Власть пса

Итак, Наваррес злился, его унизили, а унижение превращает гордого человека в опасного.

Тут он видит Адана.

Оценив стильные джинсы и кроссовки «Найк», говорит напарнику, что этот коротышка с городской стрижкой и модным прикидом не campesino. Это наверняка какой-нибудь геймер-панк среднего уровня из Кульякана. Подойдя поближе, лейтенант воззрился на Адана сверху вниз.

– Я лейтенант Наваррес, – представляется он. – Из муниципальной федеральной полиции. Где дон Педро Авилес?

– Я про это ничего не знаю, – отвечает Адан, стараясь, чтобы голос у него не дрожал. – Я студент колледжа.

– Да? И что же ты изучаешь? – усмехается Наваррес.

– Бизнес. Бухгалтерию.

– Бухгалтер ты у нас, значит. А что подсчитываешь? Килограммы наркоты?

– Нет.

– А здесь оказался случайно.

– Мы с братом приехали на вечеринку, – говорит Адан. – Послушайте, это ошибка. Если вы поговорите с моим дядей, он…

Выхватив пистолет, Наваррес ударяет Адана рукояткой по лицу. Потерявшего сознание Адана federales забрасывают вместе с campesino, прятавшим его, в кузов грузовика и увозят.

Адан очнулся в темноте.

Он понимает, что сейчас не ночь, это на голову ему накинули черный капюшон. Ему трудно дышать, накатывает паника. Руки у него крепко связаны за спиной, он слышит треск моторов, гудение вертолета.

Видимо, мы на какой-то базе, думает Адан. Тут ухо улавливает звуки пострашнее: стоны человека, глухие удары резиной и скрежет металла о кость. В нос ему ударяет острый запах мочи, дерьма, крови, тошнотворная вонь собственного страха.

Он слышит, как ровный, хорошо поставленный голос Наварреса произносит: «Говори, где дон Педро».

Наваррес сверху смотрит на крестьянина – потеющее, сочащееся кровью, дрожащее, потерявшее человеческий облик существо, скрючившееся на полу палатки, под ногами здоровяков-солдат, один из которых держит кусок резинового шланга, а другой сжимает короткий металлический прут. Люди из наркоуправления сидят снаружи в ожидании сведений. Им требуется только информация, процесс их не интересует.

Американцы, думает Наваррес, не желают видеть, как приготовляются сосиски.

Он кивает одному из federales.

Адан слышит свист резинового шланга и взвизг.

– Прекратите избивать его! – вопит Адан.

– А, ты уже с нами, – говорит Наваррес. Он наклоняется, и Адан слышит запах его дыхания. Пахнет мятой.

– Так, значит, ты скажешь мне, где дон Педро?

Campesino вопит:

– Не говори!

– Сломай ему ногу! – приказывает Наваррес.

Раздается жуткий хруст – federale опускает со всего размаху железный прут на голень campesino.

Словно топор на полено.

И снова визг.

Адан слышит, как человек стонет, задыхается, его рвет, он молится, но не отвечает на вопрос.

– Вот теперь я верю, – заявляет Наваррес. – Он не знает.

Адан чувствует, что comandante[37 - Командир (исп.).] подходит совсем близко. На него веет запахом кофе и табака, когда federale говорит:

– А вот ты, я уверен, знаешь.

С головы Адана сдергивают капюшон, но не успевает он хоть что-нибудь разглядеть, как его заменяют тугой повязкой. Его стул запрокидывают назад, да так, что он оказывается чуть ли не вниз головой, а ноги отрываются от пола.

– Где дон Педро?

– Я не знаю.

Он и правда не знает. В том-то и беда. Адан понятия не имеет, где сейчас дон Педро, хотя от всей души желает знать. Ему открывается неприглядная правда: если б он знал, то выдал бы. Я не такой несгибаемый, как campesino, думает он, не такой храбрый, не такой преданный. Я сказал бы им что угодно, только б не позволить им сломать мне ногу, не услышать жуткий хруст, не почувствовать невообразимую боль.

Но он не знает и говорит:

– Честно, я понятия не имею…

Наваррес недоверчиво хмыкает.

И тут Адан улавливает новый запах.

Бензин.

В рот Адана запихивают тряпку.

Адан отбивается, но здоровенные лапищи удерживают его, пока ему в ноздри вливают бензин. Ему кажется, будто он тонет. Что, в общем-то, недалеко от истины. Он давится кашлем, тряпка во рту не дает ему вздохнуть. Он чувствует, как к горлу подкатывает тошнота – сейчас он задохнется от смеси блевотины и бензина, – но тут лапищи отпускают его, голова резко дергается, мотается из стороны в сторону, тряпку выдергивают, а стул бросают на место.

Когда Адана кончает рвать, Наваррес повторяет вопрос:

– Где дон Педро?

– Я не знаю! – Адан задыхается. Он чувствует, как на него накатывают волны ужаса. И он совершает глупость – говорит: – У меня в карманах есть наличные.

Стул снова запрокидывают, заталкивают в рот тряпку. Ручей бензина льется в ноздри, заполняет пазухи, заливает мозг. Адан надеется, что ему не кажется и бензин убьет его, потому что пытка невыносимо мучительна. И когда он почти отключился, стул брякают на место и выдергивают тряпку. Его рвет.

– За кого ты меня принимаешь?! Ты думаешь, кто я? – визжит Наваррес. – Я тебе что, дорожный коп, остановивший тебя за превышение скорости? Ты мне подачку хочешь сунуть?

– Простите, – давится словами Адан. – Отпустите меня. Я заплачу, сколько пожелаете. Назовите сумму.