Шаги России. Хождение на Запад и обратно

Центральную область Евразии – Хартденд – занимала и господствовала в ней сначала Российская Империя, затем СССР, теперь Россия. Все они именовались классической «Силой Суши». «Кайму» Евразии – Rimland – занимали страны западной Европы, всегда соперничающие или воюющие с Хартлендом: Великобритания, Нидерланды, Франция, Скандинавия, а также Япония на Дальнем востоке. Все они составляют «Силу Моря». Германия, Австрия, страны Восточной Европы по этой теории занимают среднее положения, способные даже объединиться с Хартлендом для достижения мирового господства.

Со становлением США после Второй мировой войны одним из двух полюсов мировой силы, западная геополитика видоизменилась, перенеся центр «Силы Моря» в Северную Америку. Так появился кроме внутренней каймы из морских западноевропейских стран еще и внешний атлантический контур, объединивший всех в единый коллективный Запад, противостоящий российской Евразии. Внутренний же «старый» контур из приморских государств вокруг евразийского «острова» получил роль удавки и название «петля анаконды», подразумевая ее способность и цель удушения континентальной России.

Для темы этой книги интересны идеи англосаксонского геополитика Х. Маккиндера. Он полагал цивилизации Суши и Моря противоположными и вечно враждебными сущностями. Их создали кочевые общности, резко отличающиеся по своим характерам, но одинаково агрессивными. Именно они своей мобильностью и агрессивностью придают динамику историческим процессам, создали и развивают две разные по характеру и социальным ценностям цивилизации – Суши и Моря. Особенно любопытны отмеченные черты характера их населения (Д. Ф. Кеннан и др., статья «Холодная война»).

Цивилизация Суши:

– Простирается вглубь континента и берет свое начало в удаленных от берегов землях;

– формирует жесткие, иерархические общества воинственного типа на основе строгого подчинения, идеалов доблести и чести, агрессивности и верности;

– способствует созданию упорядоченных, но неподвижных социально-политических образований, не склонных к экономическому и технологическому развитию;

– благоприятствует развитию империй, деспотических обществ с сакрализацией центральной власти и военизацией широких слоев населения;

– сдерживает культурный обмен и инновации консервативными и традиционалистскими установками в культуре.

Цивилизация Моря:

– Тяготеет к освоению только береговой зоны, воздерживаясь от проникновения вглубь суши;

– утверждает динамичность и подвижность в качестве высших социальных ценностей;

– содействует инновациям и технологическим открытиям;

– развивает торговые формы общества и капитализм. Характерны для нее наемная армия, морская торговля;

– способствует развитию обмена и финансовой сферы;

Отсюда следует, по мнению этого автора, что, даже превратившись в могущественную «Силу Суши», Российская Империя, затем СССР, и после него независимая Россия – все они по своему духу и характеру как проигрывали, так и проигрывают торговой, предприимчивой и свободной «Силе Моря» в лице коллективного Запада.

Маккиндер сформулировал базовый закон геополитики: «Кто контролирует Восточную Европу,  кто управляет «сердцевинной землей» (Heartland), тот управляет «мировым островом»; кто управляет «мировым островом», тот правит миром».

Западная геополитика, вручившая США роль мирового лидера, была сформулирована Н. Спайкменом. Он вновь подчеркнул принципы: 1) Кто контролирует Римленд («кайму»), тот контролирует Евразию. 2) Кто контролирует Евразию, тот держит в руках весь мир. Под влиянием этой теории США расположили вокруг СССР, а теперь России, сеть из более 900 военных баз, петлей от Средиземноморья до Японии. Этим воплощается давнее стремление англосаксов задушить Россию «петлей анаконды».

3. Характер народов Суши и Моря

Национальный характер народа вырабатывается под влиянием географических и климатических условий его жизни – выгодных или, наоборот, ущербных и бедных. Это похоже на марксистское «бытие определяет сознание», однако, не менее верно и обратное – «сознание определяет уровень бытия», как и саркастическое «битье определяет сознание» (в годы террора). Так или иначе, люди научились всегда использовать выгодные природные условия и компенсировать, по возможности, неблагоприятные. С истечением столетий и тысячелетий способы и пути выживания «в кормящем ландшафте» врастают в людей понятиями «что хорошо», «что плохо», «что достойно» и «что позорно», то есть закрепляются в традиционной нравственности, в системе ценностей и в национальном характере. Тем не менее, самое сильное стремление любого человеческого сообщества, как и всего живого в природе, – в сытом умножении своей численности и увеличении силы для противостояния врагам.

