И все слова давно уж прежде сказаны,
Но впечатление такое, будто к Истине
Дороги нам по-прежнему заказаны.
Пустая трата слов – не преступление,
И в чёрном теле держим мы Молчание,
Но только с ним приходит просветление,
И очень молчаливо изначальное.
Как на летающих тарелок интервенцию
На времени нехватку дружно ропщем мы.
Не потому ль возникла вдруг тенденция
Подмены истины местами слишком общими?
Да, в век наш космо-атомно-стремительный
Все выводы весьма скоропалительны.
На смерть Высоцкого
Погиб солдат в стремительном бою,
Он не пытался избежать удара.
Сейчас мне кажется, что где-то там, в раю,
Он хриплым голосом кричит небесному царю:
«Всевышний, где моя гитара?»
Шальная пуля сослепу пробила
Седьмую – кровеносную – струну.
Нам остаётся выкопать могилу
И проводить в далёкую страну,
И шестиструнную винтовку взяв его
Допеть ту песню, хоть не с прежним пылом.
– Быть может долетит она до слуха твоего,
Пока ещё Хароново корыто не уплыло.
И церемонии скорее завершив,
Наполнить водкою его святую чарку,
И тост провозгласить не слишком яркий:
Тост за неупокой души.
Рождение поэта
День подстрелив, как птицу в лёт,
Ты вычисляешь в тиши
То квадратуру круга забот,
То кривизну души.
И обвинительный твой падеж
Ищет в кромешной ночи
Узкую тропку светлых надежд
Пой менестрель! Не молчи!
Ночь – западня. Луны кинжал
Целит в горячую грудь.
В этой ночи поэтом ты стал.
Ныне вовек пребудь.
Булгаков
Макнув в бокал фалернского перо,
Презрев, как сон, все будущие беды,
Не ведая, что кто-то жезлом медным
В его зрачках священное тавро
Поставил, он ступил на этот путь.