовал себя победителем конкурса костюмов.
Я встал перед шкафчиком и прошептал свой пароль. Защёлка со щелчком открылась, но не успел я открыть дверцу, как она снова захлопнулась. Странно. Я шепнул команду открытия – сочетание заклинания «Отопрись, замок» Мильтона Тумблера и моего личного пароля, «Битва героев». Вы ведь понимаете, как напрягает необходимость потратить руны, пускай процент доли, чтобы открыть свой шкафчик?
И снова замок щёлкнул, и снова дверца захлопнулась, прежде чем я успел её открыть. Я резко обернулся и увидел Скиннера Банниона и его подпевал, Джордана Говарда и Бриттани Ослон. Они стояли у меня за спиной и хихикали. Прекрасно.
– Что, Тео, опять забыл пароль? – окликнула меня Бриттани медовым от притворного сожаления голосом.
– Призови свою… как вы там зовёте свою ману? – посоветовал Джордан.
– Кажется, они называют её ки? – сказала Бриттани.
Несмотря ни на что, часть меня хотела крикнуть, что правильно говорить «ци», а не «ки»!
– Каким китайским заклинаниям вас учат? – поинтересовался Джордан. – О, колдани-ка тарелку курицы гунбао[13 - Курица гунбао – блюдо сычуаньской кухни, курица, обжаренная с овощами, арахисом и чили. – Прим. ред.]?
Что меня бесит больше всего – помимо их самих, – это то, что они знают, что я не имею ни малейшего представления, как читать древнекитайские заклинания. Я такой же американец, как эти придурки, я на 100 % завишу от рун, а значит, ограничиваюсь американскими заклинаниями. Теперь, после изобретения кирта, уже никто и не пытается овладеть ци. Джейми учится, но Джейми чудак, он всегда был зациклен на старине.
– Парни, всё о’кей! Тео не надо ничего делать. Я призову свою внутреннюю ки! – сказал Скиннер. Он встал в раскоряку и взмахнул руками, сжимая воображаемый меч. Он взмахнул одной рукой, и из задницы у него пёрнуло зелёное облако, тяга которого донесла его аж до конца коридора.
Джордан и Бриттани сложились пополам от смеха, а Скиннер тем же манером вернулся к нам, кирт тёк из его медальона, мерцая вокруг его задницы зелёными сполохами.
Что бесит сильнее – выходка Скиннера или то, как он разбазаривает руны? Хотя какая разница. У Скиннера до хрена этих рун. Он и своих прихлебателей держит тем, что заполняет им медальоны. Я быстро прикинул по себе.
Медальон вмещает пятьдесят рунных долей, а значит, у Скиннера с приятелями хватит энергии, чтобы магически захлопнуть мой шкафчик примерно, э, пятьдесят миллионов раз. Может, Джейми прав; может, мне стоит научиться использовать свой ци – тогда я смог бы надрать им задницы, не прибегая к помощи кирт-медальона. Впрочем, нет, не смог бы, насильственная магия запрещена. Ну, может, смог бы напустить на них чесотку. Или усиленное смердение. Хотя у них и без посторонней помощи прекрасно получалось.
– Что, слабаки, вам больше заняться нечем? – поинтересовался я, стараясь говорить спокойным голосом, хотя внутри у меня будто жужжал и копошился целый рой. Вот если бы здесь был Джейми. Я не знаю, что бы он сделал, но Скиннеру и компании сразу бы стало ясно, какие они тупые уроды.
– Ой-ой-ой, осторожно, как бы он не причинил серьёзного ущерба! – сказал Скиннер.
Голос директора загудел вокруг нас:
– Дети, вы опять безобразничаете?
Мы все разом застыли. С мистером Голдом шутки плохи. Ходили слухи, что однажды он на целый год наложил на одного семиклассника заклинание Библи О’Тука «Тишина в библиотеке». Весь год бедолага разговаривал только шёпотом. Как ни странно, его родители не стали жаловаться.
На лице у Скиннера мигом проступило почтительное внимание, он оглянулся, ожидая увидеть мистера Голда.
– Почему вы не расходитесь? Хотите остаться после уроков? – снова загудел голос.
