Священник?! – думает Арт. А как же «Убирайся на хрен»? Что ж это за священник – извините, даже епископ, – который употребляет такие…
Мысли его перебивают выстрелы.
Арт слышит глухой стрекот АК-47 и кидается на землю, вжимаясь в пыль. Вскинув глаза, он видит: священник по-прежнему стоит, точно одинокое дерево в прерии – все остальные рухнули на землю, – он все еще сжимает крест и кричит в сторону холмов, приказывая прекратить стрельбу.
Такой неправдоподобной храбрости Арт еще не наблюдал.
Или глупости? А может, все-таки безумия?
Черт возьми, думает Арт.
Привстав, он делает рывок к священнику, сшибает с ног и прижимает к земле.
– Пули не знают, что вы священник, – говорит ему Арт.
– Бог призовет меня, когда призовет, – отзывается епископ.
Что ж, пожалуй, Бог уже потянулся к телефонной трубке, думает Арт. Он лежит в пыли рядом со священником, пока не прекращаются выстрелы, потом рискует приподнять голову и видит: солдаты отходят от деревни к месту перестрелки.
– У тебя, случайно, не найдется сигареты? – спрашивает священник.
– Я не курю.
– Пуританин.
– Табак убивает человека.
– Все, что мне нравится, меня убивает. Я курю, пью, слишком много ем. Сублимация секса, наверное. Я епископ Парада. Можешь называть меня отец Хуан.
– Вы безумец, отец Хуан.
– Христу требуются безумцы. – Парада поднимается, отряхивается от пыли. Оглянувшись, улыбается. – А деревня-то – вот она, на прежнем месте.
Верно, думает Арт, но это потому, что gomeros затеяли пальбу.
– Как тебя зовут? – спрашивает священник.
– Арт Келлер.
И протягивает руку. Парада пожимает ее, спрашивая:
– Зачем ты явился сюда, Арт Келлер, и сжигаешь мою страну?
– Да я же сказал, это…
– Твоя работа, – подхватывает Парада. – Дерьмовая, прямо скажем, работенка, Артуро.
Он видит, что Арт реагирует на «Артуро».
– Ты наполовину мексиканец? – догадывается Парада.
– По материнской линии.
– А я наполовину американец, – говорит Парада. – В Техасе родился. Мои родители были mojados. Они привезли меня обратно в Мексику, когда я был еще совсем маленьким. Официально, однако, я гражданин США. Техасец. Ни больше ни меньше.
– Ничего себе! Йо-хо, как говорят в Техасе.
– Ну а то.
Подбегает женщина и что-то быстро говорит Параде. Она плачет и тараторит на такой скорости, что Арт почти ничего не понимает. Улавливает только несколько слов: «Padre Juan», «federales» и «tortura» – пытка.
Парада поворачивается к Арту:
– Они пытают людей в лагере неподалеку. Можешь остановить их?
Может, и нет, думает Арт. Это «Кондор». Federales доводят противников до нужного состояния, задают тон, а те потом поют для нас.
– Отец, мне не разрешено вмешиваться во внутренние дела…
– Не говори со мной как с идиотом, – перебивает священник. Голос у него такой властный, что даже Арт Келлер повинуется. – Едем.
Парада подходит и забирается в джип Арта.
– Давай, шевели задницей!
Арт залезает, пускает мотор и срывается с места.
Когда они подъезжают к лагерю, Арт видит Адана, сидящего в открытой «вертушке» со связанными за спиной руками. Campesino с жутким переломом ноги лежит рядом с ним.
«Вертушка» готова взлететь. Вращаются винты, швыряя пыль и гальку в лицо Арту. Он выпрыгивает из джипа и, пригнувшись, подбегает к пилоту – Филу Хэнсену.
– Фил, какого черта? – кричит Арт.
Фил ухмыляется:
– Двух птичек поймали!
Арту вспоминается: «Ты запускаешь двух птичек в небо. Одна поет-разливается, другая с неба на землю срывается».
– Этот парень мой! – кричит Арт. Он тычет большим пальцем в Адана.
– Пошел ты на хрен, Келлер!
Да, на хрен меня, думает Арт. Он смотрит внутрь вертолета, там Парада пытается облегчить муки campesino со сломанной ногой. Священник оборачивается к Арту с выражением вопросительным и требовательным одновременно.
Арт встряхивает головой, выдергивает пистолет сорок пятого калибра и направляет в лицо Хэнсену.
– Ты не взлетишь, Фил!