Трюкач. Лицедей. Игрок. Образ трикстера в евроазиатском фольклоре

Явившись на пир богов, Локи обвиняет аса Браги в трусости, чтоде он храбр лишь за чашей и горазд бегать от битвы, а это, конечно, серьёзное оскорбление для викинга. Асиню Идунн Локи обвиняет в блуде с убийцей Бальдра, то есть либо с Хёдом, либо с самим собой. Если верить Локи, асиня Гевьон[10 - Согласно «Младшей Эдде», Гевьон – дева, которой прислуживают умершие девственницами.] отдаётся юнцам за подарки. Одина в дополнение к уже упомянутому обвинению в несправедливости, Локи корит в том, что он ведёт себя как сейдовая баба (что подробно будет рассмотрено ниже). Фригг достаётся от Локи за то, что изменяла мужу с его братьями. Фрейе – за то, что переспала со всеми асами и ванами, включая собственного брата Фрейра.

Локи смеётся и над ваном Ньёрдом: «Ночами, как в чан, мочились тогда в рот тебе дочери Хюмира». Ньёрд, не опровергая этих сведений, заявляет, что, мол, зато у него самый прекрасный среди асов сын.

В отличие от «нида», стиха чисто хулительного, в перебранке допускается ещё и похвальба[11 - Сразу споминается перебранка Ильи Муромца с князем Владимиром на пиру, перебранка Садко с гостями и именитыми купцами, Василия Буслаева – с новгородцами, Ильи Муромца – с Идолищем или Калиным-царем, Одиссея – с женихами, распри олимпийских богинь Афины и Геры с одной стороны и Афродиты с другой. Словом, жанр весьма традиционный.]. Именно похвальбу в процессе перебранки можно опровергать, и Локи тут же обвиняет отца Фрейра в том, что тот зачал своего сына с собственной сестрой и что этот прекрасный сын опять же «ради бабы» заложил меч, столь необходимый асам в момент Рагнарёка.

Богу Тюру отец лжи Локи напоминает, как обрюхатил его жену, а Тюр струсил и отказался от мести.

Бесстрашного Тора Лофт высмеивает за трусость (как и Один-Харбард), напоминая, что громовержец сидел тиши мыши в великанской рукавице Скрюмира… и т. д.

По мнению А.Гуревича, «стоит отметить разительный контраст между перебранками богов в “Старшей Эдде”, с одной стороны, и героическими песнями и сагами, с другой, контраст, заключающийся в том, что откровенная трактовка сексуальных отношений и широкое использование непристойностей или указаний на сомнительные в моральном отношении ситуации присущи лишь перебранкам – остальная литература (исключая, разумеется, “хулительные” песни скальдов) чужда подобной тематике и выражениям. Германцы, по словам Тацита, были народом целомудренным, и эту особенность сохраняли по крайней мере в литературе и в более позднее время. Упомянутый контраст, на мой взгляд, подтверждает предложенную трактовку “Перебранки Локки” как сакральной самопародии, направленной не против богов, а на подчеркивание их особой природы, их неподвластности человеческим обычаям и нормам.

Не менее существенно то, что “карнавально-перевертывающий” смех обнаруживается лишь в тех эддических песнях, в которых встречается игра с сакральным, где священное не лишено смехового оттенка или даже выражается именно в смешном. Здесь комическое сочетается с демоническим, образуя то исконное, изначальное единство, которое разрушилось в литературе нового времени, где амбивалентная ирония, одновременно отрицающая и утверждающая, сменяется односторонней сатирой, только убивающей и ничего не возрождающей. В песнях же “Старшей Эдды” смех не вытесняет до конца трагизма – они синтетичны. Одно постоянно слышится сквозь другое», – пишет Гуревич и продолжает: «Подчеркну еще раз: разумеется, необходимо видеть различие между возникновением и бытованием “Перебранки Локи” в языческую эпоху и ее “реликтовым” существованием в христианский период. В раннее время насмешка лишь укрепляла авторитет богов, в более поздний период она могла приобрести противоположную функцию: смех стал релятивизировать богов, делать веру в них (в языческом смысле, как “доверие к ним”) сомнительной, развенчивать старых богов. Но следовало бы остерегаться переноса этой поздней стадии в более раннее время и толковать замысел “Перебранки Локи” изначально как “критику богов”», – уточняет А.Я. Гуревич (Гуревич, 1979).