Россия на своей северо-восточной лесной и степной равнине исторически и географически является образцом «срединного государства», типичной «Силой Суши», лишенной безопасных и географически удобных водных путей сообщения с соседними цивилизациями – романо-германской, китайской и мусульманской. Сухопутные внутренние пути из-за больших расстояний всегда были физически трудны и, пролегая по враждебным землям, опасны. Тем более затруднены были и дальние пути «за моря».

Отсутствие удобных путей сообщения, дальние расстояния неизбежно заставляли обходиться собственными хозяйственными продуктами, не полагаясь на товарообмен с соседями. Единственное важное исключение – постоянные поставки Великому Новгороду зерна из владимирских и суздальских земель: из-за неблагоприятного климата и бедных земель тот никогда не мог обходиться своим хлебом. Однако в Великом Новгороде, издавна имевшем торговые речные связи с Западом, народный характер в Средневековье складывался по-иному.

В результате, специализация русских земель по товарному производству была мала. Разделение труда в современном понимании было очень ограничено. Русского человека издревле кормили лес и поле. Полесничество и хлебопашество были основой народного хозяйства – и всего два рода и источника товара, которым обменивались, и составлявших основу разделения труда. Тем не менее, только широкое разделение труда, специализация, активный поиск и использование всех преимуществ, взаимный обмен с соседями ведет к повышению производительности, развитию и достижению благосостояния всех сторон обмена.

О влиянии природной среды и условий «кормящего ландшафта» на «русский характер» крупнейший историк В. Ключевский писал: «Восточные славяне увидели себя на бесконечной равнине, своими реками мешавшей им плотно усесться, своими лесами и болотами затруднявшей им хозяйственное обзаведение на новоселье, среди соседей, чуждых по происхождению и низших по развитию, у которых нечем было позаимствоваться и с которыми приходилось постоянно бороться, в стране ненасиженной и нетронутой. … Этими первичными условиями жизни русских славян определялась и сравнительная медленность их развития, и сравнительная простота их общественного состава».

«Сравнительная простота» отношений и однообразие способов хозяйствования русских поселенцев на обширной северо-восточной равнине, к сожалению, не способствовали развитию у них таких качеств характера, как деловое предпринимательство, новаторство, личную инициативу, необходимых для ускоренного развития общества. Это можно понимать и как «медленность развития». Однако это «не хорошо и не плохо», это было в тех условиях оптимально, эффективно и вполне естественно, и компенсировалось иными сторонами характера, что подтверждает широкое расселение славянских поселенцев по лесным просторам северо-востока Европы. В этом отношении страсть к «приключениям» им было не занимать, как и воинскую доблесть, – иначе они не выжили бы во враждебном окружении местных финно-угорских, поволжских и сибирских племен.

Резкий контраст этой картине представляло в те же времена развитие хозяйственной жизни Западной Европы, где чрезвычайно разнообразны природные условия. Изрезанная бухтами береговая линия омывающих морей, удобных для мореплавания; горные цепи, вносящие разнообразие в климат, в растительный и животный мир; крупные реки, текущие не параллельно, как в Евразии, а под углами, что, как считается, более способствует развитию хозяйства; обилие пресной воды; мягкие зимы при умеренно жарком и продолжительном лете. Наконец, в отличие от восточных славян, оказавшихся среди диких однообразных просторов, племена, начавшие в Средние века новую историю западной Европы, действовали на «развалинах» великой античной культуры. В. Ключевский: «Там бродячий германец усаживался среди развалин, которые прямо ставили его вынесенные из лесов привычки и представления под влияние мощной культуры, в среду покоренных ими римлян или романизированных провинциалов павшей империи, становившихся для него живыми проводниками и истолкователями этой культуры».

