С начала операции по Тухачевскому – принял облик безликого следователя. Про себя называл это амплуа «Скучный». Когда приходилось подолгу сидеть на Лубянке, именно с такой маской появлялся в своем кабинете.
Пегие, чуть растрепанные волосы под фуражкой, слегка одутловатое лицо, будто бы после небольшой попойки, глаза, спрятанные за круглыми очками, хоть зрение и было идеальным. Китель же майора государственной безопасности отводил лишние взгляды – пялиться на такого себе дороже.
Но сейчас ему не было нужды притворяться. Он пришел к самому близкому другу.
– Садись, я же вижу, как ты устал. Вот так, расслабь здесь, сделаю массаж, – маленькие жилистые ручки наркомвнудела расстегнули китель и сжали плечи Еремеева. – Рассказывай давай.
– Как ты и сказал, маршал сломался на дочери. Единственное что – пошел в несознанку. Мол, подпишу все, что хотите, но заговора не было, и, если вам нужен на суде спектакль, где все будут признаваться в одном и том же, пишите сценарий. На всякий случай я взял у него подписей под бланками допросов впрок, чтобы можно было вписать что угодно, – обернувшись за спину, Еремеев спросил. – Или я поступил неверно?
Ежов снял руки с его плеч, задумчиво почесал гладко выбритый подбородок, затем, хмыкнув, подошел к столу и налил себе из графина стакан водки.
– Может получиться интересная комбинация, мой мальчик.
– Вот и я так подумал. Хозяин давно готовился к этому, а тут ему на блюдечке принесут голову любого, главное, понять, куда дует кремлевский ветер.
Ежов залпом выпил и, занюхав рукавом, выдохнул:
– Сейчас ветра нет, паруса спущены. Есть у нас, знаешь ли, люди, которые сидят повыше Кобы, и как хотят помыкают им. Но тебе не стоит об этом думать. Кстати, пока не забыл, из той же инстанции пришла строжайшая директива: девчонка Тухачевского должна остаться в живых.
Еремеев неподдельно удивился:
– И что мне с ней делать прикажешь?
– Что хочешь, но отвечать будешь головой, понял? Умереть она может только своей смертью и только от старости. Как хочешь, так и понимай, не нашего это с тобой ума дело, мой мальчик. Там, – он показал пальцем на выбеленный потолок, – из своего загробного ЦК тоже получают указания и выполняют их, заметь, без рассуждений. Ну да ладно.
Он хлопнул в ладоши и потер ими, осклабившись.
– С Тухачевским мы разобрались. Дальше уже без нас тур вальса спляшут. На очереди – летун паршивый. Как там идут дела с подготовкой к операции? Не просрешь опять все дело, как давеча?
Майор хмуро, исподлобья заметил:
– Я, Коля, ничего не просирал. Стечение обстоятельств. Кто знал, что он на тот остров в такую погоду самолет посадит?
Ежов подошел и потрепал его по щеке, наклонившись.
– Ну-ну, не дуйся, дурашка, щечки лопнут на меня дуться. Лучше скажи, что там по срокам выходит? Очень уж он мне под ногами мешается.
«Не у тебя под ногами, а между ног твоей жены-шлюхи», – подумал про себя Еремеев, но вслух сказал:
– Ближайшие года полтора не стоит лезть. И так засветились. К тому же, Хозяин благоволит летуну и, уж простите, два и два сложить сумеет. Сразу станет ясно, что кроме тебя это никому не выгодно.
Сверкнув глазами на друга и слегка покраснев, наркомвнудел лишь снова плеснул себе водки и кивнул, чтобы тот продолжал.
– Я предлагаю обходную операцию. Больше победных реляций, пусть вождь вознесет его в своих глазах и отведет взор от нас. А там Валерьян за нас все сделает сам, уверяю: в его стиле вмиг свалиться в пике. Главное будет – не упустить момент.
Вологда, 1942 год
Где-то сквозь туман раздавались незнакомые голоса:
– Как он вообще жив остался? Весь обмороженный…
– Ужас, а худой – как скелет…
Аркаша почувствовал, что его пытаются раздеть. Видимо, это не получалось.
– Примерзло, чёрт, неси ножницы.
Он попытался открыть глаза. Сплошной туман.
Было и не тепло, и не холодно.
Было никак.
– Доктор, он приходит в себя.
– Где я? – прошептал он пересохшими губами.
– Не волнуйся милый, все хорошо, ты в больнице, лежи спокойно.
Где-то на периферии зрения мальчик успел увидеть, как срезают заледеневшее окровавленное белье, как стаскивают носки: вместе с кожей, ногтями. А боли всё не было.
Потом Аркаша вдруг услышал шумное дыхание большой собаки, вспомнил вокзал и, наконец, опять потерял сознание.
Давно работая в органах госбезопасности, она впервые видела подобного человека. Нет, тех же китайцев, японцев, вообще азиатов перевидала на своем веку. Тут был особый случай.
Мало того, что из центра поступил приказ «альфа-прим». Впервые за весь срок службы. Это, как минимум, нарком приехать должен. Вдруг заявился какой-то узкоглазый, в маскхалате и старом френче.
Но приказы не обсуждают.
Последние пару лет, исполняя обязанности главврача местной больницы, она привыкла к шаблонным контрразведчикам, приезжавшим сюда для выполнения заданий. Этот был – иной породы.
За ним чувствовалась сила. Не та, от которой женщины готовы, бросив даже детей, бежать следом сломя голову, а мужчины выполнить любой приказ, нет.
Это была сила горной лавины, несущейся на тебя, когда стоишь и понимаешь – ничего ты, жалкая букашка, сделать не сможешь.
И еще – он никогда не смотрел в глаза.
Только сквозь тебя.
Когда пожал ей впервые руку, она вздрогнула – будто током ударило.
– Светлана Сергеевна, нам предстоит серьезная работа.
Кнопмус мыл руки в старой, ржавой раковине.
– Ну что скажете, доктор?
– На удивление крепкий парень, жить будет. Назначение я выписал.