Несмотря на то, что хулительные речи – почти непременный атрибут Трикстера, речи эти носят также очистительный и возрождающий характер – это разоблачение, правда о старой власти, об умирающем мире. И хотя на пиру богов у морского великана Эгира Локи нарушает ритуальный мир, но задним числом Локи заставляет богов держаться рамок приличия, выслушать критику и не нарушать собственные законы впредь. Причём ругательства здесь абсолютно симметрично спроецированы на мир асов из мира людей – они имеют то же содержание, тональность и цель, что и ругательства, употребляемые при бытовых раздорах.

Это означает, что Трикстер действует не только в поле мифа, но и за его пределами, в той социальной среде, которая использует сам миф как формулу жизни.

II.2. Провокатор и инициатор

Трикстер – это неподконтрольная никому фундаментальная Сила, результат действия которой даже для самого Трикстера непредсказуем. Трикстер – это провокатор и инициатор социальнокультурного действия и изменения творения, которое выглядит как порча.

При создании нового Мира Один выступает как разрушитель Мира старого, он убивает великана Имира и нарушает тот Порядок, что был при Имире, то есть разрушает мир, существовавший до Одина и состоявший лишь из Муспельхейма, Нифльхейма[12 - Nifl – субстантивный эпитет, отсылающий к наименованиям мифологических локусов: Niflhel – Тёмная Хель и Niflheimr, прибл. “Нижний, тёмный мир”. Эпитет nifl ассоциируется в эддических композитах со гибелью, смертью (Смирницкая, 2005, с. 78).] и Мировой Бездны[13 - Нельзя не вспомнить и о Гермесе, убийце тысячеглазого исполина Аргуса, из которого было создано звёздное небо. Один зашвырнул на небо глаза турса Тьяцци, и они загорелись там звёздами, прежде он же сотворил звёзды из сверкающих искр Муспелля, а из черепа Имира – сам небосвод.]. Расчленив первовеликана на куски, Один и его братья возводят собственное Мироздание. Один становится тем самым Альфэдром – Всеотцом.

Старый мир, мир великанов, мир Бергельимира, Бора, Бури, Бёльторна, Бестлы, Мимира великий Один перекроил на новый лад, упорядочив Бездну «Мировой Энтропии». Но Один и сам попирает (хотя несколько иным образом) и созданный им же самим миропорядок. Так произошло, когда асы нарушили данную великану при постройке стены вокруг Асгарда клятву, тем самым подорвав устои своего мира: «Крепкие были попраны клятвы, тот договор, что досель соблюдался…».

Именно Он, Один – тот, «что в битвах Губитель» – начал войну между асами и ванами. Хникар и Хникуд – хейти Одина, которые означают «сеятель раздоров».

Несоответствие жизни асов тем принципам, которые они провозгласили, – это источник разрушения мира. Асы сами породили своих противников – достаточно посмотреть, чем похваляется Один в «Песне о Харбарде» и в каком блуде Локи упрекает прочих асов, а затем сравнить эти «добродетели» со следующим списком.

«39. …Я видела, вброд
через тяжкие воды
клятвопреступники
и душегубы,
и те, кто чужих
жен соблазняли,
идут, и холодные
трупы гложут
Волк и Нидхегг.
Еще мне вещать?
Или хватит?..

…

45. брат на брата –
и гибнут в бранях,
родич на родича –
режутся рати,
мерзость в мире
настало время
меча и блуда,
щита разбитого,
ветра, Волка,
погибели мира,
человек человека
не пощадит»

    («Прорицание вёльвы»[14 - Пер. В. Тихомирова.]).
Это всё – прямые следствия поведения Одина. Он сам разрушил свой мир, он сам вверг его в хаос.

Уточним, что Один сперва упорядочивает на свой лад прежний, хаотичный с точки зрения богов, мир великанов, а потом ввергает в неопределённость своим трикстерным поведением этот собственный мир, попирая собственные же этические законы, которые лежат в основе мироздания асов[15 - Не следует, однако, опрометчиво противопоставлять одно другому (Хаос – Порядку), ибо где кончается Воля богов-асов, царствует Хаос великанов, а там, где ими же, асами, ограничена свобода начинается «несвобода». Да и сами этические законы возникают лишь тогда, когда есть кому их отражать, т. е. хотя боги и порождены ещё более высшими Вселенскими силами, но и сами порождают Волю этого Космоса, существующего «независимо». Круг замыкается. Иными словами, абсолютный беспорядок одновременно есть сама абсолютная упорядоченность.].