Разнообразие «кормящего ландшафта» западной Европы определило и разнообразие производимых товаров и услуг, что способствовало быстрому развитию товарообмена между регионами. Масса товаров, растущая благодаря разделению труда и вовлечению в производство все больших слоев населения, эффективно распределялась морскими путями. Рост торгового флота, широкое строительство портов по всей береговой линии, окаймляющей западную Европу, способствовали ускоренному развитию всего региона. Все это вместе, растущая производительность труда за счет разветвленного разделения труда, вовлечение в производство все больших масс населения, рост потребления товаров и торговля, порождали рост благосостояния и развития культуры. Подступившая эпоха бурного развития технологий только подстегнула эти процессы.

Нетрудно представить, как это сказывалось на изменении нравственных ценностей людей, на их представлениях «что хорошо и достойно», а «что плохо и позорно». Из строгого и аскетического Средневековья западная Европа неожиданно вышла к ставшим вдруг желанными обыкновенным жизненным радостям. «Усталость» от религиозной догматики и вечных из-за нее внешних и внутренних конфликтов, разочарование в былых нравственных ценностях вылились сначала в эпоху Ренессанса, затем Просвещения. Буржуазные революции, рожденные окрепшим товарным производством, прокатились по странам западной Европы и завершили ментальное перерождение населения. «Хорошим и достойным» стали казаться людям не религиозный аскетизм, христианская покорность и надежды на спасение «на небесах», но жизненная активность, стяжение земных богатств и наслаждение ими, познание окружающего неизведанного мира и стяжение из этого мира еще больших богатств.

Начало этому «празднику жизни» в западной Европе было положено исключительно благоприятными климатическими и географическими условиями. А самым важным из них, как теперь принято считать в геополитике, примыкание всех европейских земель к морям. Широкое развитие мореплавания, торговли, поиск «новых» земель, помимо умножения материальных богатств, рождало дух свободы и жажду приключений. Можно сказать, что именно море воспитало у народов Европы дух предпринимательства.

Для контрастного сопоставления душевного настроя народов запада и востока Европы вспомним о русских колонизаторах. Бескрайние просторы дикого северо-востока, рождающие чувство одиночества; тяжелый, смертельно суровый зимой климат; нескончаемые набеги кочевников, разграблявших плоды тяжелого труда, уводивших людей в рабство вплоть до конца XVIII века, сжигавших все накопленное имущество; частые пожары, истреблявшие деревянное жилье; обыденная нехватка пищи в конце каждой зимы, голодные годы из-за неурожаев. Даже сам порядок земледелия, вначале подсечно-огневой, с последовательным выжиганием непроходимых лесов, предполагал частое переселение и новое обустройство жилья. Все это накладывало особый отпечаток на характер русского человека. В его подсознание возникало смутное чувство незначительности всего «земного», преходящего и суетного, не стоящего «внимания», надежд и особых усилий по «благоустройству». Важно было лишь «выживание», сохранение жизни близких и спасение своей «души», а переход в «мир иной» – вполне нормальный и заслуженный отдых после тяжких земных трудов.

Теперь это может казаться ущербным. Но было это отнюдь не так: главная цель любого живого существа и их сообществ достигалась в полной мере – народ выживал, креп, расширял свое жизненное пространство, подчинял врагов. Очень немногие этносы в истории человечества сумели так же выжить, окрепнуть и расшириться. А ведь это самое главное, что задало каждому Природа, и за что индивидуум или народ в ответе перед ней: выжить в безразличной природной среде, среди непримиримых врагов.

Однако никакого «счастья» не было у людей и на европейском Западе. Чума выкашивала до двух третей населения средневековых городов. В непрерывных междоусобных войнах по любым поводам – религиозным, этническим, для грабежа, из-за голода или оскорбленной чести монарха и т.п. – гибли сотни тысяч каждое столетие. Страны, выходившие из войны, теряли от трети до 2/3 предвоенного населения.

Кочевничество, подвижность общества и разнообразие в способах выживания в «кормящем ландшафте» порождают и взращивают в человеке характерные черты инициативности, предпринимательства, новаторства, склонности к нестандартным решениям. Напротив, оседлость, землепашество, прикрепляет людей к клочку земли, к постоянному жилью, к повторяющемуся из года в год порядку природных и хозяйственных событий. Это тормозит, делает не только бесполезными, но и вредными непроверенные ранее хозяйственные способы, непривычное новаторство или излишне энергичную деятельность. Поэтому развитие оседлых народов замедляется.

