Тройной капкан. Цикл R.E.L.I.C.T.

Уже у самого перекрестка Зорянов рывком выдрал одну из пуговиц и швырнул ее под колеса проехавшего мимо фургона. На душе сразу стало легче, а страх начал постепенно сменяться эйфорией, какая наступает обычно после самых экстремальных приключений.

Зорянов вспомнил, как Толик с Серегой уговорили его прыгнуть с моста на тарзанке. И как после приземления он хохотал, не в силах остановиться и без умолку рассказывал друзьям о пережитых им ощущениях. Потом он узнал, что так проявляется выброс в кровь большого количества эндорфина, почти не отличающегося по структуре от морфия. И вот теперь состояние было очень похожим. Эйфория накатывала и овладевала всем его существом.

На переходе зажегся зеленый для пешеходов. Машины затормозили, выстроившись в три ряда, и среди них Зорянов заметил свой черный «Лексус», за рулем которого сидел Толик. Зорянов не стал ждать, когда поток автомобилей снова тронется, а спешно пересек проезжую часть, открыл дверцу и сел на переднее пассажирское кресло раньше, чем Толик был вынужден нажать на газ, чтобы не мешать другим.

– Ну, как? – сходу полюбопытствовал он.

– Отлично, – без всякой охоты ответил Зорянов. – Дала интервью в развернутом виде. Но ты можешь расслабиться и губу не раскатывать. Ничего из этого материала в газету не попадет.

– Даже выжимки? С твоего согласия и с твоей редактурой? Илья, ты вообще прикидываешь, сколько шеф нам вывалит за эксклюзивное интервью с Уваровой?

– Это для частного заказчика. И он отвалит за него, поверь, больше раз в сто. Я с тобой по-честному поделюсь. Что еще?

– Не верный у тебя подход, Илья, – вздохнул Толик, поворачивая на Садовое. – Вот по-дружески. Знаешь поговорку, что ласковое дитя двух маток сосет? Вот, при правильном подходе можно срубить и там, и сям.

– Толик, мы в России живем, – возразил Зорянов. – И у нас такие реалии, что ласковое дитя тут просто сосет. У всех подряд. Причем бесплатно. Так что я рисковать не буду, а подойду к вопросу жестко. Обещал, сделал.

– Честным решил стать? – Толик усмехнулся. – Это тоже не для российской действительности.

– Не честным, а богатым, здоровым и живым, – спокойно ответил Зорянов. – За счет чего и намерен вырваться из упомянутых тобой российских реалий.

Толик фыркнул, но дальше спорить не стал. Они договорились, что доедут вместе до Театральной, там Толик выйдет, а Зорянов отправится на встречу с заказчиком.

Пересев за руль своего «Лексуса» и оставшись, наконец, один, Зорянов позволил себе расслабиться. Пока вел Толик, приходилось время от времени поглядывать в боковое зеркало, пытаясь убедиться, что нет хвоста. Ни одна из машин позади не ехала так долго, чтобы вызвать хоть какие-то подозрения. Все шло по плану, и даже лучше. Оставалось только добраться до улицы Баррикадной, где была назначена встреча с мистером Откиным. И хотя до нее оставалось более четырех часов, Зорянов не собирался заезжать ни домой, ни в редакцию. Первое предполагало бы значительный крюк, который, с учетом московских пробок, мог закончиться опозданием, второе обеспечило бы массу ненужных и неудобных вопросов со стороны шефа, которому Толик мог запросто слить информацию.

Зорянов воспользовался услугами приятеля исключительно из трусости, и прекрасно отдавал себе в этом отчет. Никакой реальной необходимости во втором водителе не было, но идти на дело одному было очень уж страшно. Просто страшно, и все. Без намека на рациональное объяснение. Точно как в детстве, когда в темный подвал одному не сунуться, а вот с приятелем – без проблем. Но даже понимая истинную мотивацию, Зорянов не в силах оказался ее побороть. Его не остановила ни опасность информационной утечки, ни риск для самого Толика.

Теперь Зорянову было стыдно, как всегда, когда приходилось идти против голоса совести. Но и слушать его тоже казалось немыслимым. Если ему во всем следовать, то о шикарной жизни во Франции или Нидерландах можно даже не думать. Ни о чем тогда можно не думать, а останется только пойти на завод и устроиться слесарем. Там с чистой совестью прожить можно до самой пенсии, если не воровать гайки и не продавать их потом на блошином рынке.

Не раз и не два Зорянов задумывался, зачем вообще человеку дана совесть, если она не ведет к повышению эффективности, если ничего не приносит она, кроме вот таких угрызений. Он и в церковь ходил с этим вопросом, но ответ не удовлетворил, только сомнения вызвал, и новые вопросы. Батюшка тогда ответил, что совесть – это данный богом компас, уводящий от действительно опасных деяний. От тех, которые приводят не к травмам тела, а к повреждениям главного человеческого скелета – его души.

