Дух Огня

Выпили вино. Потом настала очередь вкусной и здоровой пищи.

В скором времени попутчики разомлели и, хотя женщины ещё суетились по разным причинам, ничего, в общем-то, и не значащим (только Катерина Антоновна отправилась спать), затеяли разговоры о самых разных передрягах и приключениях, в которых им удалось побывать. Кай только внимал, но сам отмалчивался – с ним не случалось такого, что стоило рассказать, и чем можно было бы удивить попутчиков. Он не хватал гарпию за хвост, не мёрзнул высоко в горах и не наталкивался там на древние машины Изгнанников, не удирал от пиратов по Оловянному озеру. Даже не ходил на какое-нибудь подмосковное озеро глушить рыбу динамитом.

Когда на небе показался, наконец, месяц, выглянувший из-за черных туч, было три часа ночи. Внизу Рустам Тимурович ещё о чём-то беседовал с Игорем, а остальные мирно спали. За стенкой мансарды, во второй её комнате, сопел и кряхтел во сне Гена, так что Кай, на чью беду слышимость была отличная, заснуть не мог. Время московское и Аша разнилось на несколько часов, а значит, там был день. Кай всё-таки привык больше жить по тому времени, а не по местному.

«Кто-то использует твою башню, чтобы совершать переход» – сказал Гена и эти слова не давали Каю покоя. Он совершенно не понимал их значения, потому что это просто не укладывалось в голове. Кто-то использует ТВОЮ башню… Немыслимо. Столь же немыслимо, как пройти сквозь запертую дверь, как перешагнуть двухметровую стену. Самое плохое, что, похоже, никто ничего не собирался ему объяснять. Никто даже вида не подал, что происходит нечто невообразимое.

В конце концов, Кай уже привык, что специфика работы попутчиков мало чем отличается от работы секретных служб и изобилует столь же загадочными мотивациями. Конечно, уж волшебнику-то виднее, но…

Башня. Для любого другого, кто ни разу не пересекал меридиан слово это – пустой звук. Башня – это эталон, это символ, это, в конце концов, объект невероятного притяжения, перебрасывающего людей через разлом мироздания. Это страсть. Самая настоящая.

А страсть влечёт за собой ненависть, ревность… Нет, наоборот – ревность и ненависть.

В задумчивости Кай подошёл к книжной полке и безо всякого любопытства посмотрел на корешки книг. Если верить тому, что о человеке можно узнать по его книгам, – подумал он, – то Рустам Тимурович у нас человек неординарный. Были здесь и Гоголь и Достоевский, были Булгаков, Гёте, Илья Ильф с Евгением Петровым, Кант и Ильин. Мешанина. Классическая мозаика. Порой несопоставимая, порой схожая как близнецы-братья. Тут же ютились и детективы – и тоже классика: Кристи, Дойл, Стаут… Современной литературы было мало, хотя именно она в первую очередь Кая и занимала – ему нужен был пульс эпохи, а не прошлое, покрытое пылью.

– Интересуешься?

Кай оглянулся. В собственном доме Рустам Тимурович никогда не стучал в дверь.

– Хватит, давай спать, что электричество переводишь?

– Боитесь, закончится?

Рустам хмыкнул.

– Боюсь, Чубайс обидится. Он и так уже у всей страны лампочку Ильича отобрал и в карман положил.

– А что тут одна древность?

Рустам Тимурович подошёл ближе и окинул полку внимательным взглядом.

– Тут-то? Почему древность – классика… А классика она тем и хороша, что всегда актуальна.

– Мудро, – сказал Кай. Просто так на самом деле сказал.

– Кай, ты уверен, что хочешь стать попутчиком? – без перехода спросил Рустам Тимурович.

Он продолжал изучать взглядом книги, даже не изучать, а смотреть как на старых знакомых. Будто здоровался с каждой, спрашивал как житьё-бытьё.

– Да.

