– И что он там написал? – как то отстранённо спросила жена.
– Он винит себя, что вчера вызвал тебя на свидание. А ещё писал, что очень скучал по твоим поцелуям, – мёртвым голосом произнёс муж.
Лина растерянно взглянула на мужчину и пролепетала: – Не придумывай Вова, не было вчера там его. Мы одни были.
– Ну встретили пару знакомых ребят, потанцевали, угостили нас по коктелю, а потом в караоке пошли, Ксюша же любит.
Володя поднялся, на ставшими ватными, ногах. Хотел выйти из комнаты, но остановился, обернулся.
– Ты хорошая подруга, настоящая, – криво усмехнувшись, сказал он и продолжил, – даже намёком не выдашь.
– Только, я тоже считал тебя своей подругой.
– Успокойся Вова, ты меня пугаешь своей ревностью, – заученно, сказала, привычную уже фразу Ксюша.
Он посмотрел на неё.
– Ты мне это уже пару лет говоришь, – с горечью усмехнулся Владимир.
И тут вспылил, почти прокричал:
– Какой же я дурак! Думал «ведь мы с самого детства друг друга любим, обещали, клялись»! Уступал тебе во всем, поступал как хотелось тебе, ведь ты же моя женщина…
– Зачем я себя уговаривал и не верил и закрывал глаза на всё! На твои шальные глаза, на эти ваши «дела» с Линой, на эти синяки на ляжках. Как так получилось, что я свыкся, почему говорил себе, что твои гулянки, это временная блажь и дурость! Как ты могла, как я мог стать таким!
– Мне ведь намекали, что он под тебя клинья подбивает. И в клубе вас видели вместе и в Горном видели, в прошлом году, когда вы с Линкой ездили. Ничего не хотел слышать!
– Что переглядываетесь лучшие подруги!? Правильно говорят, посмотри какие подруги у женщины и поймёшь кто она такая. Если лучшая подруга шалава, разве можно ожидать, что будет иначе? – как-то устало и безжизненно закончил он.
Лина потупила взгляд.
– Уже второй раз, за последние два дня, меня называет шалавой мой друг, – произнесла она жёстким и каким-то механическим голосом.
– Какой я тебе друг Лин? Разве можно другу плюнуть в душу и за его спиной просто смеяться над ним, топтать все принципы и рушить его семью? Ты ведь улыбалась мне в глаза и врала, всегда врала. Уводила Ксюшу в караоке, возила в Горный, на дачу на "девичники", на гулянки твои бесконечные с «друзьями». Ты прикрывала её встречи с Андреем да и с другими мужиками наверное. Ты сделала из неё шлюху, потаскуху, мразь!!
– Пошёл ты на хуй! – зло выкрикнула Лина. – А может это ты сделал?! Ты то как себя ведешь? Что от тебя как от мужика осталось?!
– У тебя яркая и сильная, жена, ну скажи, что ты просто справиться с ней не смог! Не смог ей дать того что она заслуживает! И дело не в деньгах! Не смог дать тех эмоций, которые она хочет видеть от мужчины и получать от жизни! Всё в вашей семье сейчас решает жена! А ей разве нужен такой?
– В кого ты превратился в домохозяйку, который стирает девчонкам трусы и готовит борщи? Чем ты так интересен, чтобы жена тянулась к тебе и хотела бы оставаться с тобой!? У тебя даже друзей своих нет!
– Я… Я думала, что ты её по-настоящему любишь, что ты осознано идёшь на то, чтобы терпеть Ксюшины слабости, а ты просто как страус засунул голову в песок, чтобы ничего не видеть.
– Ты трус и слабак, какой ты мужик! – теперь голос Лины звучал вкрадчиво, сильно, как приговор.
– Да что Вы такое говорите, да разве сейчас это важно! – почти кричала Ксюша, заливаясь слезами. Смертельная бледность и безысходное выражение не сходило с лица женщины. Такой ни Лина ни Владимир ещё её не видели.
Он отвернулся, бросился в соседнюю комнату, достал свою старую дорожную сумку, начал скидывать в неё вещи из шкафа. Закидав до полна, попытался закрыть молнию, это не получилось и он бросил эту затею. Выпрямившись, медленным шагом пошёл в коридор, одел куртку и шарф, взял шапку и ботинки, вышел из квартиры.
ХХХ
Подруги сидели вдвоём. Уже давно перевалило за полночь. Вторая, бутылка настойки опустела.
Трудно было узнать в двух уставших и измученных страданиями женщинах, вчерашних ухоженных и уверенных в себе красоток, наслаждающихся жизнью.
И не только внешне, внутри у них, что-то произошло, будто надломилось или иссякло. Словно потеряли они свои так бережно и упорно взращённые чувства исключительности и собственной важности, на которых, как на скелете держались их сущности. Они как то съёжились, сжались, как-будто сдули воздух из надувных кукол. Словно превратились в маленьких, растерянных, беспомощных девочек и теперь, почти не отличались от бедной Марго, которая бегала здесь ещё прошлым вечером.
И разговор, наверное сейчас, это был единственный способ как то удержаться на грани сознания и бессознательного.
– Да не уйдёт он, не сможет. Слишком к тебе привязан и детей любит безумно. Побеситься и вернется, – в который раз повторила Лина.
Ксения повернула к подруге застывшее лицо с подобием улыбки:
– Тебе лучше знать, от меня ещё никто не уходил. И добавила: – Мы ведь с ним, с шестнадцати.
– От меня тоже никто не уходил! Я сама всегда, – страдальчески воскликнула Лина.
– Конечно, – вкрадчиво сказала Ксюша.
Лина опустила голову.
А Ксюша продолжила: – В семью может и вернётся. Ко мне – нет. Дочь он не простит.
Наступила долгая тишина.
– Ты знаешь, меня как-то спросили, – «Лин, для чего ты живёшь?»
– По вопросу, ты наверное поняла, кто спросил. Мы тогда вроде как вместе были. У меня это никто не спрашивал, ну может мама в юности. И тут, сидим у него в машине, он забирал с какой-то гулянки с Южного. Ты знаешь ту компашку. До того самогонкой нагрузились, песни пели под гитару до хрипоты.
– Короче, меня мутит капитально, сивухой несёт аж все стёкла в машине запотели, и тут этот придурок влюблённый, меня грузит своим вопросом, пиздец!
Замолчала.
– И что ты ответила?
– Ответила, что живу ради дочи, – сказала Лина, – а сама думаю, «она у меня уже два месяца в деревне и почти не звонит мне».
– Значит, соврала?
– Нет не соврала! Но ещё могла сказать, что хочу жить в кайф, хочу, чтобы меня всё обожали и мужчины восхищались, хочу оставаться, свободной, независимой, испытать море разных впечатлений, делать всё, что пожелаю!
– И всё?
– Нет.., ещё хочу быть счастливой, хочу, чтобы меня любили, сильно, страстно, по настоящему.
– Ну кто этого не хочет, – усмехнулась еле, еле Ксюша.
– Хотя конечно это эгоистично, – продолжила она.