Кто знал, что так выйдет

Дрожжебой: ЛОЛ, ну да, бро. Если тебя это утешит, нас не сортируют по факультетам или дистриктам

Чувачел10: Уверен?

Это я пишу уже с улыбкой. Только Дрожжебой может сделать ультрастрогую школьную систему чем-то нормальным.

Чувачел10: У вас там все школы в Сингапуре такие жесткие или только твоя?

Дрожжебой:??

Хмурюсь. Я что-то не то сказала?

Чувачел10: Я что-то не то сказал?

Дрожжебой: При чем тут Сингапур? Мне откуда знать

Чувачел10: А ты разве не оттуда? У тебя в местоположении написано Sg.

Дрожжебой: Аааа. Локация просто так выставилась, потому что я игру качал, когда был у мамы в гостях на каникулах. А так-то я в Индо живу.

Стоп, что?? Сказать, что я в шоке, это ничего не сказать. Я рук не чувствую, пытаясь напечатать ответ. Даже не понимаю до конца, что пишу, пока не нажимаю «Отправить».

Чувачел10: Кул. А что за школа?

Дрожжебой: «Синфа», а что?

Какого. Простите. Черта?! Я, кажется, вечность сижу, замерев и глядя на экран с отвисшей челюстью. Пальцы зависли над клавишами не шевелясь. Дыхание в горле сперло. Мысли словно взбили миксером и отправили летать по моей бедной черепушке, как обломки астероидов, сталкивающиеся друг с другом и взрывающиеся в пыль.

Дрожжебой: Ты тут? Играть-то будем? Оч хочу сегодня на Сильмеррово Ущелье сходить.

Почему-то именно упоминание Сильмеррова Ущелья выводит меня из ступора достаточно, чтобы пальцы снова забегали по экрану.

Чувачел10: Соррян, не могу. Домашки гора. Из школы.

Боги. Ну разумеется, домашка у меня из школы, откуда ей еще у меня быть? Закрываю приложение, чтобы не ляпнуть еще какую-нибудь тупость или не спалиться, а потом откидываюсь на спинку стула и выдаю ну очень долгий вздох. Мать моя. Что это сейчас было? Пытаюсь догнать собственные мысли. Итак, Дрожжебой учится в «Синфе»…

За одной только этой мыслью в мой мозг врывается тысяча маленьких мыслят, и все они фальцетом орут: «Омойбог что-о-о-о!»

Ну все, вот оно. Вот так я и помру. Мое сердце взберется по ребрам и пищеводу, застрянет в башке и лопнет. Ну конечно. КОНЕЧНО. Дрожжебой учится в «Синфе», где я теперь самый главный лузер всея лузеров. И теперь он точно просечет, что я Чувачел10 и все это время ему врала. Потом приходит новая мысль: «Я точно знаю как минимум одного человека в „Синфа“, который играет в „Героев Фронта“». Джонас. ГАДОСТЬ КАКАЯ ФУ ФУ ФУ-У! А что, если Дрожжебой – это он и есть?!

Боже, какой бардак, и у меня ноль идей, как все это исправлять.

Безнадежно. Нужна помощь. Сама я даже осознать масштабы не могу. Кинувшись к телефону, я пишу сообщение Касси: SOS!!! Она отвечает почти моментально: «Встретимся в „Кейк Хо“?»

Несмотря на то что в моей голове все взлетает на воздух, это вызывает у меня улыбку. Почти все становится лучше после торта из «Кейк Хо» и возможности проораться в лучшую подружку.

* * *

Папа говорит, что раньше культура еды в Джакарте была довольно-таки скучная. Сплошная традиционная кухня Китая и Индонезии. Это не в смысле, что у Китая и Индонезии невкусная еда, но разнообразия не хватало. То там, то сям попадались маленькие итальянские и французские ресторанчики, но о них мало кто знал, а цены там были заоблачные. Когда я была маленькой, мама с папой водили меня только в китайские рестораны. Но за последние несколько лет индонезийцы, отучившиеся за рубежом, стали возвращаться и открывать новые места, и вот внезапно еда Джакарты заиграла новыми красками. Сначала была стадия, где все с чем-то смешивалось – кухня была итальянско-японской, индонезийско-вьетнамской, китайско-индийской, корейско-американской и так далее. Потом была стадия кафе, где куда ни плюнь – можно было попасть в красочный закуток, хвастающийся местным эксклюзивным кофе. Теперь у нас стадия тортов. Все предыдущие стадии мне тоже нравились, но тортики радуют особенно.

