Черныш

Черныш
Дмитрий Спиридонов

Что может быть скучнее и безопаснее, чем провести по городу автобусную экскурсию для нескольких пенсионеров? Обычная рутина. Красивая женщина-гид Элегия Витальевна тоже так думала и не ждала от поездки никаких приключений. Но если в это время из следственного изолятора сбегают преступники, которые ищут себе подходящий транспорт с заложниками… ваша экскурсия превращается в опасное шоу.Содержит нецензурную брань.

Дмитрий Спиридонов

Черныш

Никаких эксцессов Элегия Витальевна от этой поездки не ждала. Знала бы – отменила стариковскую экскурсию и дело с концом. Но неприятности, как и стрелки на колготках, возникают именно тогда, когда нужны меньше всего. Например, в пятницу.

На экскурсию выходного дня набралось всего восемь желающих, пенсионеры по путёвке от совета ветеранов какого-то полумёртвого комбината. Жалко, восемь – это не шесть. Будь группа на два человека меньше, Волошина с лёгким сердцем отменила бы развлекательный вояж. Лишилась бы халтурки на пятьсот «гидовских» рублей, зато уже после обеда сидела бы дома, сберегла бы кучу нервов и всего остального.

Но если группа наполнена больше чем на треть, надо ехать. Шесть старушек и два старичка грузятся на экскурсионный борт возле бюро «Аккорд трэвел» на улице Скрябина. Дедушки – пожилые гусары – подсаживают престарелых дам на ступеньки, передают в салон сумки и держатся молодцами. Одна бабулька ковыляет на ходунках, у пары человек в ушах белые таблетки слуховых аппаратов, половина группы – с тростями, и почти все поголовно – в очках. Дряхлое, но оптимистичное воинство.

От большого автобуса Элегия отказалась, вызвала Борьку на 18-местном бордовом «Пежо». Приземляясь на боковое сиденье, шепчет в водительский отсек:

– Борис, у нас аптечка укомплектована? Тут сплошные гипертоники и ишемия.

Из-за высокой спинки кресла ей видна лишь макушка водителя в замасленной синей бейсболке. Бейсболка согласно кивает.

– Без аптечки никуда, Эля. Гаеры сразу сожрут и кишки на коленвал намотают. Всё по описи, даже грелка есть, и искусственный лёд. «Малый круг» поедем?

– Однозначно, малый! До речного вокзала и обратно. Не весь же день их катать, бензину больше сожжём.

– Я на газу, Элегия Витальевна.

– Значит, газу больше сожжём… Да ну тебя, юморист!

Поправив на поясе громкоговорящий «Оrator», Волошина накидывает дужку гарнитуры на пышную серо-сизую причёску. Лапка микрофона качается возле уголка губ. Рот Элегии Витальевны жирно и сладко выкрашен в перламутрово-ежевичный тон. Серо-фиолетовый оттенок помады пронизан сиянием, кажется, с нижней губы женщины вот-вот капнет живой ягодный сок. Элегии нравится работать в паре с Борисом: мужик надёжный, шофёр рукастый, а в пути случается всякое. Особенно если под опекой у тебя целый салон детей или бабушек.

– Ламинатор ламинировал-ламинировал да не выламинировал, – Элегия разминает голосовой аппарат перед трёхчасовой лекцией. – Президенту резиденцию презентовали, да брезент на резиденции перезимовал…

Худощавый, чуть застенчивый Борис тоже симпатизирует экскурсоводу Волошиной. Дама она разведённая (таких сейчас обзывают РСП – «разведёнка с прицепом»), характерная, властная, грубоватая, но её крупная подвижная фигура, дерзкий рот и массивная грудь требуют безоглядно подчиниться этой властности и грубости. Вся Элегия состоит из монументальных объёмов: кувшины икр, корабельный силуэт бёдер, округлая сладость плеч, тёплые облачка щёк.

Есть у Элегии Витальевны забавный женский пунктик: из года в год она обводит в календаре 9 мая – и любит рассказывать, что именно на День Победы одержала двойную победу: одновременно бросила курить и мужа.

Её бывший Давид – помощник капитана на круизном теплоходе, где Элегия возила водные экскурсии. Там, по её выражению, они и «снюхались». Результатом романа стал сын Данил. Увы, скороспелый брак властной Элегии и бабника Давида оказался столь же непрочен, как обещания президента вывести нас на мировой уровень. После скандального развода речник Давид ненадолго возвращался к супруге, однако вновь был изгнан под лозунгом «Агонии отношений – нет!» Сын Данил благополучно вымахал в акселеративного ехидного отрока, не признающего никаких авторитетов, кроме мамы и «Рэд Хот Чили Пепперс».

Сегодня Элегия в облегающем бежевом джемпере и неизменной запахивающейся кожаной юбке – чёрные ленты спиралью обвивают её тяжеловесные ляжки, звонко вибрируют от напряжения, когда экскурсовод нагибается или приседает, туго подчёркивают сзади выступающие кромки трусиков. Женственно, немарковито, универсально. Срез асимметричного подола «домиком» открывает лайкрово-глянцевые колени Волошиной. В колготках цвета обожжённой глины колени напоминают два ярких и жарких осенних солнца. Кремовые ботильоны едва не лопаются на гладких выпуклых икрах, похожих на овальные мячи для регби.

