Трансильванские рассказы

– Может, но вряд ли. Если только сам приколич того не захочет. Завтра вернемся сюда при свете и поищем кровавые следы, может быть, набредем на тело, похороним по-человечески, – ответил предводитель отряда.

Воцарилось молчание. Сакс стоял и глядел на старшего товарища стеклянными непонимающими глазами. Сердцем он рвался спасти друга, но разумом понимал правоту опытного воина. Мужчина бессильно опустил клинок. На его глазах навернулись слезы.

– Мне его тоже жаль, тоже, брат. Правда. Пойдем.

Лайош положил руку на плечо Удо, и вместе они вернулись на тропу.

Понграц не понимал, что следует делать. Ему уже не один раз доводилось терять соратника, но всегда, провожая кого-то в последний путь, он испытывал смятение. Вот и теперь парень испуганно смотрел на спутников, не зная, следует ли что-то сказать или хранить молчание. Но слова никак не шли. Сердце отчаянно бухало в груди, тело бросило в жар, на лбу выступила испарина. Вдруг юноша заметил, что товарищи сняли капюшоны, и сам стянул худ с головы. Он с силой сжал ткань в кулаке, как если бы это позволило ему вернуть душевное равновесие, и непроизвольно сделал шаг назад, словно хотел скрыться от друзей. Те же стояли рядом и молчали. Каждый думал о своем. Предводитель отряда сложил руки на груди, опустил голову и принялся еле слышно что-то нашептывать. Затем он насторожился, поглядел на лес, в черную непроницаемую стену деревьев, и прислушался. Понграцу показалось, будто потомок кочевников ожидает ответа. Хайнц-Ульрих смотрел вверх, но как-то отрешенно. Он то ли молился, то ли тщетно пытался скрыть накатывающийся на глаза слезы. Руки здоровяка повисли, как плети, губы судорожно сжались.

– Прости, друг, – наконец-то проговорил он. – Я всегда подтрунивал над тобой, но это не всерьез. Я готов был за тебя перерезать глотку кому угодно. Ты знаешь. Прости, не уберег. Пресвятая Богородица, моли бога о нас, – и перекрестился.

Лайош посмотрел на него и тяжело вздохнул:

– Ладно, идемте. Теперь ему ничем не поможешь, – и добавил – Если верить старику, скоро будем на месте. Лес взял свою жертву. Будем надеяться, больше хищники нас не тронут.

Мужчины продолжили путь. Шли молча. Каждый по-своему оплакивал Яноша. Парень прошел столько передряг: бился с турками, со своими собратьями валахами, с разъяренными крестьянами, ополченцами мятежных магнатов, и всегда ему удавалось переиграть смерть. А теперь бедняге суждено погибнуть не от сабли или стрелы, а сгинуть в челюстях ненасытного волка. Бывший семинарист подумал, что только он из всех троих может прочитать заупокойную молитву. И хоть Понграц и недолюбливал шайку святош в рясах, а отношения его с богом не были простыми, он осознал: его долг проводить друга к всемилостивейшему отцу. Юноша чуть замедлил шаг, дабы спутники не услышали его слов – почему-то он их стыдился – и прошептал:

– Te, Domine, sancte Pater, omnipotens aeterne Deus, supplices deprecamur pro anima famuli tui Ioannis, quem de hoc s?culo ad te venire iussisti.

Неужели он до сих пор помнил текст, который давно считал забытым? Ведь после отчисления ему так хотелось вытравить из памяти всё, что связано с учебой. Но фразы рождались сами собой:

– Ut ei digneris dare locum refrigerii, lucis et pacis. Liceat ei portas mortis sine offensione transire et in mansionibus sanctorum et in luce sancta permaneat, quam olim Abrah? et eius semini promisisti.

На глазах выступили слезы. Теперь Понграц чувствовал себя настоящим священником, служителем перед престолом всевышнего. Никогда его молитва не была такой страстной и чистой:

– Nullam eius anima sustineat l?sionem, sed, cum magnus dies ille resurrectionis et remunerationis advenerit, resuscitare eum.

