Зимняя роза

Пока Мод упорно отрицала малейшее сходство с их матерью, Индия надела жакет и шляпу. Потом взяла черную мантию, докторский саквояж и последовала за сестрой. Поднявшись на последнюю ступеньку, у самой двери, Индия обернулась и бросила прощальный взгляд на аудиторию, на все книги, схемы и заспиртованные образцы, а также на Понсонби. Она прошептала слова прощания. Ее глаза снова были ясными, а лицо – спокойным. Душевную боль она спрятала поглубже. Индия Джонс вновь была собой. Хладнокровной. Невозмутимой. Энергичной. Восприимчивой. Умеющей держать чувства под строгим контролем.

– Никогда не давай им волю, – прошептал ей Понсонби. Или только показалось? – Всегда помни: чувства туманят ясность суждений.

И еще много чего, старина, подумала Индия. Много чего.

Глава 2

Джозеф Бристоу поднялся на крыльцо дома 94 по Гросвенор-сквер в Мейфэре. Его особняк был выше и внушительнее большинства соседних зданий. В Лондон Джо вернулся ранним поездом и прямо с вокзала Кингс-Кросс поехал домой. Как хорошо, что сегодня воскресенье. Часы показывали час дня. Обед наверняка уже подан. Джо рассчитывал на баранью ногу или ростбиф с йоркширским пудингом. Целую неделю Джо провел в Брайтоне, подыскивая место для нового магазина его компании «Монтегю». Он скучал по дому. По домашней еде. Но сильнее всего Джо скучал по семье. Ему не терпелось увидеть Фиону и маленькую дочурку Кейти. Джо потянулся к звонку, однако дверь распахнулась сама.

– С возвращением, сэр. Позвольте взять ваши вещи, – произнес Фостер, их дворецкий.

– Добрый день, мистер Фостер. Как поживаете?

– Отлично, сэр. Благодарю за то, что поинтересовались.

Джо собрался было спросить у него, где Фиона, но в этот момент мимо пронеслись два фокстерьера.

– С каких пор у нас появились собаки? – спросил Джо.

– Они наше недавнее приобретение, сэр. Кто-то оставил их в парке. Они совсем оголодали и клянчили у гуляющих еду. Миссис Бристоу взяла их домой.

– И почему меня это не удивляет? – покачал головой Джо. – Как их зовут?

– Липтон и Твайнинг, – ответил дворецкий. – Миссис Бристоу сказала, что они похожи на ее конкурентов. Постоянно тявкают и путаются под ногами.

Джо засмеялся. Он смотрел, как собаки носятся по холлу, наскакивая друг на друга и задорно лая. Потом один подбежал к стойке для зонтиков и уже собирался задрать ногу, но быстрый пинок Фостера убедил его этого не делать. Второй пес запрыгнул в большой горшок с папоротником и принялся лихорадочно рыть землю.

– Прошу прощения, сэр.

Фостер двинулся к невоспитанному животному. В этот момент в холл ворвались двое сорванцов, которые размахивали тростями, словно копьями. Это были Робби и Сюзи, дети Эллен, сестры Джо. За собой они тащили шелковый коврик, связанные концы которого образовывали подобие сумки. На коврике сидела очаровательная синеглазая малышка – его дочь Кейти. Она грызла печенюшку. Джо нагнулся и поцеловал свое сокровище.

– Привет, мои любимцы, – поздоровался он с детьми. – Что это вы затеяли?

– Похищаем Кейти, чтобы потребовать за нее выкуп, – ответил Робби. – Мы из племени кикуйю, а Кейти – из масаев. В Африке есть такие племена. Я читал о них в журнале для мальчиков.

– Да ну?

Из гостиной донесся громкий вопль.

– Военный отряд! Отступаем к холмам Нгонг! – крикнул Робби.

Кейти успела помахать отцу. Ее потащили в столовую, а в холле появились еще трое детей – потомство младшего брата Джимми. За ними, бормоча ругательства, неслась их мать Мег. Успев чмокнуть Джо в щеку, она побежала дальше.

