Записки хирурга военного госпиталя

– Ну, что, даже не интересовался? Ведь государство тратило средства и время на ваше обучение, и вместо того, чтоб приносить пользу Родине, взяли и забрили лбы? Гм?

– Товарищ врач, разрешите уже убыть? – вновь заканючил сержант-стоматолог, жалобно посмотрев на меня.

– Дмитрий Андреевич! – вклинилась в диалог Валентина Ивановна. – Там у солдата такой зловонный стул! Мы не стали его смывать, чтоб вы сходили и посмотрели.

– А это так необходимо? – я брезгливо поморщил нос. – Никогда ничем подобным не занимался.

– Ну, обычно инфекционисты всегда смотрят на испражнения.

– Ладно. Езжай! – махнул рукой фельдшеру и сел за стол писать истории поступающих больных. Любоваться содержимым кишечника рядового Смолина я не стал.

Больных увели в инфекционное отделение. Страдая муками творчества, я пытался хоть что-то отобразить на бумаге по поводу ветряной оспы и энтероколита. Но как можно писать то, в чем совсем не разбираешься? Я эти заболевания изучал четверть века назад в институте, на кафедре инфекционных болезней. И в памяти сохранились одни названия, так как почти сразу забыл про их существование после сдачи экзамена по ним. Многократно чертыхнувшись про себя, я оторвал свою окаменевшую пятую точку от казенного стула и поплелся в комнату дежурной медсестры. Там стоял подключенный к интернету старенький компьютер, и за полчаса я с его помощью обогатил свой багаж знаний минимум на два заболевания.

Закончив с поступившими солдатиками, я устремился на вечерний обход. Первым на пути у меня стояло терапевтическое отделение, расположенное на самом верху здания, на четвертом этаже, под крышей. С приемного покоя наверх вела широкая мраморная, лестница с литыми чугунными перилами по краям, пронзающая затхлый полумрак наступающей ночи снизу вверх подсвечиваемая всего одной сорокаваттной лампочкой на третьем этаже.

Мои неторопливые шаги монотонным гулом отозвались в пустом коридоре, ведущем на запасную лестницу между этажами. Ступив на выщербленные ступеньки первого этажа, я с ходу чуть не угодил под сухой дождь, состоящий из взвеси сероватой пыли и мелкого мусора, дозированными порциями сыпавшегося откуда-то сверху точно в лестничный пролет мне на голову. Отбежав в сторону и прислушавшись, уловил характерное методичной шуршание половой щетки о мрамор. Кто-то там наверху не особо старательно подметал лестницу, совершенно не заботясь о тех, кто в тот момент мог оказаться в самом низу, под уборщиком. Пока я соображал, кто бы это мог быть, как вслед за сухим мусором, летевшим довольно густым потоком, пролилась и настоящая вода, грязной лавиной хлынувшая с четвертого этажа. Этому действу предшествовал металлический звук упавшего ведра.

– Эй, кто там хулиганит?! – что есть мочи заорал я, пытаясь в полумраке рассмотреть наглеца.

– Ой, извините! У меня тут ведро случайно опрокинулось! – донесся сверху испуганный женский голос.

Я стрелой взлетел наверх и нос к носу столкнулся с незнакомой женщиной средних лет в форменном синем халате, с белой надписью «Славянка» на спине, пытающейся сморщенной серой тряпкой собрать в ведро разлившуюся по ступенькам лужу.

– Вы что здесь на ночь глядя грязь разводите? – грозно осведомился я у уборщицы, пытаясь незаметно восстановить сбившееся от быстрого подъема дыхание.

– Наоборот, – попыталась улыбнуться смущенная моим внезапным появлением женщина, – я эту грязь убираю.

– Я воочию видел, как вы тут убираете! Сначала мусором чуть не завалили с ног до головы, а после водой окатили!

– Извините, доктор, ради Бога! Но тут так темно, что ничего не видно! Сами видите, какое освещение на лестнице! – она ткнула рукой в сторону третьего этажа, где притаилась единственная на всю округу электрическая лампочка.

– Так, а почему вы днем-то не моете, когда вполне хватает дневного освещения? Для чего нужно драить полы, когда на улице уже темно?

– Почему, – обиделась тетенька, – я с самого утра на ногах! Только вот до этого участка лишь к вечеру добираюсь! Я же одна мою!

– Вы что, хотите сказать, что одна (!) моете весь госпиталь?!

– Да! – выпрямилась уборщица, уверенно отжимая в ведро последнюю порцию собранной с пола воды. – Одна. Так то мы вдвоем с Наташкой, это моя напарница, моем. Но она сейчас на больничном, – давление у нее подскочило. Обещали подмогу прислать, но, как всегда, не прислали!

– А что солдатиков, из команды выздоравливающих выделить нельзя? Или вы не просили?