– Э… нет, – промямлил Скиннер. – Желаем вам хорошо отдохнуть летом, сэр! – Он кивнул своим прихвостням, и троица спешно удалилась. В дверях они замешкались, чтобы активировать чары невесомости на обуви. «Пока, Тео!» – и они со свистом взмыли в воздух, гикая и хихикая.
Я нерешительно оглянулся.
– Давай убирайся отсюда, мальчик! – приказал голос. Какое бы заклятье он ни использовал, оно работало. Я был так напуган, что поспешил унести ноги.
Я сгрёб всё своё барахло из шкафчика и выскочил на солнечный свет. Ученики проносились мимо меня в летающей обуви или на великах. Несколько ребят летели на винтажных мётлах. Как средство перемещения, мётлы были не особо популярны (извините, трусы врезаются в промежность), но всегда находились твердолобые, продолжавшие на них рассекать.
Я успел вскочить в автобус и улыбнулся, когда он с грохотом отпрыгнул с территории школы. Автобус дёрнулся вперёд и взмыл в воздух, и мне пришлось упереться в переднее сиденье.
Подо мной Сан-Франциско раскинулся безумнейшим лоскутным одеялом – тесная мешанина домов, выкрашенных в пастельные тона. Я любил свой город. Мне нравилось то, что за четверть часа можно было пройти четыре разных квартала, одни чумовые и креативные, другие древние и чинные, как согнутые годами старики. Мне даже нравилось, как временами туман накрывает весь Сан-Фран таким толстым одеялом, что видно лишь самые верхушки опор моста Золотые Ворота.
Единственное, что мне не нравилось в Сан-Франциско, – так это мой дом.
У меня внутри всё сжалось, когда автобус помчал вприскочку сквозь туннель. И я, как и всегда, скривился, потому что на другом конце были ворота в Чайна-таун.
Меня угнетало то, что я был американским мальчиком китайского происхождения, живущим в Чайнатауне. В нашем классе учились и другие дети с китайскими корнями, но никому из них не приходилось вдобавок к обычной школе посещать и китайские занятия, и ни один не приносил в школьную столовую курицу гунбао в пластиковом контейнере, так что Скиннер и компания относились к ним как к нормальным людям.
Автобус со скрипом остановился. Я пешком поплёлся домой, уворачиваясь от летучих обезьян и всяких прочих замызганных духов-компаньонов.
Маленький колокольчик над парадной дверью звякнул, когда я её толкнул, и най-най, не отрываясь от своей китайской мелодрамы, сказала: Didi hu? jiale. «Маленький брат дома». Компаньон най-най, трёхногая ворона, дремала у неё на коленях.
– Привет, най-най, – я чмокнул её в морщинистую щёку.
– Привет, диди[14 - Диди, didi, ?? – обращение к младшему брату. – Прим. ред.]! – крикнул с кухни баба. Он улыбнулся и махнул в знак приветствия ножом цай дао[15 - Традиционный китайский поварской нож с массивным прямоугольным клинком. – Прим. ред.]. Меня всякий раз передёргивает, когда я вижу, как баба готовит еду вручную вместо того, чтобы использовать руны. Вот ещё одна причина, почему я не могу привести домой никого из школьных друзей. Меня попросту перестанут уважать, если узнают, что моя семья так бедна, что не может тратить руны на готовку. Не то чтобы я пользовался особым уважением. Или имел друзей в школе. – Как прошёл последний день в школе?
– Нормально. – Вовсе нет. Но папе не обязательно знать, какой я неудачник в школе. Я кинул рюкзак на кресло и проскакал на кухню.
– Aiya, xiaozеi! Не трогай! – закричал баба, но я уже сунул в рот кусок жареного цыплёнка. Мои родные были совершенно не способны общаться на нормальном уровне звука.
Я услышал мамины шаги: она спускалась из наших комнат на втором этаже.
– Ах, диди, ni hu? jiale, ты уже дома. – Она примолкла, когда её острый взгляд остановился на чём-то рядом со мной. Не успел я и глазом моргнуть, как она подошла и схватила меня за ухо двумя пальцами.
– А-а-а-а! Ты чего? – закричал я.
– Это что? – Мама выхватила что-то из моего рюкзака. Что-то оливково-зелёное.
О нет!