Зорянов считал себя человеком глубоко православным, но не смог принять этот, данный отцом Георгием, ответ. Его принятию мешала наблюдаемая действительность, в которой успеха можно добиться исключительно вопреки совести, а не благодаря ей. Даже сами священники, большинство из которых разъезжает на еще более дорогих, чем у Зорянова, авто, не могут руководствоваться совестью. Иначе бы они на таких машинах не ездили. Наличие такой машины с чем угодно совместимо, но не с чистой совестью. И получалось, что все врут, включая священников. Есть какой-то секрет, некая тайна, как поступать правильно, но никто не выдает ее непосвященным. Приходится нащупывать путь самому, набивая синяки.

На самом деле у Зорянова уже давно возникло подозрение, в чем именно состоит этот великий и страшный секрет. По крайней мере, все, включая священников, вели себя так, словно нет в этом мире ни души, ни бога, ни рая, ни ада. Словно нет никаких посмертных мучений или блаженств, а все мучения и наслаждения существуют только в этой, причем единственной, жизни. Иначе, зачем те же священники стремятся к роскоши и богатству? Они на словах провозглашают это пустым и опасным, но на деле ездят на «Майбахах», а не на бюджетных хэч-бэках. Или вот патриарх. Зорянов до глубины души поразился, что глава церкви больше верит в материальную и научную силу брони своего автомобиля, чем в духовную силу защиты господней. А если не верят они, приближенные к таинствам больше других, то как остальным верить?

Выходит, что на бога надейся, а сам не плошай. Но если так, то при чем тут вообще тогда бог? Если под взглядом его всевидящим совершенно спокойно ходят насильники и убийцы, процветают обирающие народ банкиры и разворовавшие страну олигархи? Если вообще добивается успеха в этой жизни лишь тот, кто впрямую нарушает заповеди господни? Жирные чревоугодники, геи, лгуны. Почему в древности бог не пожалел ни детей, ни женщин содомских, а Москва стоит себе и стоит, хотя давно уже должна была переполнить чашу божьего терпения?

Все эти противоречия смущали Зорянова, заставляли задуматься и даже толкали на эксперименты, но не уменьшали веру в бога. Просто чем дальше, тем больше крепло подозрение, что виной всему не отсутствие бога, а банальный, идущий от людей обман. Бог любит всех и хочет всех видеть счастливыми, удовлетворенными и богатыми. Но те, кто уже богат, не хотят ни с кем делиться, а потому лгут, призывают к отказу от всего инстинктивно или рационально приятного, от всех радостей этой жизни в пользу мифического загробного блаженства. Зорянов в это, может быть, и поверил, если бы на деле все эти пророки не поступали прямо противоположным образом. Говорили одно, делали другое. За единичными исключениями.

В конце концов Илья пришел к выводу, что настоящий бог карает как раз за лень и бедность, за неумение воспользоваться дарами господними, за отказ от них. А помогает он тем, кто стремится наполнить жизнь радостью и наслаждением. И тем, кто, подобно ему самому, наказывает глупых, бездарных, необразованных, неумелых, наивных. Тех, в общем, кого принято называть лохами. Так как деяниями своими лохи позорят имя человека, созданного по образу и подобию, а потому предали не только себя, но и самого бога. Значит, в отношении лохов не может быть угрызений совести. Совесть не ради лохов создавалась. Совесть предполагает всех людей равными, а потому и бунтует в случае обмана. Но люди не равны. Ибо всех создал бог, но дьявол часть из них сбил с пути истинного, обманом и искушением превратил в лохов. Они, лохи, есть порождение тьмы, а потому богопротивны и подлежат наказанию истиной. Именно истиной, а не чем-то другим. Для их же спасения их надо, что называется, развести и именно этим показать, на чьей стороне бог.

Зорянов вспомнил, как сам был лохом. Верил в царствие небесное и прочую чушь, выдуманную священниками ради выявления лохов и их последующего спасения. Но в какой-то момент Илья заподозрил, что слова для лохов, а деяния служителей господа для подражания. Именно потому у церковников речи так расходятся с делом. Это фильтр. Фильтр против лохов. Ибо только ищущие обретут.

Когда это возникло у Зорянова в виде подозрений, которые он начал активно проверять на практике, жизнь начала стремительно меняться к лучшему. Появилась перспективная работа, карьера, деньги, уважение и даже некоторая доля власти. А с появлением мистера Откина, еще и надежда. И надо теперь не о совести думать, а решительно действовать, чтобы ничего не профукать.