Кого же оплакивал парень, погибшего друга, или собственную никчемную судьбу?

– Domine, una cum sanctis et electis digneris; dimittas ei omnia delicta atque peccata, tecumque immortalitatis vitam et regnum consequatur ?ternum. Per Christum Dominum nostrum. Amen[1 - Господь, святой отец, всемогущий вечный Боже, смиренно молим тебя о душе сына твоего Иоанна, которого ты призвал из этой жизни к себе. Даруй ему свет, счастье и покой. Пусть он пройдет в безопасности через врата смерти и будет жить вечно со всеми своими святыми во свете, который ты обещал Аврааму и всем его потомкам в вере. Храни его ото всякого зла и в тот великий день воскресения и воздаяния воздвигни его со всеми твоими святыми. Прости его грехи и дай ему вечную жизнь в твоем царстве. Мы просим об этом через Христа, нашего Господа. Аминь (лат.).].

Закончив молитву, Понграц прислушался. Волки больше не выли, да и никаких странных шорохов из чащи не доносилось, будто с гибелью Яноша лес на самом деле успокоился. Путники шли след-в-след, и только их шаги нарушали мертвенную тишину.

Тут за поворотом деревья расступились, и наемники увидели Микшу Маре. В отличие от деревень саксов, где дома стоят плотно один к другому, словно ряды воинов, вдоль длинных улиц, здесь дворы валахов были разбросаны без какого-либо порядка. Над землей стелился зыбкий туман. Из него, словно призраки прошлого, вставали полуразрушенные стены с пустыми черными окнами, покосившиеся изгороди, печные трубы, столбы и колодцы. В лунном свете картина выглядела жуткой. Белая штукатурка отливала мертвенно-синим, а участки обнажившейся кирпичной кладки темнели, будто язвы под струпом. Впереди в центре развалин виднелась небольшая церковь с колокольней и поместье кенеза. В отличие от крестьянских хижин, эти добротные здания время пощадило.

Мужчины прибавили шагу. Цель близка. Теперь дело за малым: забрать сокровище и скорее назад, к лошадям.

– Глядите, да тут могилы, – Калди показал на трухлявые деревянные кресты, торчавшие из облаков седого тумана. По обе стороны от дороги раскинулось кладбище. Большинство надгробий, по-видимому, обрушилось, и чаще всего над убогими холмиками высились лишь жалкие обрубки. Молочно-белое марево растекалось от храма на пригорке к погосту, постепенно скрывая последнее прибежище жертв мора.

Порнграц вздрогнул прежде, чем осознал, что происходит. Спереди, сзади, справа и слева из клубов хмари буквально выросли человеческие фигуры. Тощие, сгорбленные, с согнутыми под странными углами конечностями и запрокинутыми головами, они не могли принадлежать живым людям. С мертвых тел свешивались рваные лохмотья. Два шага – и вампиры обступили путников. Упыри простерли когтистые руки. Кольцо сжималось. Рты с редкими желтыми зубами безмолвно раскрылись в предвкушении добычи.

Наемники рубили, кололи, резали, да только всё напрасно. Нежить не знает ни боли, ни страха. Ей неведомы ни опасность, ни чувство самосохранения. Восставшие крестьяне напирали на воинов, повалили их наземь, холодные, как осенняя глина пальцы, сомкнулись на шее юного Калди, и он потерял сознание.

***

Понграц очнулся от стужи. Прежде, чем открыть глаза, парень прислушался – никого. Тело не болело. Он чувствовал и ноги, и руки, пошевелил пальцами – цел и даже не связан. Неужели нечестивые создания не разорвали его в клочья?

Ночь. На небе ни облачка. Полная луна светила так ярко, будто пыталась соперничать с солнцем. А звезд было так много, как на астрономической карте, которую показывали семинаристам на занятиях по натурфилософии. Молодой воин приподнялся на локтях и осмотрелся. Он лежал на кладбище, на могильном холмике. Рядом валялись остатки сломанного креста. Туман начал рассеиваться. Он уже остался лишь в отлогих местах отдельными клоками. От мороза пучки жухлой травы покрылись тонким слоем серебристого инея. Но где же товарищи? Наемник огляделся и позвал друзей – тишина. Нужно идти. Понграц попытался встать. Получилось лишь со второй попытки. Голова кружилась, ноги подкашивались. Земля будто бы шаталась, как палуба корабля в шторм. Вспомнились слова Яноша о том, что вампиры вытягивают кровь незримо и понемногу. Очевидно, упыри насытились им и бросили.

