проснись!
В конце концов,
мы оба понимаем, что весной
мила Россия:
скудная земля
подернулась зеленым, стала в дымках
прекрасной – можно жить и можно верить,
что так и будет. Лето проживем
в довольстве, на приволье. Дальше что?
Порой осенней скажется Россия
в доступной полноте и наготе,
во всей красе.
65
Пора, пора отсюда в путь-дорогу –
дождей московских скинуть пелену
с грядущего. Нам нечего тут делать.
Каких-то ждать опасностей? Ничто
не связывает с Родиной. Могилы?
Но что могилы нам, бывавшим там,
куда могила – праг, начало спуска…
В речах, словах, снах, беглых не по-русски,
услышим зов и отдохнем душой,
где вечное сплошное бытие,
не призрачное нежить-естество
российское, а явленность благая,
скульптурная, прекрасная, нагая.
И мы решились ехать.
66
В аэропорт дорога, путь недальний
уже на запад. Спешка. Нервы. Вид
на Ленинградку, Химки. Мы, прощаясь,
чужую видим сторону Москвы.
Увы,
не нашего черты юго-востока
в последний раз охватывает око.
67
Шереметьево. Час ранний.
Голоса, что, бестелесны,
к дальним странам призывают,
выкликают виды суши –
и невиданные страны
предстают воображенью.
И поежишься, представив,
что и в них ведут дороги,
люди движутся и есть, кто
улетает добровольно.
Рим объявят, и мы тоже
заспешим в холодный воздух.
68
– Не пей так много. – «Что тут пить?» – Делись.