Пробка на радиальном проспекте была чудовищной, еле тянулась. Зорянов порадовался, что не стал никуда заезжать. Лучше уж пару часов провести в ресторане, где назначена встреча, чем опоздать на нее.

Глава 6. В которой Александр Фролов вспоминает собственный опыт столкновения с необъяснимым, а затем получает подтверждение опасений

Фролов любил часами сидеть в полутемном наблюдательном пункте, рассеянно глядя на мониторы, ничего на них особенного не видя, а просто размышляя о чем-то своем. К операторам, работающим за пультами, он настолько привык, что они ему не мешали и ни от чего не отвлекали, если не случалось чего-то экстраординарного, как вчера вечером, например.

Мысль о странном человеке в черной шляпе не желала покидать голову, возвращаясь снова и снова. Кто он? На кого работает? Связано его появление с сегодняшней атакой на Уварову? Не было никаких точных данных, одни догадки и предположения. Даже в боевых условиях от разведки можно дождаться каких-то подтвержденных и проверенных фактов. А тут – ничего. Полный ноль. Единственная зацепка, способная вытянуть нить логики из общего клубка перепутанных домыслов – это Зорянов. В настоящий момент его «Лексус», как щепка в густых и медленных сточных водах, продвигался по Тверской от Бульварного кольца к Садовому. Это нельзя было ускорить никак. С этим можно только смириться, включить терпение на полную мощность и ждать известий от оперативников, надеяться, что Зорянов все же с кем-то встретится и кого-то проявит, а не пропадет на ровном месте, как это проделал Черная Шляпа у пяти наблюдателей на глазах.

И не мог Фролов при этом не думать о собственных странных снах, которые и не снами оказались вовсе, а самыми настоящими перемещениями в другой мир, чуждый и опасный. Именно перемещения в этот мир некогда принесли Фролову сказочное богатство, а затем они же надоумили от всего отказаться. Ну, к примеру, как со стороны могла выглядеть ситуация, когда Фролов, разогнавшись на своем тюнингованном «Жигуленке», на полном ходу врезался в стену, но не расплющился, а переместился в Сферу Взаимодействия через найденный Алисой портал? Со стороны это выглядело как исчезновение в доли секунды. Это выглядело так же, как в случае с Черной Шляпой. Был человек, и пропал.

То, что Черная Шляпа пропал не сразу, а некоторое время уходил от преследования, укрепило Фролова в предположении, что дело именно в портале. Черная Шляпа знал, где в данный момент расположена дыра между мирами, к ней стремился и через нее ушел. Алиса говорила, что портал постоянно перемещается. Причем, сам Фролов тоже проехал через дыру на Бульварном Кольце, недалеко от дома-музея Горького. Так что связь хоть и не была явной, но допущение такое напрашивалось. Вот только Алиса находила портал при помощи специального прибора, эфирного детектора, напоминавшего окуляры ночного видения для танкистов, а у Черной Шляпы ничего подобного не было. Но это мало о чем говорило. Сам Фролов знал несколько разных способов попасть в Сферу Взаимодействия вообще без всяких порталов, и несколько из них использовал лично. Так что волей неволей вспомнился шум вечного ливня Сферы Взаимодействия, а звук этот не сулил ничего хорошего. Если Черная Шляпа действительно является частью той давней истории, то ухо надо держать востро. Это пострашнее любой иностранной разведки.

Чем больше времени проходило, тем сильнее хмурился Фролов. Он даже решил, что надо бы найти или Алису, или Дьякона, знавших о Сфере Взаимодействия больше него, но это вряд ли получится провернуть быстро, ввиду необычности самих персонажей.

Фролов все сильнее ощущал, как сгущается обстановка, тяжелая, нехорошая. Сгущается не вокруг него, на это бы он наплевал, а сгущается вокруг Уваровой и «Консорциума». Впервые за долгие годы Фролов ощущал бессилие перед надвигающимися событиями. Не потому, что не хватало возможностей, нет, их как раз было предостаточно. Не хватало информации, не хватало верных союзников. Хотя, в Москве живет Гром, на него, в случае чего, тоже можно будет рассчитывать. Но больше всего не хватало уверенности.

Уварова высоко оценивала работу службы безопасности, но Фролов смотрел на это куда критичнее. Он понимал, что вместе с растущим весом и влиянием «Консорциума», проблем будет прибавляться. И он, Фролов, не имеет ни малейшего права делать хоть что-то спустя рукава. Не из-за денег, конечно, и не ради карьерного роса. Просто защита Уваровой от любых бед воспринималась им не как банальный служебный долг, а скорее как нечто вроде рыцарского обета. В последнее же время, особенно после введения моратория на реликт, все заметнее и заметнее становилось внешнее давление на Уварову. И общественное, и политическое и, как ни странно, даже религиозное. Обычно церковь все новое воспринимает со здоровой долей опаски, а тут прямо наоборот. Словно в пику официальному Ватикану, который не посчитал возможным признать реликторную энергетику полностью безопасной. Плохо, что в данном случае это тысячелетнее противостояние пошло не на пользу Уваровой.