Джо покачал головой. Тихий день? Спокойный обед? В этом-то доме? О чем он думал?

– Интересно бы знать, как проходят воскресные дни в соседних домах, – произнес он вслух. – Дотягивают ли они по уровню сумасшествия до нашего?

– Вы про Гренвилл-Баркеров? Про Уолсингемов? – спросил Фостер, вновь появляясь в холле с одним из фокстерьеров под мышкой. – Я бы так не думал, сэр.

– Кстати, мистер Фостер, где моя миссус?

– В саду, сэр. У нее полным-полно гостей.

– Гостей?

– Благотворительный ланч по сбору средств на ремесленную школу для девочек при миссии Тойнби.

– Впервые слышу про этот ланч.

– Миссис Бристоу сама узнала всего три дня назад. К ней обратились его преподобие и миссис Барнетт. Вроде у школы частично обрушилась крыша. Результат сильных ливней.

– И моя жена в очередной раз занимается чьей-то бедой.

– Полагаю, это становится неотъемлемой частью ее дел.

– А чего-нибудь пожевать найдется?

– Все угощение подано в сад, сэр.

Джо пересек дом и вышел в залитый солнцем сад. Он ожидал увидеть человек двадцать или чуть больше, но, к его удивлению, там собралось больше сотни. Что еще удивительнее, все они молчали. Вскоре Джо понял причину столь тихого поведения гостей. В дальнем конце сада стояло около сорока девочек от десяти до шестнадцати лет. Их окружали завораживающе красивые кусты красных роз. Воспитанницы школы. Все были вымыты и причесаны, а их юбки и блузки, явно доставшиеся от старших сестер и матерей, аккуратно отглажены. Одна из воспитанниц запела чистым, звонким голосом. Остальные подхватили. Джо узнал песню. «Come into the Garden, Maud»[2 - Песня на стихи из поэмы Альфреда Теннисона «Мод».]. Гости стояли в полном молчании. Некоторые вытирали глаза.

– Ах, Фиона, ну и бесстыжая ты девчонка! – прошептал Джо.

Он оглядывал собравшихся, высматривая жену. Фиону он отыскал не сразу, зато увидел много знакомых лиц. Ведущие промышленники, аристократки, политики. Фиона собрала их всех и перемешала у себя в саду. Торговцев с виконтами, актрис – с министрами кабинета, социалистов – с представителями высшего общества. Разделы светской хроники называли Джо и Фиону ’Арри и ’Арриета, ехидно намекая на мир лондонских кокни, в котором они родились и выросли. Газетчики злословили, что дом 94 по Гросвенор-сквер – единственный дом в Мейфэре, где дворецкий говорит по-английски лучше, чем его хозяева. Это не мешало людям из самых высших слоев общества добиваться приглашения на приемы, устраиваемые Фионой.

Гостям нравилось бывать в доме 94. Разговоры, смех, сплетни, споры. Здесь угощали отменной едой и подавали лучшие вина. Но главной силой, способной повлиять на самого высокомерного и заносчивого критика, была сама Фиона. Прямая, обезоруживающая своей прямотой, легко находящая общий язык с уборщицами и герцогинями. Глава международной чайной империи, одна из богатейших женщин мира, она была у всех на устах. Ею восхищались. О ней не переставали говорить. Все знали историю ее стремительного подъема с самых низов. Все знали, что ее отец был складским грузчиком, которого убили, а вскоре она лишилась и матери. Вынужденная спасаться бегством, она приплыла в Нью-Йорк, где на нее положил глаз местный магнат. Однако замуж она вышла не за него, а за виконта. Несколько лет назад виконт умер, но Фиона по-прежнему носит его кольцо с бриллиантом.

– Есть ли у нее дети от первого брака? Нет, дорогая. Не было у них с первым мужем детей. Почему? Он был… из тех самых… ты понимаешь.

Такие разговоры велись сплошь и рядом. Не меньший интерес вызывало дерзкое разорение ею своего конкурента.