Когда изо дня в день работаешь с людьми, нельзя экономить на люксовых колготках, маникюре и туалетной воде. От пышной, помадно-кожаной Элегии головокружительно пахнет «Lacoste Touch of Spring» – если верить рекламе, это аромат свежести и влюблённости. Цветы айвы, ноты османтуса и шлейф водяной лилии заглушают старческий запах, исходящий от пожилых экскурсантов. Кажется, кто-то из бабушек до сих пор душится «Красной Москвой», а кому-то не мешало бы помыться.

Чёрная кожа брутально стискивает бёдра Элегии Витальевны, выдавливая в салон автобуса еле слышный букет смягчающего антиперспиранта и влажных ягодиц. Одёргивая юбку, Волошина замечает, как старички-гусары тайком поедают глазами её колени. Ещё бы – им за семьдесят, а ей и сорока пяти нет. Для них она совсем девочка, хоть и весит столько же, сколько оба дедка вместе взятые. Колени у неё бодрые, сексуальные, аппетитно-плотные. Шелестящие лаковые колготки придают ногам томный блеск. В наиболее округлых местах бёдер, икр, коленных чашечек капрон мерцает молочными наплывами, а в ямочках и на сгибах набирает сочную медно-оранжевую густоту – так и манит зачерпнуть её пальцем и попробовать на вкус.

«Всё польза – дедушкам лишнее развлечение!» – мысленно усмехнувшись, женщина оставляет подол на коленях приподнятым. Включает гарнитуру, проверяет усилитель – всё в порядке, индикатор горит.

– Господа и дамы! – голос у полной Элегии Витальевны тоже полный, весомый, грамотно поставленный. – Туристическая фирма «Аккорд трэвел» рада вас приветствовать на борту нашего уютного автобуса! Сегодня нас немного, поэтому мест у окон всем хватит! Проходите, рассаживайтесь, пожалуйста. Меня зовут Элегия Витальевна, в ближайшие три часа я буду вашим гидом, справочником, консультантом и помощником. Отправление через пять минут!

– Элегия… – одышливый старик в галстуке пересаживается поближе к огненным коленкам экскурсовода. – Если память меня не подводит, элегия – лирический стихотворный жанр, у древних греков он выглядел как двустишие в гекзаметре. Имя редкое, славное и безумно вам идёт.

– Ещё шоколадные конфеты «Элегией» назывались! – лепечет из-за старика бабуля, покрытая сухими пигментными пятнами. – Очень были дорогие при Союзе, вечно очередь за ними, зато во рту таяли! А недавно купила в «Пятёрочке» по акции – дрянь! Сплошная соя и заменители сахара.

Гид Волошина дарит эрудированного дедушку профессиональной улыбкой. За сорок четыре года по её имени прохаживались столько раз, что она со счёту сбилась.

– Спасибо, хоть кто-то оценил. Мои родители любили древнюю поэзию. А одноклассники в детстве думали, что меня назвали в честь магнитофона.

– Выпускались такие, советские кассетники воронежского завода, – подтверждает памятливый старик. – Кстати, меня зовут Георгий Модестович. Но грешно сравнивать прекрасную даму с электронным ширпотребом! Магнитофончики «Элегия» носили третью группу сложности, красный цвет корпуса и бездарный звук на высоких частотах. Застать их вы не могли. Как я понимаю, к вашему рождению они давно были музейной редкостью.

Старый гусар безбожно льстит, экскурсовод не настолько молода. Советские магнитофоны «Элегия» Волошина очень даже застала, у их соседей на комоде жила красная «Элегия-302», и эта электронная тёзка ей нравилась. Магнитофон вам не корова, а солидный сложный агрегат, и в сходстве имён нет ничего обидного.

– Тонкий комплимент, Георгий Модестович! Благодарю! – Элегия улыбается бойкому деду ещё раз, тут Боря трогается с места и она приступает к экскурсионной программе. – А теперь, дорогие гости, наш автобус выходит на центральный бульвар и я прошу вас обратить внимание на панораму города по левую руку. Все вы, конечно, сотни раз видели наш Свято-Константиновский храм, который возвышается на холме. Его постройка датируется семнадцатым веком, если быть точным, то тысяча шестьсот пятьдесят восьмым годом, однако левый придел построен гораздо позднее, в тысяча семьсот одиннадцатом году. Пятикупольный силуэт и арочная архитектура с обильным декором относятся к периоду так называемого «нарышкинского барокко». Что значит «нарышкинское барокко»?… Борис, я прошу чуть сбавить скорость, чтобы дать нам возможность разглядеть ансамбль подробнее…

Обзорный текст экскурсии Элегия Витальевна выдаёт механически, он вызубрен до последней запятой. Развалины колокольни, мост, «дворянские палаты», бывший «каторжный этап», рабочая слобода… Весомый голос, усиленный поясным динамиком, заставляет стёкла «Пежо» слегка подрагивать. Бабушки глазеют в окна, изредка задают пустячные вопросы, кто-то дремлет и пускает пузыри.

