Мединститут

Порой даже просторный зал не мог вместить всех собравшихся. Опоздавшим из-за отсутствия мест приходилось стоять вдоль стеночки в два и три ряда. Совсем опоздавшие могли просто уже не поместиться.

Среди шестикурсников, самой многочисленной и самой пытливой публики, не все были субординаторами- хирургами. Присутствовала здесь сегодня и новенькая группа акушеров- гинекологов. Будущие специалисты по женским болезням (если беременность и роды можно было назвать «болезнями), придя в этот специфический мир, сразу же ощущали на себе то особое высокомерие и насмешливое презрение, с которым все, особенно самые молодые хирурги, относятся к нехирургам, а особенно к тем, кому тоже приходится пользоваться скальпелем в своей работе. Гинекологов или демонстративно не замечали, или ехидничали, поддразнивая, или просто молча мирились с их присутствием. Поэтому тем приходилось держаться дружно и кучно, стараться приходить первыми и сразу же занимать для своих самый дальний уголок зала, «забивая места» для опаздывающих.

Надя Берестова была одним из 12 студентов в этой группе. Она приехала сегодня специально пораньше, одной из первых, чтобы успеть оглядеться на новой кафедре и понять что к чему. Собираясь вполне осознанно связать свою дальнейшую жизнь с практическим акушерством, Берестова тем не менее питала определённую слабость к хирургии и к хирургам. Ещё до поступления в институт, она, будучи девушкой романтичной, находила в этих словах что-то априорно прекрасное и манящее к себе, точно белый парус на морском горизонте. На последнем курсе мединститута, когда каждый студент знает каждого, Берестова была известна под идиотской кличкой «Крупская», которая приклеилась к ней давным-давно. Наверное, это было связано с тем, что её звали Надежда Константиновна, как и супругу Ленина. Неизвестно, что за остряк придумал ей эту кличку, это так и осталось неразъяснённым. Было ясно, что у него не всё в порядке с ассоциативным мышлением и моральным кодексом- одним словом, дебил.

Кличка оказалась цепкой. Многие ребята, особенно с соседнего потока, совершенно не зная ни имени Берестовой, ни фамилии, при упоминании «Крупской» ехидно ухмылялись, показывая, что обладательница им хорошо известна. Надя лишь гордо пожимала плечами и вздёргивала голову повыше. Возникало впечатление, что весь курс состоял из дураков и дебилов…

Одев поверх платья тщательно накрахмаленный вчера халат и устроив на голову шапочку, Надя заняла место среди группы. Рядом уселась Галка Винниченко, её лучшая подружка последние два месяца. Обе девушки продемонстрировали бурную радость по поводу встречи и начали оживлённый брифинг о последних институтских новостях.

Обмен новостями тут же поглотил обеих, как могло показаться со стороны, но на самом деле 90% надиных чувств и внимания были ориентированы вовне. Её чуткий слух и острый взгляд фиксировали и мгновенно анализировали всё происходящее в зале. Слева в задних рядах рассаживалась смущённо и робко совсем зелень – пятикурсники. Эти ещё изучали госпитальную хирургию как предмет, а не специальность, наряду с иными клиническими дисциплинами. Спереди, уже много раскованней, занимали места шестикурсники- субординаторы, делавшие хирургию своей будущей профессией. Всех их Надя знала – одних лучше, других хуже, кого-то вообще только в лицо и по фамилиям. С ней здоровались. Одни только сухо кивали и отворачивались, другие радостно улыбались и что-то кричали. Гоша Шелест, курсовой Казанова, так вообще, пробрался к ним с Галкой по рядам, целовал ручки и сыпал комплиментами, девушки смеялись. Сумрачно пролез на своё место в предпоследнем ряду, как раз перед Надей, Серёжа Говоров, высокий серьёзный молодой человек, член Комитета комсомола института. Этот даже не поздоровался. Свинья…

Самое интересное начиналось в передних рядах. Туда понемногу сходились врачи клиник, настоящие хирурги. Принцип был тот же – молодёжь садилась подальше от сцены, опытные – поближе. В основном это были видные умные мужчины 30-40 лет, уверенные в себе, расслабленные, насколько возможно, исполненные спокойной иронии и самоуважения. Никого из них Надя не знала. Некоторые сразу садились, некоторые сначала обводили конференц-зал прищуренным взглядом, кому-то приветственно кивали, уже потом садились. Наде было очень приятно, что почти все эти прищуры обязательно задерживались на них с Галкой, что потом, уже сев, многие начинали усиленно шептаться с соседом и ещё раз или два взглядывать на двух новеньких студенток с сияющими глазами и чёлками из-под шапочек.

Самые первые ряды заполнялись в последнюю очередь, заполнялись представительными пузатыми дяденьками. Вид их был избыточно суров- это были заведующие отделениями, научные работники, преподаватели – словом пожилые и ответственные товарищи.