Молодой воин нашел целый крест и оперся о него. Сердце колотилось в груди, каждый его удар отдавался в висках. Понемногу головокружение проходило, дрожь в ногах унималась. Где же Удо и Лайош? Возможно, они уже очнулись и теперь направляются обратно. Но нет, друзья не могли его бросить. Однако парень вспомнил, что случилось с Яношем и понял: могли. Позвать еще раз? Но нет, ведь никто не знает, какие еще твари скрываются среди развалин. Или товарищам повезло меньше, и теперь их тела остывают где-то среди руин? Понграц снова посмотрел вокруг в надежде увидеть кого-то из ребят, но деревня казалась совершенно пустой. И тут взгляд уперся в поместье кенеза. Здание было не больше городских особняков саксонских купцов, но для валахов, проживавших в бедности, оно должно быть, казалось настоящим дворцом. Два этажа с широкими сдвоенными окнами, башня, приспособленная для обороны, большая дверь в обрамлении каменных наличников, черепичная крыша. Белая штукатурка фасада всё еще держалась. В лунном свете она отливала синевой.

Сколько тут идти? Совсем недалеко. Две сотни шагов не больше. Быть может Лайош с Удо уже там? Тогда им нельзя позволить уйти с добычей. Ноги уже твердо стояли на земле, голова кружилась не так сильно. Сохранялась лишь слабость, но молодому воину стало уже значительно лучше. «Надо попробовать», – решил он и двинулся вперед.

Парень перекрестился на ходу и, дабы придать себе смелости, начал шептать:

– Exsurgat Deus et dissipentur inimici eius et fugiant qui oderunt eum a facie eius[2 - Да воскреснет Бог, и расточатся враги Его, и да бегут от лица Его ненавидящие Его (лат.). – Пс. 67:2.].

Морозный воздух ударил в лицо, сердце вновь заколотилось, казалось, что дыхание его слишком шумно, а шаги непозволительно громки. Как трещит мерзлая трава, как скрипят камни под сапогами! Но наемника было уже не остановить. Отринув страх, он шел, вперед, читая:

– Sicut deficit fumus deficiant sicut fluit cera a facie ignis sic pereant peccatores a facie Dei[3 - Как рассеивается дым, Ты рассей их; как тает воск от огня, так нечестивые да погибнут от лица Божия (лат). – Пс. 67:3.].

Вот и крыльцо. Понграц остановился, отдышался и дернул ручку. Дверь со скрипом открылась. Юноша обернулся, зашел внутрь и прислушался. Тихо, как в могиле. Даже звуки с улицы не долетали сюда. Здесь точно никого нет. Бывший семинарист постоял еще немного, надеясь услышать шаги или возню, но нет, внутри пустого здания царило абсолютное безмолвие. «Интересно, Лайош с Удо уже побывали здесь, или мне удалось проникнуть в особняк первым? Если уж зашел, то нужно подняться наверх и проверить комнату с кладом», – решил молодой воин. Он достал из поясного мешочка кремень, трут и свечку, вынул нож, присел на корточки, и принялся высекать искры. Пальцы слушались плохо. Получилось лишь с пятого раза. Сухой гриб вспыхнул, и наемник зажег фитиль. Парень осторожно встал и, прикрывая огонек рукой, медленно пошел перед.

