Венера Боттичелли

ЛОРЕНЦО. Савонарола был пироманьяком, который получал сексуальное удовлетворение, наблюдая за сжигающим огнем.

БОТТИЧЕЛЛИ. Ты говоришь это сейчас, но ведь именно ты пригласил его во Флоренцию.

ЛОРЕНЦО. Это один из многих моих грехов, за которые я буду гореть в аду, бок о бок с ним. По дурости я подумал, что он может принести новые идеи и духовное возрождение самым вздорным людям на земле, а вместо этого он разжег костер и принялся сжигать книги и картины.

БОТТИЧЕЛЛИ. Он сжигал только нечистые картины.

ЛОРЕНЦО. Он сжигал ТВОИ картины. Слава Богу, не смог добраться до большинства из них. Позор тебе, извиняться за этого лунатика и поворачиваться спиной к своей работе. Нельзя расточать такой талант. На что ты теперь живешь?

БОТТИЧЕЛЛИ. Ни на что. Я живу ни на что.

ЛОРЕНЦО. Что с тобой произошло? Неважно. Не хочу знать. Мы вытащим тебя из этой дыры, и ты кое-что нарисуешь для меня.

БОТТИЧЕЛЛИ. Я больше не рисую.

ЛОРЕНЦО. Что ж, начнешь снова. Я заплачу тебе больше, чем это стоит, и обеспечу пристойным жильем.

БОТТИЧЕЛЛИ. Медичи всегда верили, что деньги решат любую проблему. Ты управляешь Флоренцией и думаешь, что у тебя власть, но это иллюзия.

ЛОРЕНЦО. Мы используем деньги, что делалось нужное и не делалось обратное. Мы всего лишь банкиры, потому что не доверяем наши деньги кому-то еще, зная, что большинство банкиров – преступники. Это правда, мы разбогатели на деньги других людей, но мы всегда заботились о бедных.

БОТТИЧЕЛЛИ. Потому что это прибыльный бизнес.

ЛОРЕНЦО. Потому что большинство человеческих существ не способны управлять даже собой. Без людей вроде нас, приглядывающих за ними, они оказываются во власти или тиранов, которые самолюбивые монстры, или хаоса. Мы создали прекрасный город, в котором возможна достойная жизнь, мы поддерживаем искусство, литературу, науку, мы сохраняем древние рукописи. С нашей помощью создаются шедевры. Именно этим ты и занимался, пока не начал сжигать свои картины, следуя указаниям религиозного фанатика, а потом еще и заполз в эту нору, чтобы умереть.

БОТТИЧЕЛЛИ. Сохранение древних рукописей. Ты действительно думаешь, что тебе удастся что-то спасти? Все, сохранением чего ты так гордишься, будет уничтожено. Все, что я нарисовал, будет уничтожено. Все будет уничтожено.

ЛОРЕНЦО. Еще одна причина ценить все это, пока оно у нас есть. Знаешь, что бы я отдал за способность рисовать, как ты. Но даже обладай я таким даром, я не смог бы бросить то, что делаю сейчас. Потому что такие дураки, как ты, нуждаются в таких людях, как я. Или вы никогда не проживете достаточно долго, чтобы создать хоть что-нибудь. Это та девушка? Тебя все еще мучает та девушка? Долгие годы ее лицо продолжает появляться на всех твоих картинах, и теперь…

БОТТИЧЕЛЛИ. Оставь меня в покое. Тебя все равно здесь нет. Ты мертв. Лоренцо де Медичи умер давным-давно. Ты – еще одна галлюцинация, посланная дьяволом, как и все прочее в моей жизни.

ЛОРЕНЦО. Когда ты передумаешь, моя дверь по-прежнему открыта для тебя. (Уходит).

БОТТИЧЕЛЛИ. Это дверь могилы.

СИМОНЕТТА. Как многие гении, во всем остальном ты – дурак. Почему ты оттолкнул его? Он пытался тебе помочь.

БОТТИЧЕЛЛИ. Он не пытался мне помочь. Его здесь не было. Лоренцо де Медичи мертв. Он умер давным-давно. Все вы – демоны, которые приходят из ада, чтобы мучить меня.

СИМОНЕТТА. В руинах музея, который в разуме Бога, все времена и места сосуществуют. Эротическое и садистское, священное и нечестивое, все перемешено у тебя в голове. Я такая же. На меня лучше всего смотреть под разными углами одновременно. И на меня так смотрели. Все мужчины на улице всегда смотрели на меня.

САВОНАРОЛА. Магдалена. Вавилонская блудница.

СИМОНЕТТА. Все мужчины Флоренции влюблялись в меня. Бегали за мной. Полициано писал обо мне глупые стихи.

ПОЛИЦИАНО (говорит из одной из пустых рам).

«И девушка с лицом богини нежным,
Плывет на ней, качаясь по волнам».

БАНДИНИ (выглядывая из другой рамы). Я ел торт в кладовой.

