Власть пса

– Я давал тебе manda, – говорит Арт. – Ты сдержал свое обещание, а я сдержу свое.

Он отходит от храма и берет такси.

На окраине города как грибы растут лачуги.

Беженцы из Бадирагуато сооружают из картонных ящиков, упаковочных клетей и одеял подобия домов. Ранним да удачливым достались листы гофрированной жести. Арт замечает даже афишный щит старого фильма «Настоящий храбрец», приспособленный под крышу: выгоревший на солнце Джон Уэйн смотрит сверху на семьи, сооружающие стены из старых простыней, каких-то обломков, листов фанеры.

Парада, разыскав несколько старых палаток – может, он совершил набег на армию? – думает Арт, – устроил кухню, где раздает бесплатную еду, и передвижной госпиталь. Стол сооружен из нескольких щитов, положенных на козлы. Канистра с пропаном служит горелкой, на которой нагревается тонкий лист жести: на нем священник и несколько монашенок греют суп. Женщины готовят тортильяс на гриле, установленном над открытым огнем в нескольких шагах далее.

Арт заходит в палатку, там медсестры купают ребятишек, протирают им руки, готовя для уколов от столбняка, их делает врач при ранках и порезах. Из другого конца большой палатки до Арта доносится детский визг. Он подходит ближе и видит: Парада ласково воркует над маленькой девочкой, у нее на руках ожоги. Глаза девочки округлились от страха и боли.

– Самая богатая опиумом земля в Западном полушарии, – негодует Парада, – а нам нечем облегчить боль ребенка.

– Если б мог, я бы поменялся с ней местами, – говорит Арт.

Парада долго смотрит на него.

– Я верю тебе. Жаль, что ты не можешь. – И целует девочку в щечку. – Иисус любит тебя.

Маленькой девочке больно, думает Парада, а мне больше нечего сказать ей. Тут есть ранения и пострашнее. Некоторых людей так избили, что врачам придется ампутировать им руки, ноги. А все из-за того, что американцы не в состоянии разобраться со своими наркоманами. Они явились сжечь маковые поля, а жгут детей. Позволь мне сказать Тебе, Иисус: сейчас Тебе самое время вернуться.

Арт ходит следом за Парадой по палатке.

– Иисус любит тебя, – бормочет Парада. – В такие вот ночки я задумываюсь: может, все это чушь? А что тебя привело сюда? Чувство вины?

– Что-то вроде.

Арт вынимает из кармана деньги и протягивает Параде. Это все его жалованье за последний месяц.

– На них можно купить лекарства, – говорит Арт.

– Благослови тебя Бог.

– Я не верю в Бога.

– Не важно, – отвечает Парада. – Зато Он верит в тебя.

Тогда Он, думает Арт, тот еще простофиля.

2. Бешеный ирландец

Куда б мы ни ехали, мы поминаем там

Страну, превратившую в беженцев нас,

Из страха перед священниками с пустыми блюдами,

Из чувства вины перед плачущими статуями святых.

    Шейн Макгоуэн. Пустились в плавание тысячи

Адская Кухня, Нью-Йорк, 1977 г.

Кэллан вырос на кровавых историях.

Про Кухулина, Эдварда Фицджеральда, Вольфа Тона, Родди Маккорли, Патрика Пирса, Джеймса Коннелли, Шона Саута, Шона Барри, Джона Кеннеди, Бобби Кеннеди, про Кровавое воскресенье[48 - Кухулин – один из главных героев ирландских мифов; лорд Эдвард Фицджеральд – один из руководителей ирландского восстания 1798 года; Теобальд Вольф (Уолф) Тон – ирландский политический деятель, один из лидеров восстания 1798 года, национальный герой; Родди Маккорли – участник восстания 1798 года, приговорен к повешению и казнен в 1800 году; Патрик Генри Пирс – ирландский поэт, писатель, учитель, адвокат, революционер и политик, один из участников и организаторов Пасхального восстания 1916 года; Джеймс Коннелли – ирландский революционер, участник и организатор Пасхального восстания 1916 года, один из лидеров, подписавших Прокламацию о создании Ирландской республики; Шон Саут – член боевой группы ИРА, участник нападения на казармы Королевской полиции Ольстера в 1957 году. Скончался от ран, полученных во время налета; Шон Барри – один из активных деятелей ирландского революционного движения; Джон Кеннеди – 35-й президент США, убит в Далласе в 1963 году; Бобби (Роберт) Кеннеди – американский политический и государственный деятель, брат Джона Кеннеди, погиб после выстрела палестинского террориста в июне 1968 года; Кровавое воскресенье – 30 января 1972 года в североирландском городе Лондондерри английские солдаты расстреляли демонстрацию местных жителей, пришедших на марш Ассоциации в защиту гражданских прав Северной Ирландии.] и Иисуса Христа.

Наваристая кровавая похлебка ирландского национализма и католицизма, или ирландского католического национализма, или ирландского национального католицизма. Хоть так, хоть этак.