Лестница оказалась прямо перед ним. Деревянные ступени выглядели целыми. Понграц взялся за перила и начал аккуратно подниматься. Доски пугающе скрипели и прогибались, но выдержали. Вот уже и второй этаж. Юноша остановился и прислушался. Вновь тишина. Он огляделся – длинный коридор уходил в обе стороны. По нетронутому слою пыли и облетевшей штукатурки на полу стало ясно, что сюда долгое время никто не заходил. Как же говорил старик? Дверь будет справа. Воин повернулся, сделал пару шагов и увидел проем в обрамлении змей. Твари переплелись в причудливом орнаменте и наставили друг на друга пасти с клыками и высунутыми языками. Кто же додумался украсить свои покои таким ужасным рисунком? Дверь оказалась закрыта. Нет, Удо с Лайошем точно не были тут. Если так, возможно сокровище всё еще на месте. Понграц с силой дернул раз, другой – трухлявые доски треснули и подались. Еще, еще и еще – косяк хрустнул, вывернулся из стены, и дверь распахнулась. За ней оказалась абсолютно пустая комната. Очевидно, наследник кенеза вывез всё отцовское добро из родового гнезда. Парень поспешил к камину, поставил свечу на полку и начал отсчитывать плитки. Сердце забилось в предвкушении. «Ну с Богом», – выдохнул он. Нажал. Послышался щелчок – раз, два, три – стена со скрежетом отъехала.

Получилось! У новоиспеченного кладоискатели дыхание перехватило от восторга. Неужели старик не соврал? Честно говоря, вчера его словам верилось с трудом. Взору предстала кованная дверь. Наемник достал ключ, провернул два раза в замке, потянул ручку и отшатнулся. Неожиданно свет ударил ему в лицо.

«Чертовщина какая-то!» – прошептал воин и заглянул внутрь. Глазам предстала небольшая комнатка в длину и ширину меньше человеческого роста. Она оказалась освещена, но ни факела, ни свечи, ни фонаря видно не было. Ровные стены покрывала чистая белая штукатурка. Посредине прямо на полу стоял сундук. Понграц наклонился и потянулся к нему, но уперся в незримое препятствие, как будто впереди находилась пластина из стекла, насколько прозрачного, что заметить ее было невозможно.

И тут раздался голос:

– Сколько торговок сегодня было на рынке?

«Неужели и это правда?» – пронеслось в голове. Волна мурашек пробежала по спине. Мужчину прошиб пот.

– Столько, сколько за всю ночь не испортишь, – вспомнил он ответ.

– А сколько из них приглядны на вид?

– Только четыре.

– А сколько из них без оспин?

– Только две.

– А какая из них охотно разделит ложе, первая или вторая?

– Вторая, – произнес парень, и тут же понял ошибку.

– Левая! Левая! – крикнул он.

Но поздно. Стены родового особняка сотряс жуткий раскатистый смех. Свет в комнате с сундуком сменился с белого на красноватый. Вмиг на чистых белых стенах и полу проступили пятна засохшей крови. На крышке ларца появился иссохший труп. Понграц хотел бежать, но ноги будто пристыли к полу. Всё тело парализовало – то ли от ужаса, то ли от проклятия клада. Молодой воин мог только наблюдать, как мертвец поднимается и ковыляет к нему. Вот он выхватил кинжал, размахнулся и вогнал лезвие юноше в грудь.

***

Хайнц-Ульрих ковылял от края леса по направлению к церкви. Голова гудела, разбитое колено ныло, видимо, ударился при падении. Зато цел – и то хорошо. Очнулся он лишь недавно и, как и Калди, сначала не мог понять, что произошло, потом звал друзей, но ночь также встретила его лишь тьмой и безмолвием. Меч он выронил в схватке, вот только не помнил, где. Мысленно попрощавшись со старым другом, сакс выхватил кинжал, намереваясь пронзить любого врага, хоть мертвого, хоть живого.

«Лайош с Понграцем. Где они? Неужели, их загрызли насмерть? А меня почему бросили? Или накушались, твари? – Думал мужчина. – Если парни живы, то почему меня не нашли? Неужели бросили, как беднягу Яноша? Или они меня ищут? Может быть, крикнуть громче? Нет, вдруг сбегутся те мертвые твари? Если ребята решили искать сокровище без меня, то мне точно нужно в особняк этого валашского графа. Вдруг они хотят присвоить золотишко себе. Ну нет, голубчики, придется делиться. Если же я отыщу клад, а их тут не будет, то заберу всё себе».