Локи в свою очередь тоже портит мир, сотворённый Одином, Вили и Ве (и выступает здесь как бы кривым отражением, Тенью Одина).

Имя и хейти Локи специалисты толкуют самым разным образом. Например, современник знаменитого Якоба Гримма, Бенджамин Торп, находит соответствие старо-норвежскому lokka – соблазнять. Лофт-Лопт он возводит к германскому luft – воздух (Торп, 2008, с. 115–116). Возможно, что-то типа русского «ветреник», то есть непостоянный, как ветер.

Локи и сам один из древнейших богов. Под именем Лодура Локи входит в одну из эддических триад. Торп описывает Лодура как «мягкое, благодетельное тепло, соединённое со Все-Отцом; однако впоследствии, подобно павшему на землю ангелу, сделался злым и лукавым, подобным всепожирающему пламени губителем». Лодур участвует в создании первых людей наравне с Одином.

«И трое пришло из этого рода асов благих и могучих к морю, бессильных увидели на берегу Аска и Эмблу, судьбы не имевших. Они не дышали, в них не было духа, румянца на лицах, тепла и голоса; дал Один дыханье, а Хенир – дух, а Лодур – тепло и лицам румянец».

«Однажды три аса благих и могучих шли вместе по берегу моря домой. На побережьи нашли они чаявших жребия – бессильно лежавших там Аскра и Эмблу. Души и дыханья у них ещё не было,/ Теплоты и движенья, и жизненных красок./ Гонир душу им дал, дал им Один дыхание,/ Дал Лодурр тепло и цветущие краски» (Старшая Эдда, под ред. А. Н. Чудинова, 1897).

Согласно «Перебранке…» Локи – побратим Одина. К тому же «братья его Бюлейст и Хельблинди», а Хельблинди (СлепоХель) – это хейти Одина из знаменитого перечисления в «Речах Гримнира», что наводит на размышления о сопоставимости триад Один–Лодур–Хенир и Хельблинди–Локки–Бюлейст.

Локи же, как только он вырвется на свободу, суждено предводительствовать теми, кто в дни Рагнарёка пойдёт войной на светлых богов. Война приведёт к гибели старых богов и перерождению Мира через смерть[16 - И смерть Одина, владыки нынешнего мира, и смерть Локи – якобы главного виновника бед, в общем-то, нелепы, как у всякого Трикстера. Один погибнет первым – его должен проглотить Фенрир – сын Локи, чудовищный Волк. А Локи будет убит белым асом Хеймдаллем, причём рогом или головой. Из этого некоторые исследователи предполагают, что Хеймдалль в битве не вполне антропоморфен.].

«…Дрогнул Иггдрасиль,
ясень трепещет,
трещит сердцевина –
вырывается йотун:
всё устрашится
в подземных землях,
когда он явится,
родич Сурта…»

Выражение «враг на свободе» относится к освободившемуся Локи. Почему вырывается турс (или йотун)? Да потому что Локи – лишь приёмный ас. Он родной сын великана Фарбаути и великанши Лоувейи. Таким образом, он и родич Сурт(р)а. Сурт(р) – «чёрный» – великан, сидевший на краю Муспельсхейма (страны огня на юге) с начала мира. Он пойдёт на асов войной вместе с Локи, убьёт Фрейра и сожжёт весь мир. Он – разрушитель мироздания.

Ранее я уже писал о симметриях северогерманского пантеона, указывая, что, по концепции С. Пивоварова, в нём есть выраженное дублирование функций. Суртр и Локи – дублёры (Гаврилов, 2006, с. 211–212). Согласно тому же Б. Торпу, корень слова Локи, присутствующий во многих языках, может восходить к санскр. loc «сиять», от которого происходят латинское luceo-lucs «светить/ свет», кимвровское llug «огонь», старо-норвежское logi «пламя».

«…Нагльфар плывет
С востока в ладье
Муспелля люди
плывут по волнам,
а Локи правит;
едут с Волком
сыны великанов,
в ладье с ними брат
Бюлейста едет».

Вот другой вариант перевода: