Киллер и Кузя (сборник юмористических рассказов)

Михаил радостно засмеялся и открыл ноутбук.

Странно. Шуфутинский на всякий случай посмотрел на календарь. Нет, все верно. Третье сентября. Но позвольте! Где все шутки про его песню? В прежние года уже второго начинали праздновать, а что нынче? Он с беспокойством набрал номер телефона друга.

– Иван, привет! Ты не в курсе, что случилось с рунетом?

– Лично у меня работает, – отозвался Иван, – связь отличная, и ВК и Ютуб грузятся. А у тебя что?

– И у меня работает. Но сегодня ты сам понимаешь, какой день.

Иван на том конце провода некоторое время молчал. Потом осторожно ответил:

– Обычный день. Может я пропустил чего?

Михаил Захарович рассердился:

– Ваня, кончай дурака валять, я тоже люблю юмор, но сегодня не первое апреля! Сегодня третье сентября!

– И что? – снова спросил тупой Ваня.

Шуфутинский выругался и в сердцах бросил трубку.

– Черт-те что!

Но странное волнение овладело им. Михаил Захарович торопливо открыл браузер и вбил в поисковик: шуфутинов день третье сентября.

Результаты поиска повергли его в ступор. Такой песни не существовало. Не было никаких упоминаний о "шуфутиновых днях", не было ни приколов, ни шуток, ни мемасов.

Певец пошатнулся и с трудом устоял на ногах. Что такое? Что за всемирный заговор?! Некоторое время в каком-то упрямстве он продолжал гуглить этот запрос на все лады. Но глупый поисковик выдавал ему то окончание Второй Мировой Войны в 1945-м, то важную новость о том, как Григорий Первый стал папой в далеком 590-м году.

Михаил заглянул и на свой официальный сайт, и на группу в ВК.

НИ-ЧЕ-ГО. Были его другие песни, клипы, съемки концертов, но ЭТОЙ не было!!

Михаилу Захаровичу снова стало не хорошо. Что такое происходит? Он залпом выпил стакан воды и трясущимися руками включил конференц-связь, набрав Крутого и Николаева.

– Игореши, это Миша Шуфутинский. Что происходит? Куда делась наша песня про Третье сентября?! Только не говорите, что вы ее не сочиняли, а то я сейчас сойду с ума!

Первым отозвался добрый Крутой:

– Миша, ты главное, успокойся, но что-то не припомню я такой песни.

– Да я спокоен! – простонал Шуфутинский. – Но не могла же она мне присниться!

– А может и могла, – ехидно ответил Николаев, – если накануне ты… – Игорь откашлялся и запел. – А наш притончик гонит самогончик!

– Ах ты… – задохнулся от возмущения Михаил Захарович. – Ты же сам слова к Третьему сентября сочинял, сволочь!

– Да почему третье-то? – удивленно вскричал Игорь. – Если бы я сочинял, то я бы взял восьмое число. Мы в это день с Наташкой…

Шуфутинский не стал дослушивать откровения Дельфина и, рассвирепев, швырнул телефон в стену.

Чертовщина! Заговор! Он плюхнулся на кровать.

– Отключился, – удивленно сказал Крутой.

– Да, странный он какой-то в последнее время, – поддержал Николаев.

– А что, может на самом деле забабахаем ему песню, нехай старик порадуется со этим своим третьим сентября, раз так ему хочется? – подал идею композитор.

– Да легко, – согласился поэт.

Михаил Захарович вскрикнул и проснулся, вытирая пот. Приснится же такое! Какое-то третье сентября. Странные и непонятные слова все еще вертелись в его голове, не до конца отошедшей от сна: "рунет, вконтакте, ноутбук, мемасы… Гуглить.. Что такое гуглить? Ох, зря я вчера на ночь картохи с салом наелся…"

Раздался звонок телефона.

– Миша, мы тебе тут песню для альбома сочинили, – говорил в трубку его друг Игорь Крутой, – думаю в твоей пластинке следующего, 1994-года, она хорошо будет смотреться. Знаешь, как называется песня?

– Знаю, – ответил Шуфутинский.

Ничего себе фамилия!

– Дочь!

– Что, папа?

– Ну почему ты такая вредная? Опять вчера сделала мне сердцебиение!

Илья Булкин укоризненно потрясал руками, стоя на пороге в комнату дочери – семнадцатилетней Варвары, которую после развода с женой он воспитывал один. Варя что-то увлеченно строчила в ноутбуке. Она вздохнула и отвлеклась от своего занятия:

– Ну что еще, пап?

– Она еще спрашивает! Кто вчера домой в двенадцать ночи пришел?

– Ну начинается.

Булкин задумался, какое наказание наложить на Варвару, а потом тоном судьи, выносящим приговор матерому уголовнику, изрек:

– Наказываю тебя рублем, дорога дщерь! Просила на гитару, а вот фига тебе.

– Ну па-а-ап.

Булкин бы непреклонен.

– Все! И на Озоне меня, как у вас говорят, зарегай, сколько можно просить! Ну не дружу я с вашими интернетами, как ты понять не можешь!

Илья закрыл дверь, а дочь сердито прошипела в пустоту:

– Ну папочка, я тебя зарегаю на Озоне.