Кроме еды, в Джакарте особо делать нечего, так что владельцы ресторанов тратят несметное количество денег, чтобы их заведения были самыми красивыми и в них можно было сидеть часами. Вот взять тот же «Кейк Хо», например: он выглядит как мечта Вилли Вонки. Если бы Вилли Вонка был французом и имел вкус. Ну хорошо, то есть не совсем как мечта Вилли Вонки. Стены здесь покрашены в насыщенный зеленый, повсюду пестрят нежно-розовые пионы, а стеллажи заставлены аккуратными рядами книг с пастельными корешками. А уж торты… Гигантские башни, обмазанные жирным кремом, гордо выставленные в стеклянных витринах – словно бы даже слишком красивые и величественные, чтобы их есть. В каждом по меньшей мере восемь толстых слоев, и мы с Касси частенько приходили сюда сразу из школы, делили кусок на двоих и еще уносили домой остатки.

Колокольчик над дверью звякает, оповещая о моем приходе, и Тесса, владелица кафе, поднимает взгляд от прилавка. При виде меня она тут же улыбается, а затем удивленно наклоняет голову набок, когда не видит никого за мной.

– А Касси где? Вы обычно вместе приходите.

Горло немного сжимает. Знаю, глупо так ломаться от простого вопроса. У меня был тяжелый день.

– А, Касси скоро подойдет.

Кажется, Тесса что-то улавливает в моем голосе, потому что выражение ее лица смягчается, а в глазах вспыхивает понимание.

– Садись. Напиток как обычно?

Мое «как обычно» – это то, что Касси любовно прозвала «Позором всея Индонезии». То есть холодный латте, но в нем только половина эспрессо. Ни одно уважающее себя индонезийское кафе не подает кофе без кофеина, а я потом всю ночь уснуть не могу, если пью его после обеда, так что в качестве компромисса я беру в два раза меньше кофе.

– Ага, Касси тоже как обычно, пожалуйста. И нам кусочек… – Замешкавшись, я смотрю на витрину. Все классические вкусы уже здесь: морковный торт, красный бархат, немецкий шоколад, настарная крошка (настар – это такое индонезийское печенье с начинкой из густого ананасового джема) и кокосовый пандан. Сегодня к ним присоединился огромный торт темно-фиолетового цвета.

– Японский уби, – говорит Тесса, проследив за моим взглядом. – С глазурью из пальмового сахара.

– О, да, вот его. – И конечно же, стоило мне это сказать, как я понимаю, что мой желудок все еще завязан узлом и аппетита у меня толком нет, даже когда речь идет о волшебных тортах Тессы. Ну и ладно, никто не мешает мне хотя бы попытаться заесть горе сладостями.

– Так точно, уже несу.

Касси является сразу после наших напитков и абсурдно огромного куска торта, и я тут же вскакиваю со стула, чтобы ее обнять.

– Ой-ой. Поняла, ситуация чрезвычайная. Боже… прошу, скажи мне, что ты не умираешь, или еще чего. – У нее буквально наворачиваются слезы.

– Нет! Господи, нет, ничего такого. – Супер, теперь чувствую себя ужасно, что так ее напугала. – Просто… Дрожжебой.

– Ась? – Секунду Касси выглядит озадаченной, но потом ее озаряет: – О нет! У тебя что, закваска померла?

– Закваска? – Теперь уже я ничего не понимаю.

– Ну та закваска дрожжевая, помнишь? Которую мы все делали во время пандемии. Только твоя так долго прожила. Ну вот, не хочу, чтобы Франсин умирала!

– А, да. Нет, Франсин в порядке. Я думаю. – Справедливости ради, Франсин наверняка на последнем издыхании. Мне-то откуда знать, я пару месяцев назад забросила ее в морозилку и напрочь забыла. – Я не про тесто, я про Дрожжебоя.

– Дрожит… боя. – Касси настороженно смотрит на меня. – Это что, какая-то странная позиция для секса, которую ты нашла на Реддите?

– Боже, извращенка. Нет, Дрожжебой, мой онлайн-друг, помнишь? Из «Героев Фронта»?

– А-а-а. Да, точно. Тот челик, с которым вы болтаете уже… год, что ли? Который парнем тебя считает? Ты же в курсе, что он наверняка пятидесятилетний мужик, живущий в подвале своей мамочки где-нибудь в Арканзасе, да?

Шарлот с Касси любят шутить, что мой онлайн-друг – это какой-нибудь престарелый извращенец, притворяющийся подростком. Ну, один плюс, по крайней мере, теперь я докажу им обратное.

– Да нет, он настоящий мальчик.

Глаза Касси лезут на лоб.