Казалось бы, это должно было стать причиной вечной отсталости оседлых народов от предприимчивых кочевых – степных или морских. Однако на деле все происходило и происходит в истории иначе. Причину этого пояснил классик геополитики Ф. Ратцель. Он полагал, что безынициативный, инертный элемент оседлых народностей из века в век неизменно разбавлялся захватническим, агрессивным элементом соседних степных кочевников. Сами кочевники, обладая излишней предприимчивостью и энергией, по своему «непоседливому» укладу жизни не были способны создавать статичные и могущественные государства, цивилизацию и культуру, что требует накопления знаний и опыта выживания в «насиженном» месте, передачу этого следующим поколениям. Однако, «поделившись» своей генетической предприимчивостью и энергией с порабощенными оседлыми народами, они в совокупности могут создавать крепкие государства, «оседлые» великие цивилизации. Извечное подчинение оседлых цивилизованных землепашцев разбойникам-кочевникам, с дальнейшей их ассимиляцией, подтверждается множеством примеров. Древние земледельцы Китая подчинялись татарам, манжурцам; цивилизованные египтяне – арабам, позже туркам; персы повиновались туркестанским правителям; в Мексике цивилизованный индейский народ тольтеков находился в подчинении у грубых ацтеков. Взятие кочевыми завоевателями в жены дочерей покоренных оседлых народов, оседлое расселение своего потомства – типичное их поведение на протяжении тысячелетий. Теперь не осталось ни одного «чистого» этноса, все они перемешаны – и по генам, и по культуре.

Для россиян вынужденным подчинением с последующим частичным объединением народов стало татаро-монгольское иго. Нашествие предприимчивых и энергичных кочевников на княжества инертных, медлительных, привязанных к своим землям славян, в итоге через века привело оба этноса к «конвергенции», к сближению, слиянию и обогащению друг друга ценными и недостающими каждому качествами, сплавили их в единый государство-образующий русский народ. Именно поэтому очень справедлива присказка: «поскреби любого русского и обнаружишь в нем татарина».

Тем не менее, не вся Русь подпала тогда под жестокости ига, и многие земли долго сохраняли свои особенности. Новгород и Псков находились в стороне от набегов, под защитой непроходимых для всадников лесов, на удобных речных путях. Эти города, их жители, занимаясь выгодной иноземной торговлей, оказались более склонны к западному влиянию. Уже в Средневековье там существовала выборная власть Вече и другие западные новшества. Более того, они уже стали откладываться от Руси, занимая зачастую прозападную сторону даже в военных вопросах (литовскую, в частности). Население этих краев становилось для остальной Руси «чужаками» даже в этническом смысле, что отметил Н. Гумилев. Централизованное и ставшее «по-азиатски» деспотичным Московское царство среагировало, наконец, очень жестко. Оно не могло потерпеть у себя на границах такую вольность и независимость, в то время, как только сплоченность княжеств вокруг Москвы позволило недавно сбросить татаро-монгольское иго.

В странах и цивилизациях, строивших свое благополучие на торговле, ценной чертой характера человека стала считаться личная инициатива. Мореплавание, развивавшееся по берегам западной Европы, способствовало развитию в людях духа предпринимательства, склонности к авантюрам, приключениям. В Европе все шире развивалась торговля по Балтике и Средиземноморью, затем со странами мусульманского мира, позже с Индией, с Китаем – великими древними цивилизациями, контакты с которыми придали новый мощный импульс к развитию.

Благоприятный климат западной Европы, обилие пресных вод, удобное «перекрестное» направление рек, имеющих выход к морям, разнообразный ландшафт – это благоприятствовало широкому развитию товарного производства, специализации районов по производимой продукции и разделению труда, взаимному обмену и торговле. Мореплавание становилось важнейшей хозяйственной деятельностью потому, что по себестоимости морские перевозки были многократно дешевле сухопутных, и только с появлением и развитием железнодорожного транспорта они получили конкурента.