СИМОНЕТТА. Мужчины отталкивали друг друга, чтобы приблизиться и поклониться мне. Это было ужасно. Но и радовало. А теперь я в музее, в ловушке деревянной рамы. Я выжила в нескольких вариациях. Предмет вожделения должен быть на расстоянии руки, но оставаться недоступным. Я выучила это в другой жизни, когда стриптизом зарабатывала деньги на обучение.

БОТТИЧЕЛЛИ. В другой жизни? О чем ты говоришь? Половину времени ты просто не знаешь, что говоришь.

СИМОНЕТТА. Необходимо научиться расслабляться, если хочешь танцевать экзотические танцы. Раздеваться догола перед другими на самом деле способ укрыться от себя. Тем самым отвлекается внимание от твоей души. Главное – знать, что снимать нельзя. Неожиданный короткий взгляд, прищур левого глаза, в нужном контексте, в нужный момент толкали мужчин на самопожертвование. Мужчин хороши только для совокупления, да и в этом не так хороши. Но в музее запрещено прикасаться к картинам. Прикосновение к картине карается смертью.

БОТТИЧЕЛЛИ. Я не понимаю тебя, когда ты так говоришь. И не хочу. Я только хочу, чтобы ты ушла и оставила меня в покое.

ЛОРЕНЦО (стучит в дверь, в темноте). НАТАЛЬЯ! Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ!

СИМОНЕТТА. Ты помнишь, когда нарисовал меня в первый раз?

БОТТИЧЕЛЛИ. Нет. Не хочу вспоминать.

СИМОНЕТТА. Ты старался вести себя, как профессионал.

БОТТИЧЕЛЛИ. Я был профессионалом. Я работал. Это была моя работа.

ЛОРЕНЦО (барабанит в дверь). НАТАЛЬЯ, КЛЯНУСЬ БОГОМ, ЕСЛИ ТЫ СЕЙЧАС ЖЕ НЕ ВЫЙДЕШЬ, ТЫ УВОЛЕНА! НА ЭТОТ РАЗ Я ГОВОРЮ СЕРЬЕЗНО!

СИМОНЕТТА. Это Джулиано, брат Лоренцо захотел мой портрет. Он меня любил. Я думаю, он меня любил. Или думал, что любит меня, потому что не мог мною обладать. В любом случае, он меня хотел. Но меня хотели все.

ЛОРЕНЦО. НАТАЛЬЯ! НАТАЛЬЯ!

СИМОНЕТТА. Что это? Чувствуешь запах? Кто-то сжигает листья?

БОТТИЧЕЛЛИ. Это костер на площади. Они сжигают мои картины.

САВОНАРОЛА. ДЕМОНЫ! ДЕМОНЫ! ДЕМОНЫ! ДЕМОНЫ! ДЕМОНЫ!

Картина 3. Джулиано де Медичи

(ДЖУЛИАНО ДЕ МЕДИЧИ в студии БОТТИЧЕЛЛИ во Флоренции. 1470-е гг. СИМОНЕТТА остается, наблюдает из теней, с водкой).

ДЖУЛИАНО. Мой брат Лоренцо очень высоко отзывается о твоей работе. Я хочу, чтобы ты написал для меня портрет.

БОТТИЧЕЛЛИ. Для меня это большая честь, синьор. Когда бы у вас ни нашлось время, чтобы прийти и позировать мне…

ДЖУЛИАНО. Нет. Не мой. Мне нужен портрет Симонетты Веспуччи.

БОТТИЧЕЛЛИ. Ох. Ну, разумеется.

ДЖУЛИАНО. Что? Тебе кажется странным, что я заказываю портрет жену другого мужчины?

БОТТИЧЕЛЛИ. Нет. Разумеется, нет. Она прекрасна.

ДЖУЛИАНО. Дело не в этом. Ладно, в этом тоже, но не только. Она из тех людей, на которых смотришь и думаешь – да, впечатляет. То же происходит, когда ты сталкиваешься с чем-то прекрасным, а потом поворачиваешься, чтобы посмотреть на другое, но что-то заставляет тебя повернуться и вновь посмотреть на нее, а потом ты обнаруживаешь, что не можешь отвести от нее глаз. Некоторые женщины просто остаются в твоей голове. И не скажешь с точностью, почему. С картинами то же самое, правда? Некоторые сделаны весьма умело, но ты смотришь на них, а потом идешь дальше и даже не вспоминаешь, тогда как другие преследуют тебя, как призраки. Ты с этим сталкивался, так? Вот я и подумал, если у меня будет ее портрет, я смогу постоянно смотреть на него и не думать о том, что это невероятное существо постоянно оскверняет какой-то болван. Да только… Разумеется, в итоге мне станет только хуже. От всего мне становится только хуже. Если кто-нибудь спросит тебя, не было у нас этого разговора. Начав говорить о ней, я, похоже, не могу остановиться. А еще я выпил. Это заметно? Неважно. Нет смысла заставлять тебя лгать ради меня. У моего брата Лоренцо взгляд на мир более ясный, чем у меня. Я из тех дураков, которые позволяют эмоциям портить мне настроение. Мой брат – из тех, которые не позволяют. А ты из каких дураков?