– Все мы на самом деле просто дети, Кай. Взрослые дети. Поэтому и маемся между половинками мира. Ты знаешь, откуда взялась та, другая половина? Изначальный мир был создан единым. Потом появились правда и ложь, добро и зло, чёрное и белое. Противоположности притягиваются только в любви и физике – тут физики и лирики солидарны между собой. А на самом деле они не могут существовать вместе.

– У нас есть легенда, что когда-то в мире, над землёй, парили сотни драконов из огня и стали. Они были его хранителями. А потом из-за чего-то началась между ними война, и все они погибли, были сброшены на землю…

– …но земля разверзлась и поглотила их, а там, где они упали, выросли горы… Переход – это прыжок через самую прекрасную часть мира, но именно там нас ждёт дракон. Там он заточен, и красота в данном случае спасает мир…

– Красивая легенда.

– Ну, не знаю, не знаю… Это зависит от вкуса… Тогда, вместе с драконами погибли все Изгнанники… Кстати, говорят, что они же были и Зодчими башен. А потом канули в Лету, потому что такая у них была судьба.

– Судьба?

– Конечно. Все цивилизации гибнут рано или поздно, оставляя по себе лишь память. Гибнут, какими бы они не были великими.

Кай изумлённо уставился на волшебника.

– Так это правда!?

– Ну да.

Некоторое время Кай смотрел на корешки книг, но не видел их перед собой. Мысли его были заняты другим.

– Мне всегда казалось, что это просто легенды, – сказал он, наконец.– Тысячи железных драконов, огромных боевых машин… Подводных лодок, вмороженных в лёд за скалами… Интересная была у Изгнанников судьба. Воинственный народ, который сам себя и сжёг. Не повезло им.

– Судьба, Кай – это твой, мой, чей-то ещё выбор. Свою судьбу мы пишем сами. Кроме некоторых случаев.

– Каких это?

– Тех, что называют случайностями.

– А так же день рождения и день смерти, – добавил Кай, вспоминая вдруг что-то из академских лекций по философии и теологии.– Определяемых фраваши. Человек ведь над этим не властен… Они предопределяют, добру послужит человек или злу. Спенте или Ангре – благому или злому духу.

– Когда ты спешишь на автобус, – заговорил вдруг о чём-то не о том волшебник, – ты не знаешь – успеешь на него, или нет. И вот ты прибегаешь на остановку и видишь, что он от неё уже отошёл и теперь ты должен плясать на морозе в ожидании следующего. Ты начинаешь со зла гадать, а вот если бы ты не занимался сейчас тем или этим, вышел бы пораньше, успел бы… Как ты думаешь – это судьба?

Кай растерялся.

– В смысле что – опоздание?

– Да. А так же те часто лишние и ненужные вещи, что мы можем делать место того, чтобы пораньше выйти из дома.

– Ну, не знаю…

– От тебя изначально зависело, успеешь ты или нет, но тогда ты об этом не знал. И опоздал.

Кай понял, что теряет нить повествования.

– Но существует же расписание…

– В России, Кай, не существует расписаний, – очень серьёзно сказал Рустам.– Судьба – это смесь тех выборов, которые мы делаем и того, что от нас не зависит. Однако от нас зависит гораздо больше, чем мы думаем. Просто изначально мы не знаем последствий. Судьба не закладывается изначально фраваши, фраваши всегда обращены ко благу, поскольку изначально всякий человек благ. Именно это и есть их единственный выбор, единственное обыкновенное влияние – предрасположенность Спенте.

– Хорошо – хорошо, но как это связанно со мной?

– Ты сам выбрал тот момент, когда должен был уйти из Аша. Но почему ты думаешь, что должен быть попутчиком? Попутчики, Кай – те, кто остановились и не захотели идти дальше. А ты хочешь идти. Ты уже сейчас идёшь, не отвлекаясь на мелочи, а если и отвлекаясь, то ненадолго. Их работа для тебя – точно то же отвлечение… увлечение… Я думаю, оно временно. Ты ведь даже не рождался в Аше, а пришёл из-за Гипербореев, а даже я не смею гадать – что там… И мне кажется, ты ещё свой путь не завершил.

Кай начал обижаться, потому что не думал, что его увлечение временно.

– И куда же я иду?