Общеклинические конференции проводились каждое утро, кроме субботы и воскресенья, и обстановка, подобная описанной, повторялась и повторялась. Ровно в 9.00 на сцене, точнее, помосте, появлялся профессор Тихомиров, здоровался, ронял своё обычное «Начинаем работать, товарищи», садился за стол и внимательно выслушивал отчёты дежурных. Тем обычно задавали вопросы с мест, иной раз очень хитрые и каверзные. Дежурный хирург порою затруднялся с ответом, тогда с места поднимался его зав.отделением и сам отвечал. Тут же ещё кто-нибудь поднимался с места и возражал. Начинался научно-практический спор, или «дискуссия», к которому подключались всё новые и новые лица, так что порою рабочая конференция перерастала в часовую полемику со множеством выступающих.

Понять иной раз, о чём идёт речь, было невозможно, настолько сложные вопросы затрагивались. Хуже всего тогда приходилось студентам пятого курса, совсем новичкам в хирургии. Но это нечасто случалось, в основном, конференцию удавалось закончить в течение получаса, максимум- сорока минут.

Любой дежуривший врач боялся не вопросов с мест, а вопросов самого Тихомирова, которые тот обязательно задавал в конце. Мощнейшая эрудиция Всеволода Викентьевича была общеизвестна, как и его умение всегда нащупать слабое место в докладе дежурного хирурга и «обуть» не только врача, но и заведующего, поднявшегося в поддержку «поплывшего» ординатора. «Отбиться всухую» от Тихомирова считалось большой удачей среди всех хирургов клиники.

Но сегодня профессор не появился, а в 9 часов на сцену вышел доцент Самарцев, поправил очки, кашлянул, дождался, пока шум в зале не стихнет и все обратят взоры на него, объявил:

–Всеволода Викентьевича сегодня не будет, так что начнём. Тишина в зале! – он слегка повысил голос, отодвинул стул, сел, и не то попросил, не то приказал:

–1-я хирургия.

На трибуну вышел невысокий полненький доктор в распахнутом белом халате и без шапочки, положил перед собой стопку историй поступивших за ночь и начал что-то тихо, так что в задних рядах ничего слышно не было, докладывать, поминутно оборачиваясь к Самарцеву. Доцент слушал очень внимательно, кивал, делал пометки у себя в блокноте.

Кто-то, виновато пригнувшись, начал пробираться по заднему ряду. Рядом с Надей оставалось последнее свободное место не только на ряду, но и во всем зале. Она заняла его для Вальки Кравцовой, ещё одной девчонки из группы, сдружившейся с ними с Галкой. Вальку Берестова заметила у входа среди опоздавших и сделала ей знак лезть сюда. Но вместо Кравцовой на сиденье тяжело плюхнулся какой-то небритый тип, примяв её сумочку. Надя еле успела её выдернуть из- под самой задницы типа.

–Осторожней нельзя, что ли? – внятным шёпотом спросила она. – Здесь, между прочим, занято!

Она бросила на с неба упавшего соседа уничтожающий взгляд. Это был её однокурсник, из хирургов, очкастый заумный тюфяк с какой-то писательской фамилией. Зощенко или Пастернак… Странно, но он был чуть ли не единственный, чью фамилию Берестова затруднилась вспомнить. А ведь учились в параллельных группах…

–Здесь что, электричка, – вызывающе отозвался тот. – Места для инвалидов Куликовской битвы?

–Во- первых, спрашивать надо, а во- вторых, смотреть, куда жопу пристраиваешь, – вскипела Надя.– У тебя вообще понятие о культуре имеется?

–У себя на кафедре будешь командовать, – немедленно отозвался тот, не глядя на неё. Надя открыла рот для ответа, но Галка толкнула её в бок. Оба говорили гораздо громче, чем надо. На них уже оглядывались с передних рядов, и даже доцент посмотрел в их сторону и укоризненно постучал ручкой по графину с водой.

–Придурок, – одними губами прошипела Берестова.

Булгаков, точно, однофамилец автора «Мастера и Маргариты». До чего ж неприятный тип, небрит, нечёсан, халат несвежий. Фу! Она отодвинулась от него как можно дальше и начала слушать отчёт 2- й хирургии. На трибуну вышел довольно молодой врач, не старше 25, и начал зачитывать с бумажки:

–Состояло 75, поступило трое, состоит 78. Поступившие- Фёдоров, 36 лет, острый панкреатит, Збруева, 59 лет, частичная толстокишечная непроходимость, Афанасова 24 лет- кишечная колика…

По тому, как он силился не сфальшивить где- нибудь, было видно, что дежурит совсем недавно. Как бы в ободрение ему все разговоры в зале прекратились, все внимательно слушали. Действительно, очень внимательно, хотя больные даже на Надин взгляд были простенькие, которых не требовалось ни оперировать, ни наблюдать, просто «откапать».

