– Связь с разведгруппой, отправленной в район Амштеттена, потеряна, – мрачно сказал комендант Вены, присаживаясь на самый краешек стула.
– Когда? – маршал Конев, освободитель Праги, дважды Герой Советского Союза, откинулся на спинку кресла и с интересом посмотрел на подчиненного.
– Три часа назад, – сказал генерал-лейтенант.
– Выходит, что они погибли или захвачены в плен? – широкое волевое лицо маршала стало хмурым.
– Так точно, – кивнул генерал.
– Такой результат разведки – тоже результат, – сказал Конев. – Надеюсь, что приказ об усилении караульной службы на границе отдан?
– Так точно.
Маршал огладил себя по гладкой и блестящей, словно бильярдный шар, голове.
– Похоже, что у американцев крупные неприятности, – тон коммиссара был угрюм. – И эта конференция в Потсдаме так некстати! Союзники давят на нас, требуя восстановления самостоятельной Германии, и отношения наши с американцами сейчас совсем не те, что в мае. И лезть в их зону оккупации очень не хочется.
Благодатов молчал, давая командиру возможность выговориться. Круглые очки его блестели, не давая увидеть глаза.
– Ладно, – сказал маршал после некоторого размышления. – Сегодня надо провести авиаразведку. На Венском аэродроме есть разведывательные самолеты, так что организуйте. О результатах – немедленно доложить. Задача ясна?
– Так точно! – генерал встал. – Разрешите идти?
– Идите.
Верхняя Австрия, замок Шаунберг.
25 июля 1945 года, 19:22–19:58
Петр дремал, пытаясь хоть как-то восстановить силы. Лежать на вонючем и холодном полу было противно, так что приходилось сидеть, привалившись к стене. В этой позе Радлов провел не один час. Проснулся, когда раздался громкий скрип. Дверь открылась, и из-за нее в подземелье ударил свет, показавшийся после тьмы до невозможности ярким.
Кое-кто из пленников застонал.
Вошли двое солдат и офицер с фонарем.
– Кто здесь командир? – спросил старший нацист на хорошем русском. Ответом было угрюмое молчание.
– Ладно, – проговорил эсэсовец, водя фонарем по лицам разведчиков. – Тогда я буду убивать вас по одному, пока командир не отыщется.
Он вытащил из кобуры «вальтер» и медленно поднял руку.
– Я командир, – сказал Петр хмуро и встал. Ушибленное колено отозвалось болью, и он едва не свалился.
– Очень хорошо, – офицер спрятал пистолет. – Следуйте за мной.
Капитан выбрался в коридор, и его затхлый сырой воздух показался свежим по сравнению с ароматами подвала, где держали пленников. Добрались до островка света с дубовым столом, но наверх подниматься не стали. Грохнула отпираемая решетка, и под ногами зашуршали камни другого коридора. Тут было гораздо суше, откуда-то издалека доносился глухой гул.
В свете фонарей по сторонам проплывали массивные двери, одна за другой.
У пятой по счету конвой остановился. Дверь бесшумно открылась, и пленника ввели в большую, площадью метров в двадцать, комнату. У одной из стен стояло стальное кресло с зажимами для головы, рук и ног. Напротив него располагался целый ряд сидений, намного комфортабельнее первого. Пахло, к удивлению капитана, лавандой. Но сквозь цветочный аромат пробивались гораздо менее приятные запахи – крови, пота, рвоты…
Радлову развязали руки, затем втиснули в кресло, на запястьях и щиколотках защелкнулись холодные зажимы. Лента из толстой кожи обвилась вокруг лба. Теперь разведчик не мог пошевелиться.
Солдаты отошли и встали у стены, офицер расположился рядом с пленником. В дверь вошел тот самый морщинистый, что встречал грузовик во дворе. Теперь Петр разглядел, что на его мундире знаки отличия бригаденфюрера. За ним мягким шагом скользнул невысокий человечек в странных одеждах, похожих на женские. Ростом он был Радлову до подбородка, а на раскосом смуглом лице застыла какая-то неживая улыбка.
– Хайль! – вскинул руку офицер, приведший пленника. – Все готово для допроса!
– Начинайте, – устало махнул рукой морщинистый и уселся в одно из мягких кресел.
Узкоглазый подошел к Петру и встал немного сбоку, а офицер обратился к пленнику по-русски:
– Нас интересует количество и расположение войск в Вене и окрестностях, наличие танков и самолетов, фамилии командиров и комиссаров. Отвечай лучше сам, иначе тебе будет очень плохо.
Петр молчал.
Офицер пожал плечами:
– Хорошо, первый вопрос – твое имя и звание?
– Капитан Радлов, двадцатая гвардейская стрелковая дивизия, – ответил Петр, чем изрядно удивил допрашивающего.
– Очень хорошо, – кивнул немец. – Ты – хороший пленник. Второй вопрос – сколько войск сейчас в Вене?
– Капитан Радлов, двадцатая гвардейская стрелковая дивизия, – проговорил Петр четко.
Допрашивающий нахмурился:
– Ты что, большевистская свинья, не понял вопроса? Я спрашиваю, сколько войск в Вене?
– Капитан Радлов, двадцатая гвардейская стрелковая дивизия, – рявкнул Петр так, что в одном из углов заколыхалась паутина, а морщинистый бригаденфюрер поднял голову и с интересом посмотрел на пленника.
– Черт подери! Ну, ты сам напросился, – прошипел офицер и, повернувшись к азиату, перешел на язык, совершенно разведчику не знакомый.
Узкоглазый выслушал, кивнул. Он подошел к Петру спереди, поднял руки. Черные глаза влажно блеснули, и пальцы, жесткие, как сучки, коснулись висков пленника. Радлов ощутил нажатие, и тут же в голове словно разорвалась граната. По стенкам черепа изнутри ударило с такой силой, что показалось – еще миг, и кости не выдержат, треснут.
Глаза заволокла багровая пелена, и легкие отказались впускать в себя воздух.
Сквозь бьющие в ушах разрывы снарядов тяжелого калибра и плещущуюся за веками боль Петр слышал разговор:
– Отойдите, герр Лочи, – сказал, судя по голосу, морщинистый. – Мне не видно!
– Вы же знаете, он не понимает по-нашему, – отозвался офицер.
– Так переведите! А то я боюсь пропустить зрелище.
Боль отступала, но очень медленно и неохотно. Петр судорожно дышал, закрыв глаза и впившись пальцами в подлокотники. Когда сумел поднять веки, на лице бригаденфюрера увидел откровенное удовольствие. Азиат все так же равнодушно улыбался.
– Ты понял, что с тобой будет, если не станешь отвечать? – спросил допрашивающий офицер. – Повторяю вопрос – сколько русских войск в Вене?