Шесть бастионов сингулярности

Он рылся в памяти, но везде была пустота, как если бы он искал в абсолютно пустой комнате. Ухватиться не за что. Чувствуя накатывающийся страх, он встретился с ней глазами.

– Не можешь вспомнить? – сочувственно кивнула старуха, садясь рядом с ним на топчан. – Вот сволочи. Крепко, значит, приложили тебя по черепушке.

Она хотела подбодрить его, и он уже был готов воспрянуть духом, но следующий вопрос вновь сбросил его в пропасть.

– Сам-то ты кто?

– Не помню, – прошептал он.

Изнутри поднялась черная волна паники.

– А что помнишь?

Что можно найти в абсолютно пустой комнате? Он только качнул головой.

– Был бы имплант цел, вмиг бы все про тебя узнали, – вздохнула женщина. – Ну да ничего, придется по старинке. У Томаша есть считыватель генетического кода. Идти сможешь?

Он неуверенно кивнул, глядя на израненную руку.

У него был имплант?.. Что это значит?

– Кстати, хотела спросить, а что это за имена у тебя на ладошке написаны? Ты сам их написал?

Он с удивлением посмотрел на свои руки. На левой ладони действительно в столбик были написаны шесть имен:

Талеб Насонов,

Римма Беккер,

Андрей Тамлин,

Михаил Березин,

Карел Климович,

Елена Ортис.

– Не знаю.

– Куртка твоя в коридоре висит. Я ее почистила немного. И вот еще, из кармана у тебя выпала.

Женщина протянула ему авторучку.

– Спасибо.

Он нерешительно повертел в руках обычную пластиковую ручку, темно-синюю с изображением Петропавловской крепости в лучах заката.

Хозяйка жилища тяжело поднялась, участливо похлопав его по плечу.

– Ладно, не горюй, что-нибудь да придумаем. Отдыхай.

В дверях она обернулась.

– Меня Клавдией зовут. Ты у меня дома, на Волковке. Схожу за дедом Сергеичем, это он тебя вчера приволок, а ты пока поешь. Чай горячий, только чайник вскипятила.

В глубине квартиры громко хлопнула дверь, и он остался один. Вытянул вперед левую руку. На запястье подсыхало нарочито-розовое глянцевое пятно. Как сказала старуха? Эко-кожа? Значит, точно такая же розовая заплатка красуется на его физиономии?

Он откинул одеяло и поднялся с топчана. Его повело в сторону, как будто ноги были чужими. Странные ощущения – словно тело не его. Но ноги – ерунда, разойдутся, главное – чтобы работала голова, а вот на ее счет как раз были сомнения.

Опираясь на спинку стула, он сделал пару осторожных шагов. Боль не чувствовалась, но он знал: она никуда не ушла, затаилась, придавленная аналгетиками. Машинально осмотрел помещение по часовой стрелке, начиная от двери. Удивился себе: откуда это у него – цепкий взгляд профессионала, подмечающий мелкие детали. Несвежие обои на стенах, люстра на пять рожков, застеленный клеенкой стол, стеллажи с книгами. Зеленоватая шеренга томиков Пушкина, следом за ней желтовато-охристый Тургенев, черный Конан Дойл, синий Стивенсон. Издания старые, еще прошлого века. Он снял с полки томик Стивенсона, пролистал пожелтевшие страницы. Память тут же услужливо откликнулась, нарисовав картинку: книжный шкаф с таким же темно-синим собранием сочинений Стивенсона, и его, еще детская рука, тянущаяся за «Черной стрелой», что во втором томе, самом потрепанном от долгого чтения.

Он постарался уцепиться за кончик воспоминания. Подолгу рассматривал иллюстрации, гладил пожелтевшую от времени бумагу, но больше из памяти ничего не выжал. Томик с сожалением вернулся на место.

Еще пара шагов по комнате, теперь уже к небольшому настенному зеркалу.

Оказывается, смотреть в зеркало и видеть в нем незнакомое лицо – это не так забавно, как можно было подумать. Аккуратный ежик волос, наводящий на мысли о силовых структурах, цепкий, настороженный взгляд серых глаз, твердый подбородок, покрытый вчерашней щетиной, крепкая шея. Вид брутальный, даже слишком. И ярко-розовая заплатка на виске. Он впился взглядом в незнакомые черты, но так и не дождался отклика в душе – в зеркале отражался абсолютно незнакомый человек.

За этим занятием его и застал скрип открывшейся двери, впустившей в квартиру Клавдию вместе с невысоким кряжистым стариком. Слух резануло знакомое поскрипывание – значит, вот кому он обязан своим спасением.

– Ну? – бодро рявкнул дед, протягивая руку. – Оклемался?

– Спасибо. Вполне.

Рукопожатие у деда скрипучее, дерганное. Как и походка.

– Протез?

– Смотри-ка, – старик удивленно приподнял кустистые брови. – На слух признал. Он самый, СИ-400, будь проклята та война-подлюка и чертов «Неогаз», поставивший мне это дешевое дерьмо. Многих тогда через мясорубку Северной корпоративной протащило, да мало кто жив остался хотя бы наполовину.

Северная корпоративная? Он наморщил лоб, копаясь в памяти. Слово «война» память четко связывала с Великой отечественной, дальше вроде бы никаких войн не было.

– Вместо благодарности, что кровь проливал, защищая чужое добро в чужой войне, – продолжал ворчать дед, – поставили вот эту китайскую дешевку.

Старик витиевато выругался и внезапно поменял тему:

– Ну, готов, герой?

– Да.

Накинув на плечи протянутую Клавдией незнакомую, но оказавшуюся впору куртку, он вышел из квартиры.

Первые шаги дались с трудом, каждое движение отзывалось болью в подреберье, но на третьем десятке метров он разошелся так, что даже отказался от помощи деда Сергеича.

Как Клавдия назвала это место? Волковка? Что-то знакомое отозвалось внутри. В памяти промелькнули обрывки воспоминаний – высокое светлое здание на пустыре, пропускной пункт с охраной, берег реки, заросший осокой и камышами… Но вокруг все было чужим – приземистые дома с облупившимися фасадами, полукруглые ангары из металлоконструкций, длинные безликие корпуса складов или заводов. Интуиция подсказывала, что этот унылый район он видит впервые, его привычное окружение выглядело совсем иначе. Как именно иначе? А пёс его знает… Свою физиономию ты тоже в какой-то степени сегодня увидел впервые, сказал он себе, а она с собой лет тридцать – примерно так он оценил свой возраст по отражению в зеркале. Так что с домыслами стоит повременить.

Он ненадолго остановился осмотреться, хотя сопровождающие наверняка решили, что он устал. Сзади, чуть правее, виднелись корпуса многоэтажек. Многие из них стыдливо щерились пустыми окнами, другие смотрелись недостроенными ячеистыми скелетами. Интересно, почему строители ушли, оставив их в таком виде? Неужели жилые дома оказались никому не нужны? Далеко впереди поблескивал на солнце купол, накрывающий центр города. Почему-то он был уверен, что видит его впервые. Еще дальше, за куполом, непривычно сверкали голубоватым стеклом небоскребы.

– Передохнул?