– Да что вы, доктор! – уборщица с отчаянием замахала нечистыми руками, едва не задев мой почти белый халат. – Сейчас военнослужащих срочной службы привлекать к уборке строго-настрого запрещено.

– Вот как? Значит, они гадят, а убирают гражданские тетеньки?

– Примерно так. Раньше тут все солдатики да матросики мыли-убирали. А сейчас наша клининговая компания «Славянка» всем занимается от «Оборонсервиса». Может, в спальных помещениях солдаты, и моют полы, а все остальное на нас повесили.

– На вас, – поправил я, имея в виду одинокую уборщицу, с понурым видом стоявшую передо мной. – И как у вас сил только хватает? Тяжело же?

– И не говорите. Голова прямо раскалывается. Да еще давление жмет. Я бы тоже ушла на больничный, но тогда тут точно все грязью зарастет.

– Это вы напрасно. Незаменимых людей нет. Раз болеете – идите лечитесь. Пришлют кого-нибудь вместо вас.

– Ага! Держи карман шире! Пришлют они! Мы вон с Алкой, это еще одна моя напарница была, в январе вдвоем зараз простудились и ушли на больняк. Нас две недели, почитай, не было. А когда вышли на работу, тут такой, прости Господи, срач стоял. Не знали, с чего начать! Две недели никто так и не убирал. А вы говорите, – уборщица, кряхтя, подобрала с пола ведро и поплелась в сторону терапии.

– Давайте помогу, – я бросился к ней, стараясь ухватить ручку тяжелого ведра.

– Нет! Спасибо! Я сама! Идите, куда шли! Я вот только на терапии воду поменяю и пойду дальше мыть.

– Как угодно, – я не стал навязываться, а обогнав ее, нажал кнопку электрического звонка расположенную справа от входа в терапевтическое отделение. И пока ждали дежурную медсестру, больше между собой не разговаривали.

– Строить будем? – прямо с порога, после обмена приветствиями, буднично поинтересовалась у меня довольно строгая дежурная медсестра терапевтического отделения.

– Чего строить? – не понял я.

– Не чего, а кого! Срочников строить будете?

– А надо? – пожал я плечами.

– Вы же дежурный врач! Должны построить всех военнослужащих срочной службы и проверить их наличие и внешний вид, узнать жалобы! И у нас двое температурят, 37,6! – с самым серьезным видом она напомнила мне обязанности дежурного врача по госпиталю.

– Стройте, – вздохнул я.

Через пять минут изломанная шеренга из мятых и испуганных парней в одинаковых коричневых пижамах и тапочках стояла на блестящем от включенного освещения центральном проходе перед моим суровым лицом. Я не спеша дошел до середины строя и медленно обвел всех присутствующих долгим и испытующим взглядом. Да-а, картина еще та, доложу я вам. Человек тридцать бледных и изможденных пацанов, стараясь не встретиться со мной глазами, исподволь изучали меня. А я их.

– Товарищ дежурный врач, – громко забубнил крепко сбитый розовощекий солдатик, уверенно стоявший на правом фланге и являющийся явным диссонансом своим жалким собратьям по несчастью, разгоняя своим звонким голосом повисшее в воздухе напряжение, – личный состав терапевтического отделения построен. В строю 32 человека. Отсутствующих нет. Доложил старшина Картузов.

– Картузов, – я напустил на себя еще более строгий вид, – а почему во-он те ребята, – я ткнул пальцем на приоткрытую дверь в ближайшую от строя палату, где сквозь широкую щель было хорошо видно двух валяющихся на кроватях молодцев в ярких спортивных костюмах, – не в строю?! Тузы, что ли, местечковые? Или настолько тяжелобольные, что не могут встать в строй?

– Никак нет! Это же контрактники!

– Странно, – чуть усмехнулся я, – а что, контрактники уже не военнослужащие российской армии?

– Доктор, – полушепотом пришла на помощь Картузову медсестра, – контрактников, офицеров и прапорщиков строить не нужно!

– Это еще почему?

– Ну, не принято! Только срочников! Они же могут сбежать!

– А контрактники и прапорщики не могут? Картузов, давай ставь этих красавцев в строй!

– Доктор, – уже по-змеиному зашипела дежурная, – не надо! У вас могут быть проблемы! Вы у нас недавно, поэтому всего еще не знаете! Проверять нужно только военнослужащих срочной службы.

– Так что, строить «контрабасов» или нет? – лениво протянул старшина, переводя удивленный взгляд то на дежурную медсестру, то на меня.

– Не нужно, Вадик! – наигранно растянула она пухлые, некрашеные губы в подобии улыбки. – Доктор ошибся. Он у нас недавно. Ведь так, доктор?

– Ладно, Вадик, – я устало махнул рукой, – встань в строй! Раз «контрабасы» не подлежат построению, пускай дальше нежатся на кроватях. А, кстати, чем они страдают?