– Дорогая, так она же сделала это из мести. Тот человек убил ее отца. И ее пытался убить! Представляешь?

Сарджент донимал ее просьбами попозировать для него. Эскоффье назвал в ее честь десерт. Когда Уорт окрестил новый ансамбль из юбки с жакетом «Костюмом Фионы», модницы замучили портних требованиями сшить им такой же. В гостиных, за чаем с пирожными, дамы шептались о том, что она не носит корсет. В мужских клубах, за портвейном и «Стилтоном», джентльмены во весь голос кричали, что корсет ей и не нужен, поскольку на самом деле Фиона… мужчина. Иного быть не может, поскольку у нее самые большие яйца во всем Лондоне.

Наконец в одном из углов сада Джо заметил жену. Едва девичий хор закончил петь, Фиона встала и обратилась к гостям:

– Леди и джентльмены! Прекрасные голоса, только что звучавшие здесь, принадлежат воспитанницам ремесленной школы для девочек при миссии Тойнби. А теперь я прошу вас послушать куда менее прекрасный голос… мой собственный. – Гости засмеялись, кто-то стал возражать, но Фиона продолжила: – Эти девочки растут в семьях, доход которых меньше одного фунта в неделю. Представьте семью из шести человек, вынужденную целую неделю жить на деньги, которые кто-то из нас тратит на журналы или шоколадные конфеты. Благодаря исключительной смышлености этих девочек отобрали для обучения в школе, где они получат востребованную профессию и таким образом смогут выбраться из нищеты. Его преподобие и миссис Барнетт рассказали мне, что обильные дожди повредили часть школьной крыши. И теперь, едва пойдет дождь, занятия прекращаются, а дети вынуждены сбиваться в кучу, чтобы не промокнуть до нитки. Слыша об этом, вы наверняка испытываете такое же потрясение, какое испытала я.

Фиона вновь сделала паузу, дав улечься эмоциональным восклицаниям.

– Школьное здание отчаянно нуждается в новой крыше. Но крыша – лишь начало. Когда она появится, нам понадобятся дополнительные столы, доски, книги. Школе понадобятся новые учителя и деньги на оплату их жалованья. Но больше всего нам понадобитесь… вы. Нам понадобится ваша постоянная помощь, ваша доброта и щедрость. Это позволит нам увеличить число учащихся и расширить круг профессий. Мы начинали с экономок, гувернанток и поварих. Теперь надо двигаться дальше. Владелицы магазинов вместо продавщиц, управляющие вместо секретарш, президенты компаний вместо женщин-клерков. В том числе и чайных компаний. Что скажете, сэр Том? – спросила она, подмигнув Томасу Липтону.

– Нет уж, довольно с нас одной! – воскликнул Липтон.

– Математика, экономика, бухгалтерское дело… Да, прежде девочек такому не учили. Спрашивается, чему их нужно учить сейчас? И для чего? Чтобы по вечерам, когда закроется их кондитерский магазин, они могли бы в холодной комнате, при свечах, читать Шекспира? Нет. Если их цель – вырваться из порочного круга нищеты, им нужна более квалифицированная работа, с более высоким жалованьем и более широкими возможностями…

Джо смотрел на жену и в который уже раз, наверное в миллионный, думал, что никогда не видел более очаровательной женщины. Он знал ее с детства. Красота Фионы не только не поблекла, наоборот, жена стала еще красивее. На ней была белая блузка, жакет небесно-голубого цвета и такая же юбка. Покрой юбки умело скрывал растущий живот. Фиона находилась на четвертом месяце беременности их вторым ребенком и вся сияла от счастья. Ее густые черные волосы были уложены в высокую прическу, закрепленную жемчужными гребнями. Щеки Фионы раскраснелись от теплого дня, а ее несравненные сапфировые глаза лучились от чувств, передаваемых словами. Пока она говорила, никто не перешептывался и не переминался с ноги на ногу. Глаза всех собравшихся были устремлены на нее.