Логово тьмы. Цикл ВОИН

– Вот это меня и насторожило. Не про нас, Рати-борушко, а про тебя и Микулу! Помнишь? Молодой, волосы цвета огня… И твой синий кафтан. Все верно. Но если это Витим и если он вдруг решил, что нам за каким-то лешим понадобится именно эта девица, то почему он не описал всех нас? Тебя, меня, Микулу, Сершхана? Откуда он может знать, что Сер-шхан погиб? Хоронили ведь без особого шума! Почему-то он решил, что Мару будете искать именно вы с Микулой. Может, ты не договариваешь чего?

– Да уж прямо… Вечно я у тебя виноватый, – отмахнулся Ратибор.

– Нет, ты скажи как есть – знал Мару раньше или нет? Вы ведь с Микулой этими местами шли на Киев! И коней именно тут оставили.

– Через деревню мы не шли! Просто встретили в поле девок, что рожь убирали. Они нас накормили, залатали одежду, а мы им коней оставили, чтоб через Собачий Овраг пройти. Одну звали Власой… – мечтательно припомнил стрелок. – Другая все на Микулу поглядывала. Ладушка, дочка местного старосты. С ними была еще третья, немного постарше, но имени своего не назвала. Высокая, рыжеволосая, на Мару совсем не похожа.

– Но при чем тут тогда Мара? – Волк оторвал кусочек мяса и задумчиво бросил в рот. – Непонятно… Может, Витим узнал что-то, что до нас не дошло? Ведь это он надоумил старосту принесть девку в жертву! Чем она ему помешала?

– Стой! – встрепенулся Ратибор. – Погоди! Помешала, говоришь? Так… Есть в твоих словах какая-то зацепка… Давай разберемся. Может, Мара действительно чем-то помешала Витиму?

– Ну, – с набитым ртом кивнул Волк.

– Но в людной деревне расправиться с ней он не решился, куда проще это сделать руками старосты. Напугал народ страшными бедами и намекнул, как от них избавиться.

– А при чем тут вы с Микулой?

– Кони! – назидательно поднял указательный палец стрелок. – Пока Витим был в деревне, узнал про чужих коней. Ветерка он узнал сразу, такое чудо ни с чем не спутаешь, а про хозяина другой лошадки мог расспросить у тех же девок.

– Это ладно, – снова кивнул Волк. – - Наверно, так и есть, но зачем он сказал, что вы станете именно Мару искать?

– Очень просто! Значит, она действительно знает про Витима какую-то нехорошую тайну, о которой нам ведать нельзя. Он ведь понял, что именно мы с Микулой явимся за конями! Потому и остерег старосту, чтоб не дал нам встретиться с Марой.

– Похоже на правду… – Певец запил мясо. – Но меня пугает другое. Витим обещал деревенским страшные беды. И вдруг, невесть откуда, появляется кошмарный жряк, о котором до сей поры лишь сказки сказывали! Случайность?

– Не верю я в эдакие случайности, – нахмурился Ратибор. – Но страшно даже представить, что кто-то из смертных может вызывать из небытия таких жутких тварей. Ладно, порасспросим у Мары, а там поглядим. Такие вот дела…

Глава 6

Утро выдалось неожиданно хмурым, промозглым, а неопрятные обрывки туч то и дело закрывали и без того холодный диск солнца, низко плывущий над вершинами гор. Микулка, надув губы, зябко кутался в отсыревший тулуп, уже изрядно попахивающий мокрой псиной, Жур, как обычно, ехал молча, зато голова Мякши вертелась по сторонам с неустанноетью мельничного колеса. Все вокруг было ему интересно, все ново, он и Киев-то повидал совсем недавно, а тут и вовсе рот раззявил, поскольку гор отродясь не видывал.

Над притихшей троицей всадников уже давно кружили здоровенные вороны, хрипло каркали, словно захлебываясь низкими тучами. Микулка попытался их разогнать, сбил двух птиц меткими стрелами, но остальные со странным упорством продолжали кружить в небесах жутковатым черным хороводом.

– Жур! – обратился к волхву Мякша. – Скажи, правду говорят, что вороны загодя смерть чуют? Мол, еще жив человек, а они уже собираются.

– А отчего же, по-твоему, их вещими птицами кличут? – спокойно отозвался Жур. – Оттого как раз, что могут зрить будущее.

– Ну а тут чего кружат? – поежился юноша. – Неужто из нас кто помрет?

– Необязательно. Они, кроме всего прочего, поумнее других птиц будут. Видят оружие, вот и пристроились. Где три витязя при сброс, там до смерти рукой подать. Микула, далеко еще до городища ари-маспов?

– Расщелину, в которой нас тогда полонили, я уже вижу. А от нее до городища меньше версты. Только напрямик ехать глупо, заметят нас как пить дать. Ох, нарвемся мы, не ровен час… Не к добру тишина такая. И вороны эти… Говорю тебе, Жур, надо было дружину набрать побольше! Еще не поздно воротиться, все равно никто, кроме нас, не знает, где Камень лежит! Сотню лет сюда никто не доберется! А?

– Что, опять прихватило? – нахмурился волхв. – Успокойся и не трусь! Только Мякшу зазря пугаешь. Я никакой опасности не чую, словно на многие версты ни одной живой души. Ты точно не ошибся? Может, городище подальше будет?