Старички-гусары Георгий Модестович и второй – Иван Клементьевич, в побитой интеллигентской шляпе, – мало интересуются исторической панорамой. Гораздо сильнее их привлекают духи, запахи, ежевичные губы и сдобные колени Элегии Витальевны, облитые медно-звенящим капроном. Пусть потешатся, гвардейцы, не жалко.

Повествуя о развитии и упадке городской кожевенной промышленности, Волошина краем глаза отмечает, что на улицах сегодня слишком много милицейских машин. Ещё по пути на работу её удивило, что инспектора ГАИ дежурят даже в тех проулках, где их сроду не бывало. Хмурые и задёрганные менты подозрительно смотрят на проезжающих, тормозят легковушки, заставляют открывать багажники. Может, у них учения? Или генералы в МВД по случаю пятницы вспомнили, что у них не выполнен недельный план по штрафам, и вот – внеплановый рейд, облава, «палочная система» в действии?

Притворяясь, будто не замечает обжигающих и раздевающих стариковских глаз, экскурсовод Волошина по-дикторски чеканит вехи, цифры и факты дореволюционного городского жития, косится на кордоны бело-синих машин, а между делом размышляет о своём, о девичьем. Завтра суббота, пора покупать давно облюбованный плащ и записываться к Аньке на педикюр. Сын Данилка ищет какие-то крутые струны для гитары – надо бы позвонить знакомой училке из музыкальной школы. Ещё кажется, у неё побаливает левое ухо, как бы вовсе не надуло к вечеру. Но не срамиться же перед группой с ватой в ушной раковине? Она красивый и стильный экскурсовод, ради этого придётся потерпеть.

Мозжит висок и тянет мышцы в боку – к смене атмосферного давления, что ли? Фурнитура лифчика ощутимо давит подмышками, а вспотевшие трусики под юбкой, тонкие и острые как фольга, чуть-чуть сбились в сторону, раздражают Элегии её «дамскую сокровищницу». Однако под пристальным взором двух седых гусар между ног себе не залезешь. Ишь, уставились, сластолюбцы. По фиг им архитектурные реликвии, когда перед носом сверкают две мясистых женских ляжки в барабанно-тугом капроне.

– … конца восемнадцатого века, – мягко повествует Волошина в лапку микрофона. – Согласно найденным архивным документам, в этом здании бывали проездом композитор Глинка и писатель Короленко!

Прервавшись, Элегия Витальевна кладёт в рот смягчающую мятную пастилку. Голос – её хлеб, связки надо беречь. Половина экскурсии позади, осталось ещё полтора часа «малого круга». Сейчас сделаем короткую остановку возле музея, дадим старичкам отдохнуть и размяться.

Будто в такт её мыслям с заднего сиденья дребезжит бабка в коричневом берете:

– Товарищ экскурсовод, нельзя ли где-нибудь остановиться? Люди пожилые, может, кому-то пора в туалет?

– Совершенно верно! – Элегия ловко прижимает пастилку к десне, чтобы не портить дикцию. – Сейчас мы подъезжаем к музею старинных ремёсел. Экскурсию по нему мы совершим в другой раз, пока же к вашим услугам будут буфет и уборная. Кстати, уборная – бесплатно.

Слово «бесплатно» действует на старичков благотворно. У туристического бюро есть договорённость с девчонками из музея – их группу впустят без вопросов.

Бордовый экскурсионный «Пежо» вплывает в тенистый дворик у двухэтажного здания из красного, выщербленного веками кирпича. Элегия Витальевна выскакивает первой, предупредить о нашествии музейную вахтёршу Зину. Стучит пальчиком в стеклянную перегородку.

– Здравствуй, Зинуль, здравствуй, моя хорошая! Впусти старичков на оправку?

– Да ради бога, – в руках у Зины вечный полуразгаданный сканворд, на лбу – очки. – Что там в городе, Эля? Менты зверствуют?

– Ага, – Элегия Витальевна машет бабушкам, чтоб заходили. – Учения, наверно. На каждом углу «канарейки» стоят.

– Говорят, не учения. Нинке зять из управы по секрету шепнул: рецидивистов каких-то ловят… Слушай, как в старину назывался оберег из куриной косточки? Тут куча букв, четвёртая «а» и шестая «а»…

– «Вставаранка», Зина.

– Подходит! Спасибо, умница ты наша.

Заодно Элегия сама забегает в туалет справить женские дела. Уединившись в кабинке, с наслаждением чешет себя под лифчиком, «подмолаживает» перламутрово-ежевичные губы, тщательно разглаживает в паху нежно-розовые трусики, предельно туго подтягивает колготки, чтоб ни один шов, ни одна складка не нарушали её интимного уюта. За стенкой в соседних кабинках шаркают бабушки, стучат ходунки, кто-то принимает лекарство от печени и замеряет сахар в крови.