Стены маленького дома без лифта в Вестсайде и стены начальной школы Сент-Бриджет украшены, если тут подходит это слово, дрянными картинами с изображениями жертв: Маккорли, повешенный на мосту Тум; Коннелли, привязанный к стулу, лицом к отряду британцев, расстреливающих его; Сент-Тимоти со стрелами, торчащими из него; беспомощный Вольф Тон, перерезающий себе горло бритвой, но все перепутавший и полоснувший вместо яремной вены по трахее – дыхательному горлу; однако ему все-таки удалось умереть до того, как его успели повесить; бедный Джон и бедный Бобби, глядящие с небес; Христос на кресте.

А в школе Сент-Бриджет, конечно, еще и Двенадцать остановок на Крестном пути: избиение Христа плетьми, терновый венец, Христос, сгибающийся под тяжестью креста, с трудом бредущий по улицам Иерусалима. Гвозди, вонзающиеся в Его святые руки и ноги. Совсем маленьким Кэллан приставал к сестре: «А Христос – ирландец?» – и та, вздохнув, отвечала: «Нет, но мог бы быть».

Теперь Кэллану семнадцать, и он наливается пивом в пабе Лиффи на углу Сорок седьмой улицы и Двенадцатой авеню со своим дружком О’Бопом.

В баре сидит еще, кроме бармена Билли Шилдса, только Малыш Микки Хэггерти. Устроился Малыш за дальним концом барной стойки, напиваясь всерьез перед предстоящей ему встречей с судьей, который наверняка перекроет ему доступ к следующему стакану «Бушмиллса» на восемь, а то и двенадцать лет. Явился Малыш Микки с целой кучей четвертаков и все скормил музыкальному автомату, нажимая все время одну и ту же кнопку «Е-5». И весь последний час Энди Уильямс мурлыкает «Лунную реку», но дружки не возражают, потому что им хорошо известно про украденную Малышом Микки говядину.

Стоял один из тех убийственно жарких августовских нью-йоркских дней, про которые говорят: «Дело не в жаре, дело во влажности», когда рубашки липнут к спине, а обиды – к душе.

Про обиду и толкуют О’Боп с Кэлланом.

Они сидят за стойкой, потягивая пиво, и О’Боп просто не в силах расстаться с этой темой.

Говорят о том, что сотворили с Майклом Мэрфи.

– Нет, с Майклом Мэрфи они поступили не по справедливости, – твердит О’Боп. – Не по-честному так.

– Верно, верно, – согласно кивает Кэллан.

А случилось с Майклом Мэрфи вот что: он застрелил своего лучшего друга Кении Мэхера. Ну как оно бывает: оба были в тот момент в мертвой отключке от «грязи» – коричневого мексиканского героина, он в ту пору ходил по кварталу; вот так оно все и приключилось. Вспыхнула ссора между двумя наркоманами, слишком бурная, Кении малость помял Майклу кости, а Майкл взбеленился, побежал, купил маленький пистолет и, ворвавшись к Кении домой, засадил ему заряд в голову.

А потом уселся посреди дерьмовой Сорок девятой улицы, рыдая из-за того, что убил своего лучшего друга. О’Боп, проходивший мимо, поскорее увел его оттуда, пока не подоспели копы, а уж в Адской Кухне – это такой квартал – копам никогда не разнюхать, кто оборвал путь Кении до времени.

В квартале единственно копам и было неизвестно, кто прикончил Кении Мэхера. До всех остальных слушок уже дошел, в том числе и до Эдди Фрила, а это дурная новость для Мэрфи. Эдди Фрил, Мясник, собирает дань для Большого Мэтта Шихэна.

А Большой Мэтт Шихэн – хозяин квартала, он заправляет Вестсайдским союзом докеров, местными профсоюзами водителей грузовиков, в его руках игорные заведения, ростовщики, проститутки; в общем, куда ни ткни – везде он. А Мэтт Шихэн не одобряет наркотиков в квартале.

И очень гордится этим и потому так популярен у пожилых жителей Кухни.

«Говорите про Мэтта что хотите, – заявляют они, – зато он не подпускает наших детей к наркотикам».

Кроме Майкла Мэрфи, Кении Мэхера и еще пары десятков других, но это никак не сказалось на авторитете Мэтта Шихэна. А поддерживает репутацию Мэтта в основном Эдди Мясник: весь квартал до смерти его боится. Когда Эдди Мясник является за данью, человек платит. Предпочтительно деньгами, но если деньгами не получается, то расплачивается кровью и переломанными костями. После чего все равно остается должен.

В любой день приблизительно половина жителей Адской Кухни ходит в должниках у Большого Мэтта Шихэна.

И это еще одна причина, почему все притворяются, будто жить без него не могут.

О’Боп случайно услышал, как Эдди обронил в разговоре, что пора наконец кому-то приструнить засранца Мэрфи, и он сбегал к Мэрфи и предупредил приятеля: нужно слинять на время. И Кэллан тоже забежал к нему предостеречь: потому что не только Эдди имеет славу, что он подкрепляет угрозы делом, но и Мэтти без конца ноет, что наркоши убивают друг друга, а это подрывает его репутацию.