Самарцев тоже, казалось, обратился в слух.

Вообще, молодой доктор, вещавший с трибуны, выглядел импозантно. Это был довольно высокий, упитанный, даже холёный, мужчина с открытым лицом с крупными оформившимися чертами, говорившими о достижении зрелости. Несколько портили лицо маленькие глаза и реденькие брови, зато причесон был что надо, модный, когда убрано с боков, слегка спереди и в меру оставлено сзади. В городе так не везде и пострижёшься. Разве только в салоне «Астра» в центре, напротив Танка. Но там такие очереди…

–Спасибо, Пётр Егорович. Нет вопросов? 3-я хирургия…

Отчитавшийся ещё раз взглянул на доцента, на зал, не спеша собрал истории в стопку, и, высоко вздёрнув голову, спустился в зал. Чувствовалось, что он горд собою. Сидел он не очень далеко от сцены, в четвёртом ряду. Надя вопросительно взглянула на Галку. Та пожала плечами и тихонько тронула сидящего впереди знакомого.

–Серёжа, – прошептала она, – а это кто сейчас был? Ну тот, что выступал.

–Горевалов, – отозвался тот, не оборачиваясь. –Клинический ординатор.

Надя и Галя снова переглянулись. Фамилия им ни о чём не говорила, но молодой хирург явно произвёл впечатление на обеих.

Следом за 2-й хирургией пошла отчитываться 3-я, торакальная, т. е. лёгочная, за ней- 4-я, или гнойная. 1-я и 2-я считались абдоминальными, специализирующимися на хирургическом лечении заболеваний органов брюшной полости. По дежурству же особых различий между клиниками не было. Экстренные операции делались в каждой, в той, в какую направит поступившего ответственный хирург.

Аркадий Маркович вёл конференцию почти молча. Приняв отчёт дежурного, он кивал и отпускал, не задавая вопросов. Аудитория, привыкшая к «придиркам» Тихомирова, облегчённо вздыхала и ободрялась духом. Самарцев, выслушав, хоть и спрашивал: «Есть вопросы»?, но было видно, что лично у него вопросов нет, а раз так, то и у других их быть не может. Это чувствовалось сильно, и желающих задавать вопросы сегодня не возникло, хотя обычно поднималось сразу несколько рук с разных рядов.

–Спасибо, Иван Захарович, – поблагодарил он последнего докладчика, – есть вопросы по его дежурству? К Ответственному хирургу? Нет? Что ж, товарищи, – Аркадий Маркович встал, подавая пример всем, – конференция окончена. Благодарю за внимание.

-5-

«Сегодня Советское государство расходует на содержание одного больного  10 рублей в день. В санаториях, домах отдыха и туристских пансионатах ежегодно проводят свой отпуск около 65 000 000 человек»

(Советская пресса, октябрь 1986)

Собрание, загудев, начало расходиться. Булгаков, досадуя, что пришёл сюда сегодня, когда конференцию провёл Самарцев, а не Тихомиров, первым в зале вскочил с места и поспешил догнать высокого хирурга с густыми, абсолютно седыми волосами, в золотых очках. С высокомерным, брезгливым и ироничным видом тот не спеша проследовал между рядами к выходу и был застигнут Антоном на выходе из конференц- зала.

–Виктор Иванович! – окликнул он. –Здравствуйте!

–Привет, – буркнул тот, рассеянно подавая студенту широкую сухую ладонь. – Опоздал сегодня на эту пятиминетку– транспорт, сука. Везде бардак… Гиви не очень ругался?

–Ничего не сказал, Виктор Иванович.

Обладатель столь своеобразной лексики носил фамилию «Ломоносов» и был видавшим виды хирургом с 30- летним стажем.

–Да? Ладно, хоть на конференции я ему показался. Видел меня. Ну да хер с ним. Дежурил? Наши палаты как?

–Нормально, Виктор Иванович. Больная к операции подготовлена. Свиридову я на ирригоскопию без очереди пропихнул. Петляковой выписку написал…

Оба, высокий хирург и черноволосый студент, пошли по длинному коридору в толпе врачей и студентов. После конференции штатные сотрудники отделений, включая интернов и клинординаторов, расходились по рабочим местам, а субординаторы должны были собираться по группам, отмечаться у преподавателя, получать от него вводную на сегодня, и лишь тогда могли самостоятельно подключаться к лечебному процессу.

–А этот мудак как?

Вопрос был некорректен и предельно неконкретен. Но Булгаков сразу понял его.

–Больной Рыбаков: состояние средней тяжести, ближе к удовлетворительному. Особых жалоб нет, температуры нет, встаёт, ходит. Появился аппетит…

–Просрался?