Укоренение среди морских народов предпринимательства, изобретательства, новаторства способствует еще большему разделению труда, вовлекает в экономику все большие массы населения, создает новые точки экономического роста. Сила приморских стран – в поощряемом изобретательстве народа, развитом на этой почве новаторстве, технологическом могуществе и способствующей этому науке. Народы, развившие в себе за столетия эти качества, побеждают в противостоянии с другими, традиционными в развитии и «неспешными». Убежденность в превосходстве морских цивилизаций проявилось даже в девизе британских колониальных мореплавателей: «Кто владеет морем, тот владеет мировой торговлей, а кто владеет мировой торговлей, тот владеет богатствами Земли и ею самой».

Характер и интересы человека – это результат взаимодействия генов и среды. Генетикой признано, что если у человека имеется некоторая природная особенность, заданная наследственностью, например, предприимчивость, однако культурная среда, в которой он развивается, может оказаться неблагоприятной и способна изменить его поведение вопреки установкам генов. Способности, необходимые для решения задач выживания, неизменны и заложены в генах человека от рождения. Однако склонности и характер, помогающие справиться с быстро меняющимися условиями среды, в том числе социальной, или воспользоваться выгодными возможностям – эластичны, т.е. возникают в человеке по мере потребности или «культивации». Впоследствии это может влиять на успех человека или его «неуспех» в половом подборе, в продвижении или торможении соответствующих генов в следующие поколения. То есть здесь помимо естественного и полового отбора, зависящего только от индивида, на «прохождение» его генов в будущее накладывается социальное одобрение или, наоборот, осуждение его поведения.

Типичный и наглядный пример – развитие «левши», т.е. человека, использующего левую руку, как основную в работе, что обусловлено его наследственностью. В школах царской России вплоть до начала прошлого века строго отучали детей-левшей писать левой рукой, заставляли писать только правой. За отказ следовало наказание, порицание учителем и сверстниками. В итоге, ребенок-левша обучался писать правой рукой, однако работал он всю жизнь, по возможности, только левой.

Культурная среда, общественное мнение или сложившиеся местные условия накладывают печать даже на генетически обусловленные качества и характер человека. С годами или столетиями, в результате полового и естественного отбора черты характера могут меняться у «типичного» человека данной местности или эпохи, закрепляться, становиться преобладающими. Так и предпринимательская «жилка», стремление к «приключениям» и новаторству, генетически имевшиеся в каком-либо человеке, оставаясь «невостребованными», или, того хуже, подвергаясь остракизму, осуждению или преследованию в данном обществе, как вредные и предосудительные, неизбежно «прячутся», скрываются, принося, однако, психическую боль человеку и разрушая его судьбу. Более того, подобная «странная» особенность характера может даже считаться в обществе пороком, а это уже напрямую мешает ему в половом подборе, в создании семьи, и, как следствие, вымывает его «предпринимательские» и «торговые» гены из общего генофонда такого общества.

Однако если предпринимательская и торговая «жилки», наоборот востребованы, считаются в данном обществе достойными и похвальными, то люди, ими обладающие, быстрее продвигаются вверх по социальной лестнице, пользуются общим уважением и авторитетом. Это прямо и благотворно влияет на успехи этих людей в половом подборе и в продвижении их генов в следующие поколения, что со временем делает эти качества «типичными» для представителей данного сообщества.

Каждый наш предок, из миллионов, живших на Руси, передал с генами своему потомку особенности характера, тела, ума. Как подсчитали генетики, молекула наследственности ДНК современного индивида несет в себе примерно равные вклады предков каждого из всех предыдущих поколений. Такая накапливающаяся сумма наследственности с каждым поколением множится и одновременно присутствует во всех потомках (У. Эдвард, «О природе человека»). Это значит, отсчитывая обратно во времени, что если вы потомственный житель России, то уже в XVIII веке, во времена Петра или Екатерины, жило более двух сотен ваших прямых пра-пра-дедов и бабок, равных по вкладу в вашу наследственность. В X веке, во времена крещения Руси, жило более миллиона деятельных ваших предков. Если же принять во внимание, что в 1000-м году население всей Европейской части России составляло всего 3 миллиона человек, то это статистически означает, что ваши прямые предки могли участвовать даже в крещении народа в Днепре князем Владимиром. В 1380-м году, когда население Руси сократилось на полмиллиона из-за набегов кочевников, предки современного россиянина в числе 60-тысячного русского войска (или в числе не меньшего войска противника!), очень вероятно, могли участвовать в битве на Куликовом поле, или как-то иначе быть напрямую вовлечены в это эпохальное событие.

Главное в этом то, что миллионы наших предков, т.е. прямых родственников каждого живущего россиянина, вместе выжили за тысячи лет, борясь с безжалостной северной природой и наседавшими со всех сторон врагами. Они отстояли свою свободу от тяжкого ига и от любых чужих «правил» как нам надлежит жить. А ведь очень немногие народы сумели это, и теперь отнюдь не столь многочисленны, широки и независимы, как мы.

Но для этого россиянам потребовалось выработать и закрепить некоторые особые личные качества. Это готовность терпеть и подчиняться единому центру или личности, что всегда помогало нам быстро и «дисциплинированно» собрать и двинуть против врага многотысячные армии. Держава, царь и вера становились в трудную годину знаменем, хоругвью, идеей, безоговорочно объединявших всех. Как полагают некоторые историки, эту черту русские позаимствовали у татаро-монголов: ведь очень «успешно» были организованы у них грабительские набеги и затем подступившее к нам их двухсотлетнее иго.

В целом низкая плотность населения на лесных просторах, гигантские расстояния и бездорожье сплачивали жителей селений. В быту деревенская община всегда приходила на помощь в голоде, при пожарах, при наводнениях, которыми была полна наша жизнь. Одиночки-хуторяне редко выдерживали. Единоличное хозяйствование у нас широко не распространилось, как на Западе: хуторов и раньше было мало, теперь личных фермерских хозяйств тоже почти нет. «На миру и смерть красна», а «мир», как известно, именно деревенская община. Но деревенская община тормозила развитие индивидуализма, гасила личную предприимчивость в коллективном труде на общей земле и при равном распределении продукции. Лишь в начале прошлого века реформы Столыпина дали крестьянину личную хозяйственную свободу. Это было упразднение сельской общины как коллективного собственника земли, передача ее в собственность отдельным крестьянам. Результат: резкий рост сельскохозяйственной продуктивности, однако вскоре прерванный на семьдесят лет большевистской революцией и принудительной коллективизацией – то есть опять общим хозяйством (колхозы) с еще худшей уравниловкой (оплата сельхозпродукцией по трудодням). Как результат, страна потеряла способность кормить себя: при царях кормившая пшеницей всю Европу, начала через полвека ее покупать.

Русский геополитик Н.Я. Данилевский тонко подметил индивидуализм, свойственный англичанину, а общинность – русскому. Он писал в 1871 г.: «Борьба и соперничество составляют основу английского народного характера. Англичанин бегает, плавает, катается на лодке взапуски, боксирует один на один – не массами, как любят драться на кулачках наши русские, которых и победа в народной забаве радует только тогда, когда добыта общими дружными усилиями».

Интерес крайнего индивидуалиста, стимул жизни человека с «западными ценностями» – это жить или казаться «лучше», богаче, успешнее, чем те, кто рядом. Для русского, или вообще россиянина, этого мало или вовсе не интересно и не существенно. Для русского, т.е. обобщенного россиянина, главное – добиваться в каждом своем поступке самоуважения. Разумеется, любому человеку важно мнение о себе окружающих, их «признание», однако не это является условием его внутреннего удовлетворения. У человека есть подсознательный образ добра, доблести, чести, смысла или «правды» – нематериальных, невещественных, не обязательно «духовных» или религиозных, но достойных, приносящих самоуважение. Только следование этому внутреннему зову русский человек достигает победы в его понимании и самоуважения, чувствует, что поступает правильно, делает в жизни что-то ненапрасное, а важное и нужное. Именно этой «загадочной русской душе» удивляются западные читатели книг Достоевского. В этом отношении справедливо: «Русский – не национальность. Русский – это состояние души человека»

Запад близок и понятен русскому человеку много больше, чем, к примеру, граничащий с нами Восток или Юг. Об этом говорит и множество слов в русском языке или их корней – латинских, германских. Сказывается вековая русская «зависть» к материальному благополучию и технологическому уровню Запада. Отсюда давнее и неизменное желание высших слоев походить на «западников», перенимать их культуру, говорить на их языках. Однако это только близость по вкусам, по запросам, чем мы весьма схожи. Но глубоко в «душе» Запад был и остается чуждым русскому человеку.