Кондрат Булавин

– Надобно ведь атамана походного. Вести кому полки в Ингрию?

– Ну, это можно опосля, – отмахнулся Зерщиков.

– Как же опосля? – встревоженно проговорил Максимов. – Царь будет возвращаться из Азова, спросит: кто начальник отряда? Что ему в ответ скажу?

– Василия Фролова походным атаманом пиши, – предложил один из старшин.

– Правда истинная, – поддержал Василий Позднеев. – Казак хороший.

Старшины согласились поставить Василия Фролова походным атаманом.

– Ну, в добрый час! – облегченно проговорил Максимов. – Сделали это дело – и гора с плеч.

Старшины разошлись, а атаман Максимов, не сомкнув глаз, составлял с писарем указы станичным атаманам о сборе казаков.

В станицах указы были встречены с большим воодушевлением, с казацкой страстностью.

– Испокон веку казак – защитник русской земли, бьет супостатов, – говорили казаки.

Закипела работа. Готовили оружие, коней, одежду, продовольствие для далекого похода – «на Сине море», «супротив свейского немца»[25 - Свейские немцы – шведы.].

Глава IV

Наступила осень, холодная, ветреная.

Лукьян Максимов, прислушиваясь к завываниям ветра за оконцем, раздевался, готовясь ко сну.

Дверь в горенку со скрипом приоткрылась, из-за двери выглянул Зерщиков.

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа… – проговорил он.

– Аминь! – ответил Лукьян, оглядываясь. – Ты, Илья Григорьич? Заходи.

Осторожно ступая длинными ногами, Илья Зерщиков вошел в горенку. Он молча прошагал к жарко накаленной изразцовой лежанке с причудливыми рисунками искусных мастеров, сел на лавку, поежился.

– Студено на улице.

– Студено, – подтвердил атаман.

В красном углу, перед образами в серебряных массивных ризах, завешенными парчовой занавеской с золотыми кружевами, тускло мерцала лампадка, роняя скупой свет. Атаман накинул на себя кафтан и, сунув босые ноги в теплые комнатные чирики[26 - Чирики – здесь глубокие туфли на шерстяной подкладке.], подошел к Зерщикову, сел рядом.

– Что, Илья Григорьич, скажешь? – с нотками тревоги в голосе спросил он, взглядывая на позднего гостя.

Зерщиков молчаливо посмотрел на атаманшу Варвару, снимавшую с себя перед зеркалом унизанную жемчугами кику. Атаман, поняв его взгляд, сказал жене:

– Подь-ка пока, Варвара, погляди, кто это там никак вошел…

Варвара недовольно фыркнула и, положив кику на стол, вышла, сердито хлопнув дверью.

Казаки проследили за ней глазами, и, когда дверь за Варварой захлопнулась, Зерщиков со злостью выкрикнул:

– До каких это пор мы будем терпеть?

– Ты о чем, Григорьич? – недоумевающе посмотрел на него атаман.

– Тебя, Лукьян, видно, ничего не тревожит? – спросил Зерщиков, сверля атамана злыми глазами.

– Нет, – простодушно ответил Максимов.

– Хм… тебе все хорошо…

– Да ты о чем это? – заморгал атаман. – Толком скажи, толком.

– А вот и толком, – горячась, начал выкладывать обиды Зерщиков. – Что стали делать с нами, донскими вольными казаками? А? Что? Тебя я спрашиваю, атаман. Кровушку мы свою проливали под Азовом, – желчно выкрикнул он, – думали-гадали: вот-де теперь нам польза будет от того, что забрали турскую крепость… Ан дело обернулось клином. Теперь этот Азов нам как, все едино, бельмо на глазу… Царь запретил нам зипуны добывать в турских да татарских землях. Азовскому губернатору заказано не пускать наших стругов в море…

– Правда, правда истинная, – сокрушенно вздохнул Максимов.

– То-то правда… Мало того, что не пускает нас в набеги воевода азовский, он еще требует, чтоб казаки гарнизонную службу несли. А когда это было видано, чтобы казаки в гарнизоне служили?.. Ну и порядочки установил царь-батюшка!

– К чему речь-то свою ведешь, Илья? – осторожно спросил атаман.

Но Зерщиков, не ответив, продолжал раздраженно:

– В скольких местах запрет на рыбную ловлю наложили!.. Скоро негде будет казаку рыбу ловить! Как казаку жить? А ежели какую рыбешку в недозволенном месте потайно поймаешь, то как ее продать? Сыск поведут, грозят смертной казнью. Лесу нарубить на постройку куреня ныне тоже не всюду дозволяется… Хлеб сеять – нельзя… Да что ж можно казаку, а-а? Что можно?.. Скажи, атаман? Как теперь жить, как кормиться?

Лукьян вздохнул.

– Да-а… тяжелое времечко подошло, Илья. Трудно вольному казаку… А тут, Григорьич, слыхал ай нет, получен государев указ, чтоб из верховых городков казаков, кои живут по речкам Хопру и Медведице, перевести и поселить по двум дорогам к Азов-городу: одних – от города Валуйки, других – от Рыбного…

– Это зачем же? – пристально взглянул Зерщиков на атамана.

– А затем, – пояснил атаман, – чтоб те казаки купили себе лошадей и сбрую и были почтарями. Будут возить летом и зимой почту из Москвы в Черкасск да Азов…

– Надумал царь-батюшка дело, – недобро усмехнулся Зерщиков.

– А тут еще, Илья, – наклонившись к уху Зерщикова, зашептал атаман, – жди скоро гостей на Дон.

– Это кого ж нечистая сила несет?

– Слыхал, будто царские стольники Кологривов да Пушкин приедут.

– За каким таким нечистым?

Максимов усмехнулся.

– Царь хочет всех беглых людей поизловить на Дону да сызнова к боярам отослать…

– Быть того не может! – вскричал Зерщиков, вскакивая. – Когда это было видано, чтоб беглых людей с Дона выдавали?