Фролов много раз замечал, что она старается держаться бодро, на провокации не реагировать, работать в обычном режиме и решать возникающие проблемы легитимными методами. Переговорами, внедрением перспективных технологий, лоббированием в политике, наконец. Все это правильно, все это эффективно было, но, по мнению Фролова, только до вчерашнего вечера, до появления в парке странного незнакомца. Он представлял уж точно не интересы кого-то из противников внутри страны. А утром Зорянов еще больше подлил масла в огонь. За ним тоже стоит внешний враг, это ясно.

Наиболее вероятно, что этот могущественный противник на поверку окажется международной корпорацией «Реликт Корпорейшн». И если так, если в игру вступила очень тяжелая артиллерия, то и методы противодействия тоже придется менять с сугубо мирных, на откровенно силовые. А как иначе? Им дай волю, они и танки в Москву введут!

А тут еще Черная Шляпа и, возможно, Сфера Взаимодействия. Если «Реликт Корпорейшн» как-то дотянулась до странного чужого мира, воздействие в котором крепко сказывается на происходящем реальности, то это сильно все усложнит. Впрочем, на этом поле Фролов дважды выигрывал, и тут как раз его уверенность слабину не давала.

Какие именно силовые действия годятся против такого колосса, как «Реликт Корпорейшн», Фролов пока не знал. Но лишь оттого, что еще не размышлял над этим всерьез. Тучи ходили вокруг да около, но гроза еще ни разу не сверкала непосредственно над головой Уваровой. И вот она сверкнула. И не стоило строить иллюзию, что сверкнула в последний раз.

Беда в том, что «Реликт Корпорейшн» уже так крепко встала на ноги, как с экономической, так и с политической точки зрения, что легко выдержит любую лобовую атаку и без труда сомнет столь же лобовую оборону. Тут нужна была некая хитрость, Фролов быстро пришел к этому выводу. Но хитрость именно силового характера, которая крепко ударит по протянутым в сторону России жадным пальцам западных промышленников. Чтобы не ойкнули, не стали искать другие подходы, а чтобы отшатнулись в ужасе, сами забыли бы смотреть в эту сторону и детям своим бы завещали сюда не смотреть.

Если применить всю силу «Консорциума», то в таком порядке можно было бы потягаться с «Реликт Корпорейшн». Но Уварова никогда не пойдет на это. Не из страха. Из-за принципов. И Фролов эти принципы уважал. Вот только нельзя, чтобы они довели до беды.

Благо, у Фролова, как у начальника службы безопасности, были в этом плане не только средства, но и целый спектр возможностей по их применению. И, в дополнение ко всему Уварова открытым текстом позволила применять любые средства для выяснения, куда ведут запутанные корни возникшей вчера проблемы.

На пульте одного из операторов вспыхнул алым светом индикатор входящего внутреннего вызова.

– Вас хочет слышать Соломон Викторович, – наблюдатель переключил сигнал на скрытую гарнитуру Фролова.

– Да, Соломон Викторович, – отозвался тот. – Хорошо. Подойду, конечно!

В отличие от заоблачного офиса Уваровой, вотчина Соломона Крачека, одного из наиболее умудренных опытом сотрудников корпорации, располагалась глубоко под землей и за глаза называлась «ад». Не только, кстати, ввиду такого заглубленного размещения, но и по ряду других причин. Причем, особо весомых, было две. Первая – внешность самого Соломона Крачека давала отсылку ко всем образам искусителя сразу. Куцая бороденка, насмешливый, но поразительно волевой взгляд, криво посаженный нос и чуть выпирающий подбородок, копна густых, непослушных и отлично сохранившихся, не смотря на возраст, волос, заплетенная позади в косу, наподобие индейских – все это делало внешность начальника научного отдела не просто достаточно яркой, но и намекающей на запах серы и бездонность преисподней. Причем коса на затылке Крачека никогда не выглядела опрятной, из нее во все стороны торчали пучки волос, а над ушами образовывались многочисленные непослушные локоны, из которых, казалось, вот-вот рожки появятся. Ко внешности добавлялась склонность к черному юмору и неподражаемая манера, ни с того ни с сего, переходить на дребезжащий голосовой тембр, каким говорят, порой, пираты в кино. А потом хихикать над собственными, шуточками, зачастую, далеко не смешными.