– Вот еще… Никогда не плутал! – обиделся паренек. – И не трушу я! Осторожность никогда лишней небудет! Вот скажи, в чемразница между страхом и трусостью? Ведь только дурак ничего не боится!

– Верно… Но страх предупреждает об опасности, дает силы к борьбе, а трусость лишает воли, заставляет хорониться или бежать без оглядки.

Микулка лишь вздохнул тяжело. Он понял, что Жур прав, и вспомнил, как год назад бился с упырями у домика на соленых болотах. Тогда от страха волосы шевелились как змеи, а от липкого пота едва меч не выскальзывал из дрожащих ладоней. Все казалось нипочем, поскольку и так помирать лютой смертью, но напряженные до треска руки без устали рубили отточенной сталью, глаза мигом откликались на малейшее изменение света и тени, тело слушалось беспрекословно, как верный боевой конь. Не возникало и мысли о бегстве, да и о спасении не очень-то думалось.

Ныне совсем иначе… Ничего страшного кругом нет, только хмуро и грустно, но душа так и рвется отсюда куда-нибудь в теплый уютный дом. Закинуть меч в чулан, затопить баньку, отмыться, насыпать на лавку теплой душистой соломы и улечься спать. Эти мысли страха не вызывали, но стоило оглядеться вокруг, на жуткие острые скалы, на кружащих в небе воронов, почувствовать за спиной тяжесть меча, как под рубахой начинали ползать мурашки, а руки, не слушая разума, сами пытались развернуть коня обратно.

– Я хворый… – грустно шепнул Микулка.

– Не хворый, а раненый, – подъехав ближе, поправил Жур. – Это очень разные вещи! В боевых ранах позора нет. Не зараза тебя одолела, а злобный враг, и если будешь помнить об этом, сыщешь силы бороться. Иначе, укус за укусом, удар за ударом, темная тварь тебя свалит. Не в могилу, а на теплую печь. Вот и подумай, что хуже.

– Смерть все же лучше… – непослушными губами вымолвил паренек, хотя мысль о сырой могиле холодом свела сердце. – Смерть лучше позорной лени.

– Видишь! – довольно улыбнулся Жур. – Умом понимаешь, а тело всегда можно заставить подчиняться. Надо только иметь в себе силу. Когда-то, очень давно, я в себе эту силу нашел, придется и тебе поискать, коль ты витязь Стражи! И запомни – всегда есть выход. Надо только найти смелость сделать правильный выбор.

Жур отъехал, и вдруг такая злость взяла Микулку, что он позабыл и о холоде, и о хмурых скалах, и о воронах, упрямо кружащих над головой. Перед живыми врагами никогда не кланялся, всякую нежить бил, а тут скуксился от того, чего даже увидеть нельзя! Не соромно ли? Подумаешь, мечется по ту сторону Яви. бешеный пес Тьмы, кусает всех без разбору. Что с того? Укусов упырей и полуденниц не боялся, а от них похуже лихо, чем от собственной трусости. «Все! Хоть помирать буду от страха, никто в целом свете этого не заметит. Пусть хоть на части рвут! А добуду Камень, сам в логово Тьмы пожалую, поглядим, какова эта тварь, один на один!»

Он перестал ежиться в отсыревшем тулупе и гордо расправил плечи, хотя завывания ветра в камнях

студили кровь в жилах отголосками страха. Никто не заметит! Никто в жизни не назовет его трусом. Лучше в первом же бою сложить голову, чем кто-то скажет, что он от этого боя ушел. Микулка стукнул коня пятками. За ним прибавили ходу Мякша и Жур и еще резвей поскакали на восток, навстречу светлому пятну солнца, будто прорубленному в серой пелене туч.

Вороны отстали. Наверное, были не так голодны, чтобы лететь невесть сколько за витязями, которые и сами не знают, чего в этой жизни ищут.

– После расщелины придется оставить коней, – предупредил Микулка. – Там по скалам надо будет карабкаться, только пешему и пройти.

– Значит, с собой возьмем оружие, а остальное оставим с конями, – кивнул Жур. – Правда, боец у нас пока будет только один.

– Что?! – вытаращил глаза Микулка. – Как это один?

– Да вот так. Сам же говоришь, что нас маловато, вот я кое-что и придумал для твоего успокоения. Я тебе рассказывал, как без глаз вижу?

– Зришь будущее на миг вперед… – пожав плечами, буркнул паренек. – Это если тебе верить.

– Ну-ну, посомневайся еще, – улыбнулся волхв. – Но я могу зрить не только на один миг вперед, но и гораздо дальше.

– Брешешь небось… – В Микулке снова проснулось давнишнее недоверие, уж больно дивные вещи говорил Жур.

– А ну, слезай с коня.

– Это еще зачем? – подозрительно спросил паренек.

– Слезай, говорю! Сейчас узнаешь.

Волхв и сам спрыгнул с лошади, снял с седла посох с загнутой крючком верхушкой.

– Сейчас ты отойдешь на десяток шагов и начертишь на земле резу. А пока будешь идти, я гляну в будущее, узнаю, что ты выписал, и нарисую то же самое.

– Ну и ну… – покачал головой Мякша. – Неуж-то получится?

– Вот и попробуем! – усмехнулся Микулка, неуклюже доставая меч.

В тулупе это оказалось вовсе не просто, руки сгибались не полностью, да и лохматый промокший воротник мешал ухватиться за рукоять.